Теоретические основы социально-педагогической помощи людям, готовящимся к выходу из мест лишения свободы

      Представление о возможности «переделывать» личность путем дозировки карательно-режимных ограничений (опаснее  преступник  - сильнее кара - больше исправительный эффект) - атавизм, уходящий своими корнями  в реформаторские учения ХХ века. Вера в него сопровождалась целенаправленным и изощренным причинением боли сотням тысяч людей и не принесла до сих  пор сколько-нибудь убедительных доказательств.

      Ф.М.Гординец и Н.Ю.Самарин считают, неприемлемой идею сделать систему отбывания  наказания еще более дифференцированной, предусмотрев в качестве начальных  условий его отбывания так  называемую «строгую изоляцию» - водворение осужденных в закрытые помещения  типа общих камер. Реализация этого  предложения, по их мнению, будет означать, что осужденные попадут в еще  большую зависимость от  администрации, которая получит дополнительные средства поддержания внутреннего  порядка в учреждении. Совершенно очевидно, что все это находиться далеко оттого, что можно назвать  воспитанием. Здесь воспитательная задача подменяется дисциплинирующей, точнее, первая приносится в жертву второй.

      По  мнению психологов-пенитенциаристов, на этапе конструирования возможных  форм отбывания лишения свободы  законодатель должен учитывать, что  интересы исправления требуют не наращивания и дифференциации тягот, адресованных осужденным, а сведения их к минимуму, достаточному для  выполнения наказанием нормостабилизирующих задач и  поддержания общественной безопасности.

      Помимо  наказания в рамках воспитательного  процесса к осужденным должны применяться  и некарательные меры - то, что  раньше принято было называть исправительно-трудовым воздействием. В тоже время осужденный помещается в уголовно-исполнительное учреждение не для того, чтобы к  нему применили воспитательные меры некарательного характера и, таким  образом, сделали его «лучше», а  воспитательные меры применяются к  нему в связи с тем, что он оказался в уголовно-исполнительном учреждении и, в результате этого, может стать  «хуже». Иными словами, будет вполне достаточными оправданным, если, так  называемое, исправительное воздействие  будет запрограммировано не на социально-нравственную «переделку» правонарушителя, а  хотя бы на частичное восполнение  социализационных недостатков (образование, кругозор, профессиональная подготовка и т.п.), а также на нейтрализацию  негативных личностных последствий  социальной изоляции - предотвращение эффекта «призонизации» и стигматизации. Именно понимание исправительно-воспитательных мероприятий не как насилия, а  как адресованной осужденному компенсирующей помощи придает этой деятельности иную окраску и позволяет обосновать допустимость ее осуществления  в  условиях демократического общества.

      Акцент  в работе с осужденными на оказании им особого рода социальной помощи соответствует потребностям сегодняшнего дня. Значительная часть контингента  уголовно-исполнительных учреждений - лица, нуждающиеся в социальной поддержке: те, кому в свое время общество что-то не додало; те, для кого совершение преступления  явилось закономерным результатом  условий их жизни. Именно поэтому  рассмотрение непосредственных задач  исправительно-воспитательной деятельности в этом направлении не только разрешает  вопрос о ее допустимости, но и позволяет  говорить о целесообразности расширения ее масштабов. В частности, самого внимательного  к себе отношения требует предложение  о создании сети социально-психотерапевтических учреждений, специально предназначенных  для реабилитационной работы с осужденными.

      Поворот исправительной деятельности от «перековки»  к оказанию социальной помощи предполагает добровольность участия осужденных в соответствующих программах. Принципу добровольности применительно к  воспитательной работе ранее не придавалось  особого значения, поскольку осужденного  должны были исправлять и перевоспитывать, хотел ли он этого или не хотел.

      Вынося  обвинительный приговор, суд исходит  их того, чтобы правонарушитель был  «свободен» в своем решении, т.е. обладал всеми личностными предпосылками  для того, чтобы сделать правильный выбор и удержаться в русле  правомерного поведения. Если это так, то мы вынуждены признать, что этот человек в состоянии нести  ответственность за свою судьбу, а  значит  и с таким же «знанием дела», может решать принимать ли ему воспитательную помощь со стороны  государства либо обойтись без нее. Следование принципу добровольности означает, что отказ от участия в исправительно-воспитательных программах не должен повлечь для  осужденного каких-либо отрицательных  последствий.

      На  этом положении добровольности практикуемом в демократических странах основывается, например, условно-досрочное освобождение. Оно трактуется, как право осужденного  и требует от администрации конкретных доказательств отрицательного поведения  соответствующего лица в случае его  неудовлетворения. Кстати, в этом случае более надежными становятся не только гарантии правовой безопасности, но и  увеличивается сила мотивирующего  влияния условно-досрочного освобождения, т.к. оно перестает быть «милостью» (поскольку получение всегда проблематично), т.е. оно становится реальной возможностью, которая во многом зависит от самого осужденного.

      Реализация  принципа добровольности, возможно, приведет к тому, что некоторая часть  осужденных окажется вне сферы исправительно-ресоциализационного  воздействия в период отбывания  ими уголовного наказания. Принудительная «помощь» взрослому дееспособному  человеку может считаться помощью  лишь чисто формально. Кроме того, пенитенциарная наука сегодня не располагает убедительными доказательствами того, что окончание преступной карьеры  – всегда, или в большинстве  случаев является результатом воспитательных усилий. “С такой же степенью обоснованности можно утверждать, что эти позитивные изменения наступают по причинам совершенно иного свойства, а иногда даже вопреки применяемому нами исправлению. Поэтому нет никаких оснований полагать, что отказ какой-то части лиц, лишенных свободы от участия в исправительно-воспитательных программах отрицательно скажется на результатах деятельности уголовно-исполнительных учреждений и приведет к росту рецидива.”

      Следует отметить, что в конце 80-х годов  и начале 90-х годов существенно  снизились возможности позитивного  влияния на осужденных средств воздействия - каждый третий из них является полностью  безработным, столько же занято неполную рабочую неделю, сокращается количество общеобразовательных школ и профессионально-технических  училищ; не пополняется библиотечный фонд; практически перестали выписываться для осужденных газеты и журналы; ослаблена воспитательная работа с  осужденными, и отряд осужденных, по существу, перестал быть центром  воспитательной работы. При исполнении наказания в виде лишения свободы  и поддержании порядка среди  осужденных у персонала пенитенциарных учреждений остается тенденция усиления силовых методов воздействия: применение спецсредств, оружия, отрядов специального назначения. В тоже время ряд авторов  считает, что эта тенденция дает возможность создать систему  противовесов: с одной стороны, максимальное смягчение условий отбывания  наказания для осужденных, соблюдающих  режим содержания и проявляющих  стремление к исправлению, а с  другой, применение строгих мер воздействия  в отношении злостных нарушителей, таким образом, осужденному предоставлено добровольное право выбора этих условий.

      С исправлением и ресоциализацией  осужденных связано понятие трудновоспитуемости  и ее психологической природы.

      К трудновоспитуемым относятся лица, перевоспитание которых связано  со значительными затратами усилий воспитателей, необходимостью применения особого для данного учреждения подхода к осужденному, преодолением его  внутреннего сопротивления. Главный признак трудновоспитуемой  личности - это резко негативное отношение к воспитательным воздействиям, стойкое внутреннее сопротивление  им (В.Ф. Пирожков, 1985).

      Трудновоспитуемые осужденные неоднородны: у одних  она может проявляться весьма специфично в поведении, поступках (обычно они являются дезорганизаторами  деятельности колонии), у других это  внешне не проявляется, чем они и  вводят персонал учреждения в заблуждение.

      В структуру личности трудновоспитуемого осужденного входят:

1. Прочные криминальные или антисоциальные установки, привычки антиобщественного поведения.
2. Неадекватная защитная доминанта и невосприимчивость к воспитательным воздействиям.
3. Неадекватная (завышенная или заниженная) самооценка.
4. Отягощение  отрицательных черт личности психическими аномалиями, а также сдвиги в структуре личности (заострение черт характера, возникновение различных «комплексов» сверхценности своего «я», или своей неполноценности).

Глава 2. Экспериментальное  исследование социально-педагогической помощи людям, готовящимся к выходу из мест лишения свободы. 

2.1  Диагностика уровня адоптации к социуму.

     В рамках исследования в СИЗО было проведено  исследование уровня и возможностей социально-психологической адаптации  осужденных.

     Исходя  из существующих классификации психопатических  расстройств, большинство выявленных у осужденных аномалий психического склада можно расположить в рамках следующих состояний: эпилептоидные (возбудимые), шизоидные (экспансивные, эмоционально-тупые, сензитивные), гипертимные (с повышенной активностью), эмоционально-лабильные (неустойчивые, циклоидные), истероидные, психастеничные, паранойяльные.

     Осужденным  с эпилептоидными психопатоподобными проявлениями свойственны аффективная  взрывчатость, склонность к возникновению  злобно-тоскливого настроения с чувством внутренней раздражительности, недовольство окружающим. Такие реакции наблюдаются  под влиянием незначительных ситуационных факторов и сопровождаются актами агрессии. Подобные состояния часто служат основой преступного поведения. Главную роль при этом начинают играть инстинктивные влечения и примитивные  эмоции, при которых ослабляется  контроль над собой, проявляется  несдержанность и элементы эксплозивности. Преступные действия этих лиц отличаются особой жестокостью и дерзостью, причинением потерпевшим серьезных  увечий. От других осужденных они отличаются мстительностью, злопамятностью, подозрительностью. Эти особенности накладывают  отпечаток на совершение агрессивных  действий, которые на первый взгляд кажутся психологически непонятными, немотивированными, и лишь знание структуры  этих личностей позволяет приблизиться к пониманию механизма преступного  поведения. Осужденные с психическими девиациями эпилептоидного (возбудимого) круга нередко совершали преступления насильственного характера. Более  чем в половине случаев эпилептоидные  типы являлись лидерами, организаторами групповых преступлений хотя могли  совершать преступления и в одиночку.

     Осужденные  с шизоидными психопатическими чертами  представляют смешанную группу, различающуюся  определенными признаками. Типичными  чертами этой категории лиц являются внутренняя замкнутость, скрытность, отгороженность от окружающих. В эмоциональной сфере  доминируют холодность, эмоциональное  отчуждение, отсутствие чувства сопереживания, неспособность вжиться в переживания  других. Часто эти качества причудливо переплетаются с повышенной чувствительностью, наличием ряда сексуальных комплексов. Их мышление и поступки крайне парадоксальны, и идут вразрез с мнением окружающих. Наибольшая криминогенная активность отмечается у стеничных психопатов. Преобладание рассудочной деятельности над эмоциональной сферой, высокая  волевая направленность и отгороженность от окружающих при внешней активности делают совершаемые ими преступления особо изощренными, и имеющими значительные негативные социальные последствия. Холодный расчет и отсутствие эмоциональных  переживаний, неспособность оценивать  душевные движения других, парадоксальность суждений позволяют этим лицам совершать  наиболее циничные и поражающие своей  расчетливостью преступления. При видимой  отгороженности, они неуклонно стремятся  к лидерству, а с лицами, оказывающими сопротивление, жестко и обычно скрытно  расправляются. Осужденные с такими патохарактерологическими особенностями  нередко становятся авторитетами в  преступных группировках.

     Отличительными  чертами осужденных, отнесенных к  категории эмоционально-тупых, является выраженная бедность эмоциональной  сферы, которая нередко сочетается с признаками умственной отсталости. Примитивность интересов, отсутствие адекватного осмысления окружающего, замкнутость и отгороженность накладывают  отпечаток и на совершаемые ими  преступления — весьма циничные, внешне немотивированные, злобные, с садизмом и издевательствами над жертвой. Раскаяние в содеянном и психологически понятное объяснение у них отсутствуют. Направленность волевых усилий осужденных с аномалиями психики шизоидного типа постоянно реализуется в  криминальных поступках. Практика показывает, что меры исправительного характера, применяемые к ним, как правило, в силу их ригидности, остаются малоэффективными.

     Экспансивные  и эмоционально-тупые шизоидные  личности впрочем как и эпилептоидные, относятся к группе с повышенной криминогенной активностью. К этой же категории принадлежат и гипертимные  типы. Постоянная активность, общительность, склонность к риску и азарту, реализации сиюминутных желаний, стремление к  лидерству — основные, доведенные до гротеска, черты этих преступников. Отсутствие критичности, преобладание инстинктивной сферы, сверхактивность, авантюрная и асоциальная направленность интересов приводят к рецидиву преступлений, совершаемых, как правило, в состоянии  алкогольного опьянения.