Шпаргалка по дисциплине "Зарубежная литература" (вторая половина 20 века)

Природа

В. Ерофеев так пишет о природе в прозе французского мыслителя в своей работе «Проза Сартра»: «У Сартра природа вездесуща, омерзительна и агрессивна (и потому отнюдь не абсурдна — враждебность уже есть осмысленность). В „Тошноте“ материальный мир состоит не столько из вещей, сколько из веществ — из аморфных, болотно-зыбких, прилипчиво-клейких субстанций. Герой романа воспринимает их засилье панически, как „страшную угрозу“: на улицы приморского города наползает плотный, вязкий туман, под прикрытием которого вот-вот произойдёт что-то ужасное, колышущаяся поверхность воды скрывает от глаз какое-то гнусное чудовище, копошащееся в тине, даже мягкое сиденье в трамвае внушает отвращение, словно вздутое брюхо дохлого животного… Природа у Сартра — не творящая, а поглощающая, она обволакивает человека влажной, грязной поверхностью предметов, не оставляет ему ни малейшего просвета, норовит без остатка растворить в своей холодной, безразмерной утробе. От её агрессии не защищает мягко-податливая, тоже природная оболочка человеческого тела. Тело предательски открыто, проницаемо для природных обменных процессов; об этом говорят навязчивые, демонстративно неблагоприличные мотивы потения, телесных запахов, испражнения, наконец, пресловутой тошноты…».[7] Море Антуаном, например, видится так: «НА САМОМ ДЕЛЕ море — холодное, чёрное, оно кишит животными; оно извивается под тоненькой зелёной плёнкой, созданной, чтобы обманывать людей»[3], парк — «Дерево скребёт землю под моими ногами чёрным когтем… вокруг меня была только жёлтая земля, из которой во все стороны торчали мёртвые, сухие ветви».

Размышления о самоубийстве

Размышляя, Антуан приходит к выводу, что его существование не просто бесполезно, а что он — «лишний». Этот страшный вывод герой делает, когда думает, что на самом деле все окружающие его предметы связывает только одно — бесполезность, что они все — лишние. Эта мысль приводит героя к идее самоубийства. Впрочем, он находит «спасительную лазейку», как пишет Виктор Ерофеев в «Прозе Сартра», «в которую устремляется с проворностью ящерицы». «Я смутно мечтал о своём уничтожении, чтобы ликвидировать по крайней мере одну из излишних экзистенций. Но моя смерть была бы также излишней. Излишним был бы мой труп, излишней — моя кровь на этих камнях, среди этих растений… я был лишним для вечности»[3] — записывает Антуан в свой дневник.

Другие персонажи

Помимо Антуана, мы можем назвать ещё двух важных персонажей романа, это Анни и Самоучка.

Самоучка

Самоучка однажды зашёл в библиотеку, посмотрел на многочисленные полки с томами, подошёл к букве «А», и начал чтение книг подряд. Семь лет ему понадобилось, чтобы дойти до буквы «L». Ещё шесть лет, считает он, и завершится его самообразование. Тогда он мечтает отправиться на Дальний Восток, в поисках приключений. Самоучка практически боготворит Антуана, внимает каждому слову, всегда радуется их общению — которое сам Антуан старается избегать. Антуана даже посещает шальная мысль об убийстве Самоучки. Останавливало его прежде всего то же самое, что удерживало от самоубийства — идея о том, что всё это будет лишним. «…крик, который испустит Самоучка, будет лишним — и кровь, которая польётся у него по щеке, и суета людей — тоже лишними. И так существует достаточное количество вещей».[7] Самоучка всегда обращается к нему уважительно «мсье», хотя Антуан "никак"вежливо-корректен. В этом можно увидеть один из парадоксов романа. Герой страдает от одиночества, но он не хочет его нарушать. Самоучка же, наоборот, гуманист. Однажды он разоткровенничается, и поведает Антуану о своей любви к людям, на что тот жёстко ответит: «…людей так же невозможно ненавидеть, как невозможно их любить». Герой Сартра тогда называет себя если не антигуманистом, то просто НЕ гуманистом. Виктор Ерофеев считает, что Самоучка "похож на склад отброшенных Сартром «иллюзий». Его тезис предельно прост: в жизни есть смысл, потому что «ведь есть люд». Человек для Самоучки — ценность аксиомная, не допускающая сомнений. Ради служения этой ценности Самоучка записался в социалистическую партию, после чего его жизнь стала праздником: он живёт для других. Опровержение этого тезиса в романе идёт за счёт иронического отношения к идеальной модели человека — ценности, которой противопоставляется реальный, «каждодневный человек».[7]

Очень важен диалог в среду с Самоучкой, именно тогда Рокантен произносит свои крылатые фразы: «Просто я думаю, (Рокантен по тексту) говорю я ему смеясь, — что все мы, какие мы ни на есть, едим и пьём, чтобы сохранить своё драгоценное существование, а между тем в существовании нет никакого, ну ни малейшего смысла.» «На мой взгляд, — говорю я Самоучке (Рокантен по тексту), — людей так же невозможно ненавидеть, как невозможно их любить.» С другой стороны Самоучка спрашивает Рокантена: «Неужели вы стали бы писать на необитаемом острове? Разве люди пишут не для того, чтобы их прочли?»

Строго говоря, этими фразами Сартр нарисовал черты героев, создав одновременно парадоксальной развязку романа.

Анни

Ещё один немаловажный персонаж, о существовании которого мы узнаём в начале книги, это Анни. Мысли об Анни, с которой Антуан расстался несколько лет назад, начинают посещать его всё чаще с тех пор, как с ним произошла перемена, с тех пор, как он заболел Тошнотой. А записка, которую она присылает, пробуждает в нём воспоминания о ней, и герой уже не может не думать об Анни. Когда они всё-таки встречаются, это событие наводит на Антуана ностальгию по старым временам, которые, впрочем, всё равно не вернуть, что очень удручает героя. Мы видим, что Антуан и Анни чем-то похожи. "Духовная жизнь, или, вернее, духовное небытие, Рокантена и Анни имеет много общих черт. Можно было бы даже сказать, что Анни — двойник Рокантена в женском обличий, если бы из их разговора не выяснилось, что скорее Рокантен следовал за Анни по пути постижения «истины», нежели наоборот. Анни живёт, окружённая умершими страстями. Приехавшему «спасаться» Рокантену, оказывается, нужно «спасать» самому, но — «что я могу ей сказать? Разве я знаю причины, побуждающие жить? В отличие от неё, я не впадаю в отчаяние, потому что я ничего особенного не ждал. Я скорее… удивлённо стою перед жизнью, которая дана мне ни для чего». Встреча с Анни только усугубляет тяжёлое положение протагониста. По возвращении в Бувиль он страдает от одиночества ещё сильней. Антуан говорит о себе: «Одинокий и свободный. Но эта свобода несколько смахивает на смерть»[3].

Конец романа

Ближе к концу романа, Рокантен, кажется, нащупывает решение. Сам он, видимо, не может быть таким же прекрасным и гармоничным, как песня Негритянки, но он может создать что-то, что таким будет. Герой, когда его фантазия начинала работать особенно бурно, несколько раз приходил к мысли, что о маркизе де Рольбоне лучше писать роман. И этот роман, его произведение, гармоничностью и красотой обладать может. Если биография маркиза никому не нужна, то он напишет историю, которая «должна быть прекрасной и твёрдой как сталь, такой, чтобы люди устыдились своего существования»[3].

Тем самым можно спастись от повседневности, стать чем-то в глазах людей. Как следует расценивать такое решение? Счастливый ли это конец? Возможно. В последней записи герой с надеждой пишет «Конечно, вначале работа будет скучная, изнурительная, она не избавит меня ни от существования, ни от сознания того, что я существую. Но наступит минута, когда книга будет написана, она окажется позади, и тогда, я надеюсь, моё прошлое чуть-чуть просветлеет»[3]. Но есть мнение, что это спасение — мнимое, всего лишь бегство от реальности от недостатка мужества, и это, скорее всего, страх перед Истиной. «…он захотел несбыточного: перенестись в иной мир, по ту сторону тошнотворного болота повседневности. Но „очищающая рефлексия“ неумолимо требует от человека стать человеком, именно стать, ибо Бог (если бы он существовал) может „быть“, как каменное изваяние египетской пустыни, неподвижный тысячелетний свидетель работы космических сил и муравьиных стараний людей, а человек может только „становиться“, непрерывным напряжением воли и разума осуществляя „проект свободы“ в этом — единственно существующем — мире. Истина требует от человека действия во имя свободы — таков был философский вывод, навеянный романом»[2] — таким видит финал романа М. А. Киссель.