Функции пейзажа в путевом очерке Б.К. Зайцева «Афон»

        Пейзаж, в зависимости  от функционального предназначения, может иметь разнообразные формы  проявления в художественных текстах. В литературоведении достаточно известны пейзажные описания, пейзажные образы, пейзажи-предварения, пейзажные штрихи, психологические и эпические пейзажные параллели. Дополнением к устоявшей терминологической схеме могут быть пейзажные детали, так часто рассматриваемые в связи с творчеством А. П. Чехова; пунктирные пейзажные линии, пейзажные мазки.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

    1.2. Путевой цикл Б.К.  Зайцева «Афон»  как жанровая разновидность  документально-художественной  литературы

     Творчество  Зайцева отличается жанровым многообразием. Уже до революции писатель пробовал разные жанровые формы, соответственно изменяя тип сюжета, композиции, героя. Он создал разновидности рассказа (эскиз, этюд, идиллия, лирико-психологическая новелла и др.), написал несколько лирических пьес, повесть, роман, драматическую сцену. Жанровое новаторство Зайцева наиболее ярко проявилось в его эмигрантском творчестве (1922 – 1972), когда он, помимо рассказов, повестей и романов, создал «беллетризованное житие» «Преподобный Сергий Радонежский», художественные биографии русских писателей – Тургенева, Жуковского, Чехова, автобиографические романы, мемуарные циклы «Москва» и «Далекое», а также интересующие нас путевые очерки «Афон» и «Валаам». Важно, что с годами эмиграции связано преобладание именно документально-художественных жанров в творчестве писателя.

     Цикл  путевых очерков «Афон» (1928) совмещает  в себе личные наблюдения (дневниковые записи) и материал, заимствованный из книжных источников историко-культурологического характера⁴¹. В «Афоне» установка автора на изучение «экзотического» мира обусловила обращение к обширному кругу источников (значительная доля справочного материала в описании путешествия, авторский список примечаний к тексту.).

     Учет  жанровой специфики прозы писателя показывает неправомерность отождествления художественно-документальных форм с публицистическими. Следует различать документальные (фактографические) источники и художественное повествование, ибо тенденция отождествления последних наблюдалась уже на ранних стадиях словесного искусства. Формирование документально-художественных жанров началось в эпоху реализма, а в ХХ веке произошел всплеск литературы, построенной на документальной основе, что лишь отразило тенденцию всего столетия – усиления интереса к человеческой индивидуальности. В 1920-е гг. появились первые работы, посвященные проблемам новых жанров (Винокур, 1927), но вопрос об их теоретической разработке не ставился вплоть до 1970-х гг. – начала исследования истории и теории художественно-документальной прозы в работах Л.Я. Гинзбург, П.В. Куприяновского, Лихачева Д.С. и др.

     Важно разграничить понятия документальности в прямом значении и документальности как средства создания художественного  образа. В первом случае документальность порождает деловую или научную  литературу: подлинные письма, дневники, воспоминания, описания путешествий, не претендующие на художественность, во втором случае – художественные произведения: очерки, беллетризованные биографии, мемуарно-автобиографическую прозу: «Здесь мы имеем дело с творческим отбором, систематизацией и обобщением подлинных фактов и документов, которые ... подчиняясь авторской концепции, создают определенный идейный и эмоциональный настрой, без коего нет образного воплощения действительности»⁴².

     Положение очерка в ряду других жанров литературы лишено определенности. Помимо общепринятого  разграничения очерка на художественный и документальный, возникает вопрос о статусе его многочисленных жанровых разновидностей. В.Е. Хализев  вообще считает очерк явлением наджанрового порядка наряду с эссе и литературой «потока сознания»⁴³. Кроме того, некоторые разновидности очерка сегодня рассматриваются как самостоятельные жанры (литературный портрет). Путевой цикл «Афон» в этом плане синкретичен, ибо совмещает в себе элементы разных очерковых разновидностей, в том числе – и литературного портрета (очерк «Святые Афона» в путевом цикле). Портреты Зайцева строятся по единой схеме: дается общее восприятие героя, описание его внешности, жилища, типичного поведения, привычек и образа жизни. Описания перемежаются динамическими эпизодами, сценами и завершаются авторскими размышлениями о герое.

     Зайцеву свойственно лейтмотивное построение пейзажа, портрета и интерьера: выделяется наиболее характерная черта, которая  акцентируется на протяжении всего произведения.

     В интересующих нас пейзажных описаниях  значимы герои, детали интерьеров, историко-культурные реминисценции.

     Исследователи подчеркивают, что в своих путевых  циклах («Афон», 1928; «Италия», 1923; «Валаам, 1936) писатель средствами новейшей литературы обновляет древнерусский жанр паломнических «хожений», популярных на Руси (начиная со знаменитого «Хожения за три моря» Афанасия Никитина), создавая новую жанровую разновидность – «культурологическое хожение» (см. Глушкова⁴⁴, 1999; Любомудров⁴⁵, 2003; Пак⁴⁶, 2003).

     Но, обращаясь к древним формам, писатель выразил взгляды современного светского  человека, носителя секулярной культуры.

     По  мнению Н.Б. Глушковой, жанр хожений  не был утрачен в ХХ в., но трансформировался  и развивался в трех направлениях: культурологическом («Тень птицы» И. Бунина, «Образы Италии» П. Муратова, «Италия» Зайцева), религиозно-православном («Афон» и «Валаам» Зайцева, «Старый Валаам» И. Шмелева) и публицистическом («Путешествие в Палестину» А. Ладинского). Произведения этого жанра сохранили традиционную символику пространственного и временного пути паломника, а также приемы повествования (сочетание непосредственных впечатлений автора и воссоздание фактов прошлого на основе книжных источников).

     В путевом цикле Зайцева к чертам «культурологического хожения» следует отнести приоритетный интерес к произведениям искусства, стремление постичь историю духовной культуры той или иной страны, и она не заслоняется религиозными раздумьями автора, хотя и отодвигается на второй план. Важно, что отрывочные впечатления «дневника путешественника»⁴⁷ скрепляются последовательно проведенной культурологической концепцией: в «Афоне» таковой является стремление исследовать экзотический мир европейского православного монастыря. В предисловии к произведению Зайцев определил свою позицию не как философа, богослова или историка церкви, а просто паломника: «Я был на Афоне православным человеком и русским художником. И только» (II, 206). Об этом писали и критики русского Зарубежья (Г.В. Адамович⁴⁸, П. Грибановский⁴⁹, Г.П. Федотов⁵⁰), и отечественные литературоведы (Е.В. Воропаева⁵¹, Н.Б. Глушкова⁵²). 

     Уже первые рецензенты отмечали, опираясь на это «программное заявление» автора во вступлении, что писателя в основном интересовала эстетическая сторона святынь. Современные литературоведы (Е.В. Воропаева, А.М. Любомудров) разделяют мнение о том, что Зайцев вводит читателя в мир церкви «путем светским – эстетическим»⁵³.

     По  мнению А.М. Любомудрова, в книге «Афон» автор предстал в образе художника и туриста, а облик Зайцева как благоговейного паломника отразился в основном в частной переписке⁵⁴.

     В целом же, все исследователи сходятся во мнении, что в книге Зайцева преобладает эстетическое начало, но объясняют этот факт по-разному. Одни считали, что таким образом писатель выполнял миссионерскую сверхзадачу, обращаясь к читателям определенного круга, другие – что Зайцев выразил мирское, «интеллигентское» отношение к монастырской жизни. В какой-то степени ответ на этот вопрос дают дневник и частная переписка Б.К. Зайцева, в которых представлена творческая история книги «Афон».  
 
 
 
 
 
 

     1.3. Творческая история  книги Б.К. Зайцева  «Афон»

     «Афон»  Зайцева продолжает двухвековую  традицию описаний Святой Горы в русской  литературе, начатую книгами паломника  В. Г. Григоровича-Барского «Первое  посещение св. Афонской горы» (в 1725 г.) и «Второе посещение св. Афонской горы» (в 1744 г.). В целом, в художественной литературе Афону в отличие от русских монастырей не слишком повезло, хотя в духовной жизни России он играл немалую роль⁵⁵: русский Пантелеймонов монастырь во второй половине XIX века издавал книги, журнал «Душеполезный собеседник», а также большое количество духовных листков и брошюр, популярных в народе. Пострижеником Афона был русский писатель кн. С.А. Ширинский-Шихматов — член Российской Академии и Беседы любителей русского слова, принявший монашество в 1830 году с именем Аникиты (погребен на Афоне). Критик, поэт, романист и публицист К. Н. Леонтьев провел на Афоне три гола и оставил интересные воспоминания о нем. На Афон собирался Гоголь, но его поездка туда не состоялась.

     Но  ярких художественных произведений об Афоне в XIX веке создано не было. Единственным исключением является книга «Письма Святогорца к друзьям  своим о Святой горе Афонской» (Святогорец — псевдоним Семена Веснина, 1814 – 1853, в монашестве Серафима, в схиме Сергия, подвизавшегося на Афоне в 1840-х годах и погребенного там). Рассказ автора о монастырях, преданиях, быте и природе Афона переплетается с описанием молитвенного подвига Святой Горы и духовного пути самого автора. «Письма…» — прямое и ближайшее звено традиции, в которой стоит и зайцевский «Афон».

     Но  между книгами Свягогорца и Бориса Зайцева есть существенная разница: если первый не только писатель, но в  первую очередь монах, и повествование  он ведет «изнутри», с точки зрения афонца, то Зайцев прежде всего художник, и тайная мессионерская «сверхзадача» книги — приобщить читателя к миру православного монашества — глубоко скрыта под внешне ярким, несколько сугубо светским описанием Святой Горы.

     Художественные  задачи, поставленные автором в книге «Афон», проясняются при изучении ее творческой истории, при сопоставлении окончательного текста произведения с первоначальными набросками, содержащимися в письмах и путевом дневнике. Если переписка Зайцева уже введена в научный оборот⁵⁶, то сохранившийся в фондах РГАЛИ афонский дневник еще не стал объектом научного анализа⁵⁷. Эти документальные материалы по содержанию дублируют и дополняют друг друга⁵⁸. Благодаря им, можно проследить хронологию поездки, уточнить некоторые подробности путешествия, восстановить отсутствующие или зашифрованные в окончательном тексте имена жителей афонских монастырей, узнать, какими печатными источниками пользовался автор. Кроме того, переписка и дневник проливают свет на процесс сбора материала и его переработки для будущего очеркового цикла.

     Сделанный в дневнике набросок плана отличается от окончательного варианта лишь в  деталях. Так, согласно А.В. Громовой⁵⁹, некоторые темы, первоначально выделенные отдельными пунктами (например, природа и пейзаж Афона, его искусство), впоследствии не стали содержанием конкретных глав, а «распылились» по всему тексту книги. С другой стороны, в плане автор настойчиво возвращался к онтологическим вопросам: «душевная настроенность», «что такое Афон», «смысл Афона для мира и смысл мира для Афона»⁶⁰ – так как изначально ставил перед собой задачу не только описать увиденное, но исследовать сам феномен монашества.

     Изучая  монастырскую жизнь, Зайцев опирался как  на письменные источники, так и на личные впечатления. Его путевой дневник содержит разнообразный материал, который позднее был включен в книгу «Афон». Это дневниковые записи, обширные выписки из книг, прочитанных в монастырских библиотеках, молитвы, описание особенностей монастырской жизни (распорядок дня, характер некоторых служб, ритуал праздничной трапезы, правила погребения), а также разрозненные краткие заметки по этнографии монастырей.

     Выписки-конспекты  из различных печатных источников занимают большую часть книжки. Хотя не все цитаты сопровождаются ссылками, можно точно установить, какие книги послужили материалом для будущих очерков – это «Путеводитель по св. горе Афонской» (СПб., 1854) и «Письма к друзьям о св. горе Афонской» (1856) иеромонаха Серафима, известного под псевдонимом Святогорец (в миру С.А. Веснин, в схиме Сергий, 1814 – 1853), семитомное сочинение археолога преосвященного Порфирия (Успенского) «Восток христианский» (Киев, 1877; СПб., 1892), «Рассказ святогорца, схимонаха Селевкия, о строе жизни и о странствовании по святым местам: Русским, Палестинским и Афонским» (М., 1860), «Афонский патерик, или Жизнеописание святых, на святой Афонской горе просиявших» (М., 1883). Содержание выписок включает историю полуострова Афон с древнейших, языческих, времен, происхождение монашества на Афоне, историю отдельных монастырей (особенно подробно русских), жития Афонских святых, биографические справки о монахах, а также описание некоторых традиций монастыря.

     Заимствованное  из книг в дальнейшем было значительно сокращено. Неслучайно автор писал родным: «То, что читаю здесь, из библиотеки, очень мало приносит – это все штампы, хотя писано иногда прекрасными людьми»⁶¹. Громова А.В.⁶² приводит следующие факты: в первоначальном плане три пункта были отведены святым Афона и подвижникам предшествующих веков, но в итоге часть законспектированного материала ушла в примечания к книге, нередко – в форме прямых цитат из прочитанных источников⁶³.