Аргументация в дискурсе русского радикально-националистического движения

      Хотя  нация - естественное образование, ее существование  не является чем-то несокрушимым. Более, чем кто-либо еще, националисты осознают хрупкость единства, соединяющего ее членов, которое может быть разрушено  вторжением чуждой культуры. В реформах, проводимых по образцу других стран, их больше всего пугает не то, что они провалятся, столкнувшись со спецификой менталитета, а как раз то, что они могут получиться - но тогда перестанет существовать уникальная культурная конфигурация, воспроизводящая нацию. Пока ей ничего не угрожает, сохраняется возможность для слияния всех, кто к ней принадлежит, в "единую соборную личность" [митр. Иоанн, 1998]. Напротив, культурная и, особенно, религиозная дезинтеграция приводят к тому, что консенсус становится невозможным - а это, в свою очередь, разрушает социальные институты и снижает эффективность всей социальной организации (продолжения этой темы см. 4.3.3). 

      Нации постоянно конкурируют друг с  другом, и их отношения описываются  формулой "война всех против всех". Сейчас Россия оказалась в положении, когда ее ресурсы используются другими странами, а нация, которая создала это государство (и, соответственно, имеет все права собственности на него) раздроблена и практически отчуждена от управления "пятой колонной" обслуживающей интересы врага. Этим врагом оказываются в первую очередь Америка (хотя и упоминается, что за всей американской политикой стоит "транснациональная финансовая олигархия", главным образом еврейского происхождения), и, в меньшей степени, другие государства Запада, Израиль, и исламский мир. Союзниками оказываются все, кто противостоит попыткам США установить новый мировой порядок - включая такие неожиданные персоналии, как Фидель Кастро и его соратники, провозгласившие лозунг, подхваченный теперь Единством: "Родина или Смерть!" [Баркашов, 1994а]. 

      Мистический национализм отличается от предыдущей вариации во многих отношениях [его  примеры - Баркашов, 1994b; Баркашов, 1998с]. В версии, которая представлена в некоторых документах, и которая безусловно преобладала на встречах, Единство представлялось политической организацией фундаменталистского крыла Православной Церкви, а его миссия описывается как крестовый поход против сатанизма. Акценты здесь значительно сдвинуты: связь Церкви и Нации по-прежнему признается неразрывной, но теперь уже не в Церкви видят средство воспроизводства драгоценного этнопсихологического типа, а в Нации - носителя Церкви, обеспечивающую институциональную инфраструктуру, сохраняющую эту главную ценность. Эта версия не только считает границы Нации проницаемыми, но и проповедует безграничный ассимиляционизм: со временем все народы должны влиться в русский, хранящий божественную истину. Понятие "русский" и "православный" здесь практически отождествляются, и перспектива увеличения Нации за счет вливания новообращенных принимается доброжелательно.

      Если  в "материалистической" истории  есть множество действующих лиц (хотя и группирующихся в партии вокруг важнейших участников), то в "мистической" - их или одно, или два. Митрополит Иоанн, на протяжении всей первой половины 90-х годов бывший духовным лидером православных радикалов, в своей книге "Русская симфония" (члены Единства, с которыми мне довелось говорить, считают ее  важнейшим идеологическим трудом, ставя ее авторитет в некоторых вопросах даже выше авторитета сочинений Баркашова) обрушивается на историков, ищущих везде заговоры [митр. Иоанн, 1998, стр. 182-184]. Он признает лишь одно основное измерение истории - измерение взаимоотношений Человека, представленного Нациями, с Богом, причем все страдания первого объясняются его собственными грехами, дьявольскими искушениями, в которые он впал. (Эта модель истории очень похожа на модель, воплощенную в Ветхом завете, вернее, в его христианских интерпретациях, отводящих большую роль Сатане). Напротив, история Баркашова - изначально дуалистична, в ней нет грехов - движущей силой исторических событий остаются только заговоры, которые силы Зла строят против народа, выполняющего в истории роль Божьей руки.

      Главным врагом в "мистическом" национализме оказываются представители религий, конкурирующих с православием и, соответственно враждебных ему. Иоанн называет две основные - католичество и иудаизм, но Баркашов и его сторонники акцентируют внимание именно на последнем, отождествляя его с сатанизмом. В классических антисемитских произведениях, из которых черпаются фактические подтверждения этим взглядам (или, по крайней мере, то, что выдается за таковые) - работах Бренье и Рида - делаются оговорки, противопоставляющие "плохой" иудаизм талмудических сект - "хорошему" изначальному иудаизму, сохраненному религиозными диссидентами - самаритянами и кераимами. Мои собеседники также избегали прямого отождествления какой-либо из враждебных вер с сатанизмом, но уверяли, что среди их приверженцев скрывается много сторонников дьявольских сект, действующих по наставлению Врага. Политическая задача здесь состоит в том, чтобы создать институты, охраняющие истинную веру, и очистить остальные от заговоров, натравливающих их сторонников на православных, после чего с ними можно сосуществовать. Широко известное обвинение Единства в намерении запретить исповедывать иудаизм на территории России участниками встреч с возмущением отвергалось.

      Идеология генетической вражды, противопоставляющая "красную" атлантическую и "белую" арийскую расы, сильно отличается от предыдущих [Баркашов, 1997b]. Она содержит больше всего эзотерических и мифологических элементов,  иногда напрямую восходящих к Блаватской и фон Либенфельсу. История в ней подается как арена схватки двух рас, тянущейся десятки тысяч лет, причем действие разворачивается то в Атлантиде, то в тайных храмах Египта, где бежавшие с затонувшего континента жрецы проводили эксперименты по искусственному  выведению новой расы евреев, своего секретного оружия.

      В корпусе текстов, распространяемых через разные каналы Единством в  настоящее время, есть только одна статья Баркашова 1993 года, входящая в этот цикл. Надо отметить, что некоторые  основания этой аргументации открыто  противоречат основаниям других вариаций: так, утверждения, что евреи появились во времена Египетского пленения, очень плохо согласуется с Библией, слово которой в другом случае Баркашов признает высшим авторитетом, так же, как и указания на разрушительную сущность иудео-христианства, придуманного как средство разложить белую расу [Баркашов, 1997b].

        Наконец, идеология культурного  фундаментализма ни в одном  тексте не была преобладающей,  но обращения к ней так или  иначе присутствуют почти во  всех [Баркашов, 1994а; Баркашов, 1997с]. Она представляет собой артикуляцию протеста против всего транснационального и "общечеловеческого", против космополитической и секуляризированной культуры, против "сил, враждебных всему национальному". То, что требует защиты - уже не какая-то одна  Нация, а сама идея нации, которая может исчезнуть под напором модернизации. Союзниками здесь оказываются все традиционные религии, и все националисты (один из участников встреч с гордостью рассказывал, что на неком всемирном съезде националистических сил иностранцы постоянно говорили, что Россия - их последняя надежда). Действительно, в документах Единства присутствует какая-то непостижимая ненависть ко всему  интернациональному - ООН, международному законодательству, научному сообществу с его конференциями, фонду Сороса, Римскому клубу, католической церкви - которую трудно свести только к тому, что все это может быть орудием еврейского заговора, скорее уж этот заговор ненавидят за то, что и он - всемирный.   

      4.1.2 Эволюция идеологии.  Среди всех этих вариаций есть только одна, относительно которой можно высказать предположение, что она принадлежит более раннему периоду развития организации: та, в которой фигурирует расистское определение основного исторического конфликта. Действительно, в распространяемых в настоящее время текстах, она представлена только однажды. Все остальные документы, апеллирующие к теории, определяющую этническую принадлежность как проявление биологической расы, устранены. Так, исчезло требование запретить смешанные браки, поскольку они ведут к порче генофонда (Прибыловский утверждает, что они встречались в более ранний период) [Верховский, Папп, Прибыловский, 1996].

      Члены организации, присутствовавшие на встречах, так же уверенно отвергали все  выдвигавшиеся против Единства аргументы, опиравшиеся на доктрину расы. При этом делались отсылки, например, к Иоанну, посвятившего этому "соблазну" целую главу в своей "Симфонии" [митр. Иоанн, 1998, стр. 287-290]. Например, однажды мне пришлось наблюдать спор с посетившим встречу человеком, утверждавшим, что приверженность православию - плохой критерий этнической принадлежности к русским, поскольку, пользуясь им, РНЕ рискует набрать в свои ряды крещеных евреев. Активисты Единства заявляли, что их это нисколько не беспокоит и что они готовы принять в свои ряды любого, кто согласен выполнять их требования. 

      Все это произошло на одной из первых наблюдавшихся встреч. Через неделю я пожаловался одному из моих собеседников на то, что хотел бы присоединится  к ним, но боюсь, что не буду принят, поскольку один из моих дедов был евреем. Он сказал, что подать заявление, конечно же, надо - но, кажется, с тех пор смотрел на меня довольно брезгливо. (Больше я не ставил таких экспериментов, поскольку первый же закончился плачевно - человек, с которым я разговаривал, оказался постоянным участником, и не только сам запомнил меня, но и что-то говорил при следующих моих посещениях окружающим). 

      4.1.3 Региональные различия.  То, что региональные различия все же существуют, косвенно следует из факта поразительного единодушия, которое продемонстрировали члены петербургской организации. Действительно, все они использовали в дискуссиях аргументацию, относящуюся к той идеологии, которую выше мы обозначили как "мистический национализм". Выводы, основанные на расисткой социальной теории и "материалистическом национализме" (например, известный моральным релятивизм, который предусматривает эта концепция), отвергались, а аргументы, ссылающиеся на теорию повседневной дискриминации, описывались презрительно как "годящиеся для быдла" (см. 4.1.5). Если бы такие убеждения были распространены повсеместно, то никакие другие вариации, скорее всего, просто не отразились бы в документах Единства. 

      Строго  говоря, это значит, что и вывод  об эволюции от оккультного расизма  в сторону других вариаций сделан преждевременно: где-то может найтись региональное отделение, члены которого все еще принадлежат к идеологическому сообществу, поддерживающего эту аргументацию. Однако, если в других случаях есть документы, подтверждающие гипотезу, что   эти версии идеологии играют основную роль в каком-то месте, то для концепции генетической вражды мне их обнаружить не удалось. Зато помещенные на сайте статьи представляют латышское РНЕ как оплот "чистого" национализма (с налетом советского империализма), а крупнейшие южные подразделения - как преимущественно кавказофобские и ориентированные на более простую первую версию идеологии.

      Не  пытаясь угадать, с чем в общем  случае связана разница в принимаемой  и используемой в разных регионах аргументации (это должно было бы стать  темой специального исследования), отметим несколько факторов, которые могли сыграть роль для Петербурга. Во-первых, это, вероятно, как-то связано с уникальной карьерой организации, а именно - с ее связью с покойным митрополитом Иоанном (Снычевым). Фундаменталистский фланг Православной церкви мог проделать за организацию большую часть работы по массовой мобилизации, использую свои институты - и достаточно слабое региональное отделение, вероятно, приняло бы такую помощь, даже несмотря на вытекающую из него зависимость. Впрочем, члены Единства, возможно, были склонны несколько преувеличивать тесноту своих связей с церковными организациями. Во-вторых, наверняка имел большое значение экологический  фактор - индустрия националистического движения в Петербурге представлена достаточно большим количеством мощных групп, использующих расистскую и национально-депривационную аргументацию. Так, в начале 90-х на этом поле выступали многочисленные (по меркам движения) Русская партия, Союз венедов и партия Юрия Беляева. Наконец, нельзя игнорировать культурную и историческую специфику города, наверняка, сказавшуюся на численности идеологических сообществ в нем. 

      4.1.4 Основные регистры.   На данный момент, можно уверенно выделить пять отдельных регистров, в которых преобладают разные идеологические вариации:

      А) регистр массовых листовок, где используется максимально упрощенная версия идеологии  повседневной депривации. В них нет  апелляций к национальному чувству, вере или историческому долгу - только обещание отстаивать "материалистические" (в терминологии Инглехарта) интересы достатка и безопасности. Для этого предлагается ввести квоты, сделав так, что этнические меньшинства не смогут удерживать в своих руках все выгодные места, упразднить неэффективную правовую систему с ее коррумпированностью и презумпцией невиновности, что решит проблему преступности и, тем самым,  большую часть экономических проблем, а также устранит раздражающую конкуренцию со стороны кавказских мужчин (что оговаривается особо), на освободившиеся деньги увеличить зарплату военнослужащих, и т. д. Этот регистр, помимо листовок, воспроизводится и на встречах - в диалогах с теми молодыми мужчинами, которые обычно подавали заявление после первой же встречи. Однако, с теми, кто проявлял большую нерешительность и склонность к интеллектуальным беседам агитаторы быстро переключали регистры и переходили к следующему.