Философия свободного духа

 

Как и для Шестова и Франка, так и для Бердяева дух трансрационален. Бердяев убежден, что "о духе нельзя выработать понятия". Но, пишет он, "можно уловить признаки духа. Можно сказать, что такими признаками являются - свобода, мысль, творческая активность, целостность, любовь, обращение к высшему божественному миру и единение с ним. Этим рядом признаков объединяются "пневма" Священного Писания и "нус" греческой философии. Поскольку дух есть свобода, духовное мы должны понимать, прежде всего, как независимое от детерминации природы и общества. Дух, прежде всего, противоположен детерминизму. Дух есть внутреннее по отношению к внешнему, ко всему зависящему от внешнего. Внутреннее есть символ духа. Дух одинаково может характеризоваться пространственными символами глубины и высоты. Дух есть бездонная глубина и небесная высота...

 

...Дух есть прорыв в  этом отяжелевшем мире, динамика, творчество, полет. ...Дух не детерминирован  природным миром и есть прорыв  в нем. Через дух человек  есть образ ми подобие Божие.  Дух есть божественный элемент  в человеке. И через дух человек  может подниматься до высших  сфер Божества. Дух есть целостный  творческий акт человека. Дух  есть свобода, свобода же уходит  в добытийственную глубину. Свободе принадлежит примат над бытием, которое есть уже остывшая свобода. Поэтому дух не определяется законченным, совершенно оформленным, как бы уже статическим бытием. Поэтому дух есть творчество, дух творит новое бытие. Творческая активность, творческая свобода субъекта первична. Принцип причинности не применим к духу и его жизни.

 

...Дух не творится Богом,  как природа, дух эманирует от Бога, вливается, как бы вдувается Богом в человека. Таков его библейский образ. Но дух не только от Бога, дух также от начальной добытийственной свободы. В этом основной парадокс духа - он есть эманация Божества и он может давать ответ Божеству, который не от Божества исходит. Дух не только божествен, он богочеловечен, богомирен, он свободен в Боге и свобода от Бога. Об этом невозможно выработать понятие, эту тайну нельзя рационализировать, о ней возможен лишь миф и символ. Это есть тайна творчества и вместе с тем тайна зла. Человек, понятый окончательно как природное детерминированное существо, не стоит перед этой тайной, перед ней стоит лишь человек как существо духовное. Свобода, творчество и зло предполагают не только бытие, но и небытие. Но это небытие нельзя сделать предметом понятийного мышления.

 

...Дух иррационален, внерационален, сверхрационален. Рационалистическое понимание духа есть его искажение и принижение. Дух поставлен перед иррациональной, бессознательной природой в человеке, и он мужественно овладевает ею. В этой спиритуализации, не рационализации, моя природная основа представляется мне чуждой, детерминированной извне. Природа приходит извне, дух же идет изнутри. И Бога в человеке можно понять только через дух...

 

...Дух всегда есть настоящее,  обращенное к вечности. Дух вневременен, как и внепространственен. дух целостен и сопротивляется дроблению времени и пространства. Дух есть не бытие, а смысл бытия, истина бытия. Дух есть и ум, но ум целостный... Дух не тождествен сознанию, но через дух же переступаются границы сознания и происходит переход в сверхсознание. В духе есть прометеевское начало, восстание против богов и природы, против детерминизма человеческой судьбы, есть порыв и прорыв к высшему свободному миру".

 

 

Описание Бердяева не научно и вненаучно. Никакой беды в этом нет, потому что философия имеет право, но вовсе не обязана выступать в научном облачении. Обобщая результаты научного знания, философ, естественно, говорит языком науки, но анализируя такие предметы как добро и зло, любовь и ненависть, он совершенно законно обращается к языку поэзии и религии. "Пир" Платона признан, - хочется сказать "хрестоматийным", - образцом философского анализа. Но в нем анализируется любовь, и написан он отнюдь не языком науки. Так и бердяевское описание духа скорее напоминает изумительное описание любви у апостола Павла, нежели философствование Канта или Спинозы.

 

В попытке описать феномен  духовности Бердяев не особенно считается  даже с словарным употреблением  слова "дух" и соответственно оговаривает  это.

 

"Слово дух принято  употреблять в очень широком,  всеобъемлющем смысле слова. Прежде  всего, применяют слово дух  к разным коллективам. Говорят  и о духе народа, сословия, профессии,  войска, семьи и т.д. Говорят  о духе капитализма, который  есть умаление духа. В этом  всеобщем и метафорическом смысле  дух теряет свои специфические  признаки... Дух означает здесь  лишь объединяющую, оформляющую  данную группу энергию, которая  может быть и глубоко антидуховна. Поэтому применение к коллективам категории духа очень двусмысленно и требует осторожности".

 

Призыв к осторожности в устах Бердяева звучит неожиданно. Но здесь надо иметь в виду его  индивидуалистические наклонности. Субъективное начало сосредоточено для него в  человеке и в Боге, и нигде больше, - толкование понятий "соборности", "Духа Святого" и божественного  триединства в Святой Троице представляют для него немалое затруднение. Историк  русской философии о. В.Зеньковский  совершенно прав, указывая, что персонализм  Бердяева симпатизирует лейбницевскому понятию замкнутой в себе монады. Бердяевское понятие духа отверсто и открыто, но бердяевское понятие субъекта и личности замкнуто и закрыто. Его субъект не соотнесен с другими субъектами, его "я" не связано с ничьим "ты"... О слиянии "я" и "ты" в общем "мы" у Бердяева сказано глухо. Дух Бердяева замкнут и одинок.

 

Но вернемся к его описанию духа, явно одностороннему, но вскрывающему природу духовной энергии с завидной силой и яркостью.

 

Бердяев пишет: "Принято  употреблять выражение субъективный и объективный дух, личный и универсальный, т.е. всеобщий дух. Употребляя эти выражения, обыкновенно признают примат объективного духа над субъективным, универсального над личным. ...В действительности самое словосочетание 'объективный  дух' сомнительно и двусмысленно. Ничто объективное, ставшее объектом, не имеет внутреннего существования. Внутреннее существование имеет  лишь субъект, внутреннее существование  имею я, имеешь ты, имеем мы. Поэтому  мы признаем реальность 'мы', это 'мы' мыслится как объект. Объективного духа не существует. Существует лишь объективация духа. Совершенно так же нужно сказать, что дух  всегда личен и связан с личностью. Свобода, творческая активность, общение с Богом и с людьми в любви присущи лишь субъекту и личности. Объективный дух не может иметь общения с Богом, не может любить, не может быть свободным, определяемым из глубины. Глубина лишь в субъекте. Объективный дух не может иметь общения с Богом, не может любить, не может быть свободным, определяемым из глубины. Глубина лишь в субъекте. Объективный дух есть детерминизм и закономерность, он есть порождение мысли, которое принимают за самостоятельную реальность".

 

Здесь Бердяев почти дословно повторяет известное ему, конечно, марксистское положение о надстройке. Объективный дух для него - надстройка, но надстройка не над материей, а  над духом же, над тем живым  духом, который обитает только в  личности, только в субъекте. Этот дух  означает для Бердяева:

 

"...прерывность, прорывность в жизни мира, в истории мира. Дух не действует путем эволюции. Нет развития духу, что означало бы закономерность и было бы противоположно свободе. У Гегеля сама свобода была закономерностью. Дух есть прорыв. Он действует как сила, переступающая пределы и границы. И дух приходит из тайны и бесконечности. Дух действует в человеке, в человеке есть духовный опыт...

 

Дух есть в-себе-бытие, т.е. неопределяемость извне... От объекта не приходит ничего духовного. Вне свободы духовное ничего не значит. Объективация, противоположная свободе, есть вторичное и производное и ее необходимо понять изнутри. Для этого необходимо понять процесс символизации, отношение между символом и реальностью".

 

К этому отношению сводится для Бердяева, по сути дела, вся проблематика оформления и воплощения духа. Учение об объективации составляет, пожалуй, наряду с учением о добытийственной несотворенной свободе, важнейшую часть философии Бердяева. Разумеется, мы не сможем полностью развернуть это учение, но даже и беглое знакомство с ним может дать богатый материал для размышления.

 

 

3. ДУХ ЕСТЬ ТВОРЧЕСТВО

 

"Дух дышит, где хочет". - Эти апостольские слова можно  было бы поставить в эпиграф  тому, что Бердяев пишет о духе. Ибо именно эту сторону духовности, ее не из природного мира  исходящую свободу он чувствует  исключительно глубоко и сильно, из страстной любви к ней  так же страстно отталкиваясь  от того, что он называет "объективацией  духа". В его книге "Дух  и реальность" целая глава посвящена  объективации. Почитаем отрывки  из это главы. Бердяев пишет:

 

"Дух есть творческая  активность. Всякий акт духа есть  творческий акт. Но творческий  акт субъективного духа есть  выход из себя в мир. Во  всяком творческом акте привносится  элемент изначальной свободы,  элемент, не определяемый миром.  Творческий акт человека, всегда  исходящий от духа, а не от  природы, предполагает материал  мира, предполагает множественный  человеческий мир, он исходит  от духа в мир и вносит  в мир новое, небывшее. Творческий акт духа имеет две стороны - восхождение и нисхождение. Дух в творческом порыве и взлете возвышается над миром и побеждает мир, но он также нисходит в мир, притягивается миром вниз и в продуктах своих сообразуется с достоянием мира. Дух объективируется в продуктах творчества и в этой объективации сообщается с данным состоянием множественного мира. Дух есть огонь. Творчество духа огненно. Объективация же есть охлаждение творческого огня духа. Объективация в культуре всегда означает согласование с другими, с уровнем мира, с социальной средой. Объективация духа в культуре есть его социализация.

 

...Субъективное исходит  в объективное, бесконечное исходит  в конечное, огонь исходит в  охлажденных продуктах. Происходит  как бы пленение духа, с его огненным, устремленным в бесконечность характером социальной действительностью. Это пленение происходит в исторической церкви, как социальном институте, у книжников и фарисеев, в застывших ортодоксиях, в государстве, организующем дух, в законническом морализме, в формальном искусстве, претендующем на классицизм, в духе академичности,. организующей и нормирующей познание, в законнической семье, подавляющей любовью и так далее. Дух реально, экзистенциально воплощается в человеческой личности, в ее творчески интуитивном отношении к жизни и в братском общении людей, а не в объективированном обществе, государстве, исторической жизни нации..."

 

Учение об объективации, несомненно, решающий, но вместе с тем  и самый слабый момент в бердяевской философии духа. Оно грешит пренебрежением к жизни и к миру. Верно, что дух воплощается в личности, в субъекте, верно, что он проявляется в творчестве и общении. Но люди творят и общаются не в безвоздушном пространстве. Они творят и общаются в духе, но творят они определенные предметы и общаются через предметы и во имя предметов. Подлинное творчество и подлинное общение меньше всего парение в заоблачных высях. И едва ли можно согласиться с Бердяевым, когда он просто напросто объявляет, что "субъективный дух не узнает себя в том, что называют 'объективным духом'". Узнает. Иногда к сожалению, а иногда и к великой радости. Этой радости Бердяев не видит, его философия трагична, и он сам понимает это: "История есть трагедия духа".

 

Но прочтем еще один отрывок:

 

"...Творческий субъективный  дух не может узнать себя  в своих исторических объективациях.  Христианского откровения нельзя  узнать в исторической объективации  христианства... Дух революции нельзя  узнать в исторической объективации  марксизма. 'Свободы, равенства и  братства' нельзя узнать в обществах,  объективировавших эти лозунги.  Огненный творческий дух не  может себя узнать в своих  продуктах, в своих книгах, теориях,  системах, художественных произведениях,  институтах. Объективация в истории,  в культуре есть великое дело  активного творческого духа, но  оно есть и великая неудача.  И это не значит, что дух  совсем не должен себя объективировать.  Это значит, что мир должен  кончиться, что история должна  кончиться, что мир объективный  должен угаснуть и замениться  миром существования, миром подлинных  реальностей, миром свободы. Творческий  огонь гения всегда в сущности  хотел, чтобы этот мир детерминации  и объективности сгорел и был  заменен миром свободы и творческого  полета. В объективации, в культуре, в истории даны лишь символы,  знаки, прообразы реального преображения..."

 

Идея конца мира, преображения всей вселенной - одна из любимейших идей Бердяева. Одна из его поздних книг названа "Опыт эсхатологической метафизики". Желание написать такую книгу, создать образ мира, исходя из идеи его конца, естественно для его философии духа. Во введении к "Философии свободного духа" Бердяев пишет, что его мышление "принадлежит к философии профетической в отличие от философии научной, если употреблять терминологию предложенную Ясперсом".

 

Возможно, что Бердяев  и любил порой щегольнуть своим  профетизмом. Недаром еще в начале века он был фигурой в салоне Мережковских и принимал живейшее участие в причудах декадентского мистицизма. Но пророческие формы мышления у него не оттуда. Они, думается, скорее от его юношеского увлечения Марксом, тоже пророчествовавшим о преображении капитализма в коммунизм, о мессианстве пролетариата, об ином мире, в котором свобода таинственным образом сольется с необходимостью, и о расцвете всего и вся в результате прекращения эксплуатации человека человеком.

 

Порвав с марксизмом и  бесконечно далеко уйдя от него, Бердяев  на всю жизнь полюбил, однако, профетический  стиль мышления. Или, скорее наоборот, именно его профетические склонности и толкнули его в юности в объятия  марксизма, а в зрелости выразились в эсхатологической направленности его мысли и в неуменье улавливать связи между природой и духом, идеалами и действительностью, к  убеждению, что история есть неудача  духа и трагедия духа.