Условия становления толерантности

Но повторим, в принципе, деятельность, включающая насилие или прямо на него направленная, считается уголовным преступлением  повсеместно. Иное дело – ксенофобная пропаганда и связанная с ней организационная деятельность. Здесь уже никакой единой традиции на Западе не существует.¹ (Сейчас в рамках Европейского союза обсуждается возможность гармонизации уголовного законодательства, но это обсуждение еще далеко до завершения.)

США, в  отличие от Европы, не желают ни в  чем ограничить свободу высказываний и ассоциаций: по мнению американцев, их общество способно морально противостоять  влиянию любой, самой неприемлемой пропаганды. Первая Поправка к Конституции безусловно запрещает государству ограничивать свободу слова. Европейские общества не настолько верят в свои силы и предпочитают многое передоверять государству, в том числе – и противодействие национал-радикальной пропаганде. И надо сказать, что позиции обеих сторон подтверждены их историческим опытом.

Россия  в этом смысле – безусловно европейская страна. И она это подтвердила формально, признав ратифицированные еще СССР Международную Конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации и европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод. Эти базовые документы рассматривают два вида недопустимой ненасильственной деятельности – направленную против признанных в обществе ценностей и расистскую.

Статья 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, утверждающая в  пункте первом свободу слова, содержит и пункт второй:

«Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными  формальностями, условиями, ограничениями  или санкциями, которые предусмотрены  законом и необходимы в демократическом  обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности  или общественного порядка, в  целях предотвращения беспорядков  или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации  или прав других лиц…»

Аналогичные оговорки есть и в статьях о  свободе совести и о свободе  собраний и объединений. Важна также  статья 17 Конвенции:

«Ничто в настоящей Конвенции  не может толковаться как означающее, что какое-либо государство, какая-либо группа лиц или какое-либо лицо имеет  право заниматься какой бы то ни было деятельностью или совершать  какие бы то ни было действия, направленные на упразднение прав и свобод, признанных в настоящей Конвенции, или на их ограничение в большей мере, чем это предусматривается в Конвенции».

Эта статья не только ограничивает государство, но и отказывает частным лицам и  ассоциациям в праве действовать с целью «упразднения прав и свобод», что прямо относится к крайним политическим группировкам.

А в Международной конвенции о  ликвидации всех форм расовой дискриминации сформулированы следующие обязательства:

«Статья 2. п. 1“b”.

Каждое государство-участник обязуется  не поощрять, не защищать и не поддерживать расовую дискриминацию, осуществляемую какими бы то ни было лицами или организациями.

Статья 4.

Государства-участники осуждают всякую пропаганду и все организации, основанные на идеях или теориях превосходства  одной расы или группы лиц определенного  цвета кожи или этнического происхождения, или пытающиеся оправдать, или поощрять расовую ненависть и дискриминацию в какой бы то ни было форме, и обязуются принять немедленные и позитивные меры, направленные на искоренение всякого подстрекательства к такой дискриминации или актов дискриминации, и с этой целью они в соответствии с принципами, содержащимися во Всеобщей декларации прав человека, и правами, ясно изложенными в статье 5 настоящей Конвенции, среди прочего:

а) объявляют караемым по закону преступлением  всякое распространение идей, основанных на расовом превосходстве или  ненависти, всякое подстрекательство  к расовой дискриминации, а также  все акты насилия или подстрекательства  к таким актам, направленным против любой расы или группы лиц другого  цвета кожи или этнического происхождения, а также предоставление любой  помощи для проведения расистской деятельности, включая ее финансирование;

b) объявляют противозаконным и запрещают организации, а также организованную и всякую другую пропагандистскую деятельность, которые поощряют расовую дискриминацию и подстрекают к ней, и признают участие в таких организациях или в такой деятельности преступлением, караемым законом».

Здесь надо отметить три момента. Первый – термин «расизм» понимается в Конвенции  применительно к любым этнически  определяемым общностям.

Второй  – акцентирование внимания не только на пропаганде расовой ненависти, но и на поощрении дискриминации. В  Европе тема дискриминации гораздо  заметнее темы расистской пропаганды (при всей очевидной взаимосвязанности  этих явлений), поскольку практической дискриминации, практикуемой властями или корпорациями, всегда в некотором  смысле «больше», чем пропаганды национал-радикальных группировок. Тем более это верно в России, но у нас в общественном дискурсе пропаганда пока явно заслоняет дискриминацию.

Третий  важный момент – государства берут  на себя в соответствии с Конвенцией не столь уж определенные обязательства. Например, в государстве должен быть закон, карающий любое содействие расистской пропаганде, но Конвенция не предписывает, как именно оно должно наказываться. И выбор конкретных мер оказывается весьма широк – от мелкого штрафа до тюремного заключения. Из Конвенции не вытекает также, что любое правонарушение такого рода должно рассматриваться непременно как уголовное преступление, может - и как административное правонарушение (так это и есть в российском законодательстве). Впрочем, отнюдь не во всех странах, ратифицировавших эту Конвенцию, воплощены в законы все процитированные обязательства.

Вообще, вариаций на тему законодательства, так  или иначе направленного против неприемлемых политических крайностей, столько же, сколько и государств. Но стоит выделить самые интересные для нас направления этой «отрасли»  европейского законотворчества.

В ряде стран  действуют специальные законы, принятые именно как чрезвычайные меры по недопущению  реставрации фашизма или нацизма  в тех формах, которые были явлены в этих странах. Конечно, это –  избирательное законодательство, но формально оно не противоречит Европейской  Конвенции, так как неофашисты и  неонацисты занимаются деятельностью (в том числе и пропагандой), нарушающей установленные ограничения  свободы слова.

Так, в  Австрии до сих пор действует  и модифицируется по мере общественной  потребности принятый еще в 1945 году закон о запрете НСДАП. Этот закон  запрещает не только деятельность организации  с таким названием, но также и  пропаганду ее идей, оправдание преступлений нацизма или попытки организационной  нацистской деятельности. Сформулировано это весьма широко – от 10 до 20 лет  грозит тому, кто попытается «создать объединение, целью которого является посредством деятельности в духе национал-социализма… подрывать общественный порядок». Тюрьма на вполне серьезные сроки грозит также за любое содействие такому объединению, включая пропаганду. За ненасильственные действия «в духе национал-социализма» полагается от года до трех лет тюрьмы, в том числе – за оправдание действий нацистов.

Аналогично, в Италии суровые (до 20 и более  лет лишения свободы) наказания  ждали с 1947 года тех, кто пытается восстановить фашистскую партию или  монархию (именно так!). Организации  должны распускаться, а пропаганда фашизма может повлечь приговор до трех лет лишения свободы.

Важно понимать при этом, что под фашизмом в  Италии понимается не то, что у нас. Там это слово – не предмет  политологических или иных дискуссий, а обозначение конкретного политического  течения – муссолиниевского (закон 1947 года сменился в 1952 г. на другой, но суть осталась примерно той же). Отсылки «постфашистских» европейских государств к своему всем понятному прошлому делали и делают такие законы легко применимыми. В самой Италии антифашистское законодательство не применялось в 1950-1960-е годы, но с обострением политического кризиса в начале 1970-х оно начало применяться, и вполне успешно.

В Португалии, освободившейся от диктатуры Салазара только в 1970-е, тоже был принят антифашистский закон. Видимо, его авторы учитывали критику самой идеи узконаправленных законов, да и режим Салазара не все исследователи квалифицируют как фашистский. Поэтому в португальском законе 1978 года написано:

«…фашистскими считаются организации, которые в своих уставах, манифестах, сообщениях и заявлениях руководящих и ответственных деятелей, а также в своей деятельности открыто придерживаются, защищают, стремятся распространять и действительно распространяют принципы, учения, установки и методы, присущие известным истории фашистским режимам, а именно: ведут пропаганду войны, насилия как формы политической борьбы, колониализма, расизма, корпоративизма и превозносят видных фашистских деятелей».

Так определяемые организации запрещаются Верховным  Судом, а люди, занимавшие в них  руководящие посты, должны быть осуждены на сроки от 2 до 8 лет.

В Германии пошли по пути более широкого обобщения. Согласно Конституции ФРГ, Федеральный  конституционный суд может объявить организацию антиконституционной  за действия против демократии. Это  означает не только ее запрет, но и запрет любых идеологически сходных  организаций, причем попытки осуществлять запрещенную деятельность являются уголовным преступлением. Самих  решений об антиконституционности было всего два – по неонацистам в 1952 году и по коммунистам в 1956 году, но запретов конкретных организаций на основе этих решений было гораздо больше.

Пропаганда  в пользу запрещенных организаций, а по сути – их идеологии, наказывается штрафом или лишением свободы  до трех лет. Точнее – преступны  «только такие публикации, содержание которых направлено против свободного демократического строя или идеи взаимопонимания народов». И то же относится к распространению  их символики.

В германских законах есть также «техническая», но важная (и, увы, отсутствующая в  российском законодательстве) оговорка – не наказываются материалы или  действия, которые «служат цели просвещения  граждан, искусству или науке, исследованиям  или преподаванию, ознакомлению с  событиями прошлого или с историей или предпринимаются в аналогичных  целях».

Вообще, германские законы концентрируются  не на запрете того или иного вида пропаганды, а на защите именно демократического строя и безопасности (даже –  чувства безопасности) тех или  иных групп. Не случайно, что на основе упомянутых решений конституционного суда ни в какой момент не были запрещены  все крайне правые и крайне левые организации.

Еще в  германских законах, в отличие от австрийских, бельгийских, шведских и  т.д., нет расистского мотива преступления как отягчающего обстоятельства. Но на практике это отягчающее обстоятельство все равно возникает – через более общее понятие "низменного мотива". Общество, осознающее расистский мотив как низменный, находит способ отразить это в правоприменении.

Что касается hate speech, то есть пропаганды ненависти по отношению к этническим группам (реже – религиозным, еще реже – иным), то он является уголовно наказуемым деянием почти во всех странах Европы. Общей чертой этих законов является отсутствие детального прояснения вопроса о том, насколько резким и оскорбительным должно быть высказывание, чтобы стать уголовно наказуемым (очевидно все-таки, что не всякое этнически окрашенное оскорбление должно рассматриваться как уголовное преступление). Следователи и судьи руководствуются относительно стабильными и общепринятыми представлениями о недопустимом в их обществах.

По-разному  решается проблема необходимости доказывания  умысла в таких преступлениях (проблема, хорошо известная в России: ст.282 УК РФ, в отличие от предшествовавшей ей ст.74 старого УК. об умысле не упоминает, но он настойчиво возвращается в Комментариях к УК). Например, в Канаде доказательство умысла требуется, а в Германии, Великобритании или Нидерландах не требуется вовсе. Верховный Суд Нидерландов принял каноническое в этом смысле решение: «Является ли оскорбительным для группы лиц высказывание в их адрес относительно их расы и (или) религии определяется природой самого высказывания, а не намерением того, кто его публикует».

Применение  таких статей весьма неравномерно и  эта неравномерность мало коррелирует с реальным размахом hate speech. В частности, почти нет таких дел в Ольстере или в Израиле.

Отдельно  стоит отметить опыт Франции, где  соответствующее законодательство появилось только в 1970-е годы. Публичные  расистские выступления и оскорбления  наказываются большими штрафами или  заключением от полугода и выше, лишение свободы применяется  лишь при рецидиве преступления. К  ответственности могут быть привлечены также и соучастники – издатель, редактор и т.д. Важная особенность  французского законодательства – возможность  лишения пассивного избирательного права в качестве дополнительной меры наказания.

В 1987 г. и 1990 г. уголовными преступлениями стали оправдание преступлений против человечности и отрицание таковых (конечно, применительно к юридически признанным преступлениям). Причем здесь возможно сразу лишение свободы от пяти лет и от года соответственно. Французское право знает понятие запрещенной иностранной публикации, и распространение, например, «Протоколов сионских мудрецов» наказывается наравне с отрицанием Холокоста.