Эволюция взглядов на якобинскую диктатуру в советской (российской) историографии в конце XX – начале XXI веков

Министерство образования и  науки РФ

Федеральное государственное  бюджетное образовательное учреждение

Высшего профессионального  образования

Красноярский государственный  педагогический университет

им. В.П. Астафьева

Исторический факультет

  Кафедра всеобщей истории

 

 

Эволюция взглядов на якобинскую диктатуру в советской (российской) историографии в конце  XX – начале XXI веков.

Выпускная квалификационная работа

 

 

 

К защите допущен (а) «      »____________2012г.   Зав. кафедрой всеобщей истории, Доктор культурологии, профессор .     Работа защищена в ГАК «___»___________2012г. С оценкой____________   Председатель ГАК _____________________   Члены ГАК___________ _____________________ _____________________ _____________________

Выполнила: студентка  IV курса исторического факультета         Научный руководитель:         Рецензент:

 

 

Красноярск, 2012г.

 

 

 

Содержание

 

Введение………………………………………………………… стр. 3-12

Глава I. Проблема якобинской диктатуры в советской историографии конца XX века  …………………………………………………. стр. 13-28

Глава II. Проблема якобинской диктатуры в современной отечественной историографии ……………………………………………………стр. 29-46

Заключение……………………………………………………… стр. 47-49

Список используемых источников и  литературы ………… стр. 50- 53 

Примечание ……………………………………………………... стр. 53-61

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Актуальность  темы дипломного исследования.

  Великая французская  революция имела огромное историческое значение для дальнейшего развития не только Франции, но и многих европейских государств. Ход Революции традиционно принято делить на этапы, которые характеризуются правлением, какой либо группировкой сил. Одной из них была якобинская, которой уделялось наибольшее внимание в Советском союзе. Проблема якобинской диктатуры имеет свою судьбу в советской историографии. Советские историки занимались ею много и далеко не бесплодно. Однако в силу разных причин к концу 80-х – началу 90-х XX века достаточно четко обозначилось отставание нашей историографии якобинской диктатуры, а так же изменения во взглядах отечественных историков на многие ее проблемы. Эти процессы только начали изучать в российской историографии якобинской диктатуры, тем более объектом такого изучения не стали работы, вышедшие в самом конце ХХ века и начале XXI веков. Между тем, анализ эволюции историографии якобинской диктатуры в этот период необходим не только для понимания причин и сути процессов, которые в ней происходят, но и для практики преподавания, как в высшей, так и в средней школе. 

У каждого историка свой взгляд на проблему и у каждого  нового поколения тоже своя точка  зрения. Но с чем связаны эти  изменения и почему они происходят, вызывает необходимость проследить эволюцию взглядов. Тема актуально тем, что современной отечественной историографии нужна объективная оценка. Ведь ни одно событие Великой французской революции не вызывало столько споров, сколько период якобинского правления.

Объект и предмет  исследования.

Объектом данного исследования является историография якобинской диктатуры.

Предметом выступает эволюция взглядов на якобинскую диктатуру в отечественной историографии в конце XX – начала XXI веков.

Цель и задачи исследования.

Целью данной работы является изучение и анализ исследований отечественных  историков и публицистов о якобинской диктатуре в конце XX  века – начале XXI века.

В связи с поставленной целью можно выделить следующие  задачи:

1. Проанализировать особенности советской историографии якобинской диктатуры в 50-80-х гг. XX века.
2. Выявить причины эволюции взглядов на якобинскую диктатуру в конце XX – начале XXI веков.
3. Рассмотреть на примере работ начала XXI века особенности проблематики и подходов российской историографии в начале XXI века.

Степень изученности.

На советскую историографию конца ХХ века огромное воздействие оказывало то, что проблематика Французской революции была в нашей стране прямо сопряжена с идеологической и политической борьбой.  Еще в предоктябрьские годы большевики и меньшевики в ходе ожесточенных споров о путях русской революции постоянно обращались к по-разному толкуемому опыту Франции конца ХVIII века. Постоянная апелляция к революционному опыту Франции в предоктябрьский, а затем и в послеоктябрьский период привела к тому, что после разгрома «уклонов» в партии потребовалось создании в нашей историографии единой, официально признанной концепции не только Октябрьской, но также и Французской революции, собственно, ее якобинского периода.

Такая концепция была выработана (отчасти и официально «декретирована») в конце 20-х - 30-е годы; она доминировала в нашей литературе вплоть до конца 60-х, а во многом - до начала 80-х гг. В целом, эта концепция шла в русле «классической» интерпретации французской революции, характерной, прежде всего для марксистской историографической традиции. Труды, созданные советскими историками, поставили целый ряд новых проблем и обогатили знания о якобинском периоде. Эта работы Н.М. Лукина¹, Я.М. Захера², Я.Старосельского³ и др. Большое внимание якобинцам уделял В.И. Ленин⁴, специальных работ посвященных истории Великой французской революции у него нет, но он постоянно ссылается на произошедшие события. Это тоже наложило отпечаток на работы советских историков. В 1918 году Максимилиану Робеспьеру был поставлен памятник по указу Владимира Ильича. Якобинцы для него были выражение наивысшего подъема угнетенного класса в борьбе за свободу.

Наиболее известные советские  историки, специализировавшиеся на изучении истории якобинского периода – А.З. Манфред⁵, В.Г. Ревуненков⁶, – а также историки следующего поколения – А.В. Адо⁷, А.В. Гордон⁸ оставили серьезный след в исторической науке. Они уделяли особое внимание роли масс в революции, и активности левого крыла - якобинцев. Особенно интересны работы Манфреда. В них он особое место уделял Максимилиану Робеспьеру и давал высокую оценку его деятельности. Монография «Три портрета эпохи Великой французской революции» представляет собой ценный вклад в исследование истории и культуры Франции. Читателя привлекает особое толкование различных исторических процессов, которое не является общепризнанным. Но оно весьма правдоподобно, основано на глубоких многолетних размышлениях автора. А.З. Манфред раскрыл внутреннее содержание больших общественных процессов, через образы трех исторических деятелей той эпохи.

Почти всем советским работам присуще несколько характерных черт: одна из них - упрощенное, прямолинейное применение принципа классового подхода к изучению и осмыслению Французской революции. Поскольку революция была буржуазной, на первый план выдвигался критерий  буржуазной ограниченности. Второе, что надо отметить - над советской историографией Французской революции с момента ее становления довлела прямая или мысленно подразумевавшаяся аналогия с Октябрьской революцией (при том, что неизменно подчеркивалась их противоположность) и с последующей историей нашей страны. Такая установка вела к тому, что наиболее прогрессивными, заслуживающими особого внимания, казались те аспекты ее истории, которые хотя бы внешне перекликались в позитивном плане с Октябрьской революцией. Этот подход на десятилетия определил ориентацию исследований. В центре внимания находились, с одной стороны, крайне левый фланг Французской революции, наиболее радикальные политические течения и идеи, с другой - массовые народные движения. Третья особенность советской историографии связанная с предыдущей - привилегированное место занимали проблемы якобинского периода и сами якобинцы. Здесь, несомненно, работали отмеченные выше аналогия с Октябрьской революцией, а также и восходящая к началу века аналогия между якобинцами и большевиками. Естественно, такой подход диктовал чрезвычайно высокую историческую оценку якобинской диктатуры (критике подвергалась, в основном, "классовая ограниченность" якобинцев, их приверженность идее неприкосновенности частной собственности), делал из якобинской республики точку отсчета, критерий для оценки других политических течений и периодов революции.

 Проблема террора в  якобинский период в советской  литературе не рассматривалась, так как это противоречило идеализации якобинцев, к которому стремились историки того времени.

В 1980-е 1990-е произошло радикальное изменение канонической советской трактовки якобинского этапа. То, что тогда случилось, сегодня нередко именуют в исторической литературе «сменой вех»⁹. Произошли поразительные перемены, которые за относительно короткий срок пережила данная отрасль отечественной историографии. Уже сама по себе скорость, с которой произошли указанные перемены, вызывает удивление и заставляет задуматься о причинах столь стремительного крушения марксистско-ленинской интерпретации в одной из наиболее идеологически значимых и приоритетных отраслей советской исторической науки. Все-таки перемены в историографии, в отличие от политики, происходят не слишком быстро. «Смена вех» же произошла менее чем за одно десятилетие. Так в середине 80-х гг. в нашей историографии наметились сдвиги, обновление и диверсификация проблематики. Появился ряд интересных работ, посвященных уже не столько проблеме классовой природы якобинской диктатуры, сколько проблемы ее места в революции, причины возникновения, характера и направленности якобинского террора. Серьезной критике подверглась так называемая «теория обстоятельств» (Е.Б. Черняк¹⁰). Новым поколением историков начинает осваиваться важная тема истории массового сознания революционной эпохи. А.В. Адо уверенно констатировал, что «в литературе, посвященной истории революции, видно обновление проблематики, ее диверсификация, стремление к более широкому видению Французской революции. Образ этой революции, который вырисовывается из работ последних лет, становится более многоликим, менее прямолинейным, более сложным и противоречивым. Видно стремление историков переосмыслить некоторые устоявшиеся оценки и схемы, унаследованные от нашего историографического прошлого…»¹¹. По его мнению, «историография Французской революции завершила свое существование. На смену ей идет становление новой российской историографии Французской революции. Она не утрачивает преемственности с наиболее позитивным наследием историографии советской, но она принадлежит уже к иному времени и имеет свое особое лицо»¹².

В последнее время в  нашей литературе возникла своеобразная реакция отторжения по отношению к якобинскому периоду Французской революции. Она обозначилась особенно отчетливо в публицистике, в которой возникла аналогия между опытом политики Робеспьера и сталинизмом. Эта реакция отторжения видна отчасти и в историографии. На заседании  «Круглого стола» в Институте всеобщей истории (сентябрь 1988 г.) говорилось: «Великие просветители мечтали о веке Разума, Справедливости и Закона. Вместо этого Революция принесла беззаконие и террор»¹³.

  Смена исследовательских парадигм в отечественной историографии Французской революции не сопровождалась научными спорами хотя бы уже потому, что марксистско-ленинская наука находилась к тому времени в довольно запущенном состоянии. Более того, у нее в России вообще не нашлось защитников среди практикующих историков Французской революции. Выступления же профессора В.П. Смирнова¹⁴ в защиту марксистско-ленинской трактовки данной темы – специалиста, безусловно, авторитетного в сфере новейшей истории Франции, но собственно историей Революции никогда не занимавшегося, носят, все же скорее абстрактно-ностальгический, нежели конкретно-исторический характер.

  Постсоветская историография находится в стадии становления. Она являет собою результат разрыва с советской историографией, но при этом сохраняет и многие из ее традиций. На сегодняшний момент перед ней стоит множество вопросов, на которые ей предстоит ответить.

За истекший период появилось  сравнительно не много статей, где затрагивался бы анализ эволюции взглядов на современную историографию. В статье Д.Ю. Бовыкина¹⁵ «О современной российской историографии Французской революции XVIII века» (полемические заметки) сделаны весьма интересные выводы: «можно наметить основные черты той «смены вех», которая происходит в последние годы в изучении Революции. Пожалуй, главное - это не смена тематики или методологии, а свобода тематического и методологического выбора. Избирает ли историк для себя марксистский (В.Г. Ревуненков) или цивилизационный (А.В. Гордон) подход либо заявляет в качестве методологической основы своей работы «новую интеллектуальную историю», родившуюся на стыке «феноменологии, герменевтики, психоанализа, семиотики, литературной критики» – это его право»¹⁶.

«Одним из результатов  освобождения от догм, выхода отечественной  историографии из научной изоляции стало то, что многие устоявшиеся  термины и оценки подвергаются сомнению. Однако новый терминологический  и методологический аппарат только рождается, и рождается в спорах»¹⁷.

По словам Бовыкина - «думается, общий вектор развития отечественной историографии Революции на ближайшее десятилетие виден уже сейчас: окончательно станут нормой работы, основанные на архивных источниках (в том числе и преимущественно на французских); историки вряд ли договорятся о терминах, но придут к более или менее устоявшейся терминологии»¹⁸.

В работах А.В. Гордона¹⁹ дается описание советской историографии. Представлен полный анализ, например в монографии «Великая французская революция в советской историографии». Идеологический контекст современной исторической науки радикально изменился. По словам А.В. Гордона «В историографии она выявляется в двух, казалось бы, противоположных тенденциях, которые на практике тем не менее нередко переплетаются. Так, явственно стремление вновь разделить отечественную историографию по признаку принадлежности к идеологическим направлениям на «настоящих ученых» и «ненастоящих», в результате чего к последним, как инородный элемент относят историков-марксистов 20-х годов. Кроме «классовых» признаков распространяются «почвеннические» принципы отбора. Авторы, их придерживающиеся, доказывают благодатность поворота 30 – 40-х годов в партийной идеологии как торжества «патриотов» над «интернационалистами», которые выводятся за символические пределы отечественной науки подобно тому, как они были исключены из нее физически»²⁰. «К счастью, разрушительным тенденциям не удается монополизировать историографию науки предшествовавшего периода. Напротив, преобладает, на мой взгляд, здоровая тенденция воссоздать и оценить советскую историческую науку во всей ее целостности, понять ее связь с отечественной научной традицией, как и особенности взаимодействия с зарубежными школами и направлениями. Все это очень обнадеживает в отношении перспектив развития исторического знания в стране»²¹.