Формирование идеологии декабризма

В тот момент, когда в Северном обществе шла идейная борьба вокруг "Конституции" Муравьева, приехал  в Петербург Пестель. Цель его  заключалась в том, чтобы с  помощью республиканцев-северян  объединить Северное и Южное общества на платформе "Русской Правды". Это ему не удалось. Во-первых, умеренные  оспорили аграрный проект Пестеля, слабость которого (дележ земель) сразу определил  своим наметанным глазом Николай  Тургенев - превосходный экономист, автор  капитального труда "Опыт теории налогов" и тогда едва ли не самый образованный человек в России, о котором  Александр I говорил, что только он, Тургенев, мог бы заменить царю Сперанского.

Во-вторых, умеренные северяне сочли  чрезмерно радикальной идею диктатуры  Временного верховного правления. Пестеля  заподозрили в стремлении стать  новым Наполеоном: "якобинец Пестель  метит в русские Бонапарты". Отметим здесь, что, по свидетельству протоиерея П.Н. Мысловского, который исповедовал декабристов перед казнью, Пестель "увертками, телодвижением, ростом, даже лицом очень походил на Наполеона". "Сие-то самое сходство, - глубокомысленно заключал протоиерей, - было причиною всех его сумасбродств и самых преступлений".

Результатом переговоров Пестеля  с руководителями Северного общества в марте 1824 г. стало компромиссное  решение: отложить соединение двух обществ  до 1826 г., а к тому времени выработать объединительную платформу с  учетом как "Русской Правды", так /88/ и "Конституции" Муравьева. Вместе с тем был подтвержден согласованный  ранее принцип общего членства, по которому член одного общества при  переезде в месторасположение другого  становился и его членом, а главное, стороны договорились совместно  работать над планами восстания. Для более оперативного взаимодействия между Севером и Югом Пестель  организовал в Петербурге особую, четвертую управу Южного общества во главе с М.И. Муравьевым-Апостолом.

Таким образом, петербургские совещания 1824 г., хотя и не привели к объединению  обществ, закрепили в принципе идейное  и организационное единство движения декабристов. Долгое время (от М.В. Довнар-Запольского до К.Д. Аксенова) у нас бытовала версия о непримиримых противоречиях между Северным и Южным обществами. М.Н. Покровский допускал даже, что, если бы в 1825 г. декабристы победили, сразу началась бы "усобица между двумя флангами победившей революции", и один из этих флангов, а именно "правый", т. е. северный, оказался бы "ближе к низвергнутому царизму, нежели к братьям-соперникам по заговору". Теперь, однако, почти все специалисты отвергают такой взгляд, полагая, что Северное и Южное общества декабристов шли к сближению друг с другом.

С весны 1824 г. декабристы и на Севере, и на Юге развернули подготовку к  совместному выступлению. Активнее действовало Южное общество. Стремясь расширить свои силы и связи, оно  вступило в переговоры с польским тайным "Патриотическим обществом" и рассчитывало на его содействие, пыталось даже установить контакт с французскими карбонариями через посредство эмигранта из Франции на русской службе, полковника графа И.И. Полиньяка, принятого в 1824 г. в Южное общество. Главное же - состав Южного общества значительно пополнился за счет Общества соединенных славян.

Сложившееся в начале 1823 г. Общество соединенных славян было самым демократичным  из всех декабристских организаций, в него не вошла военная знать. Его состав - это почти исключительно младшие, причем армейские, а не гвардейские офицеры, среди которых выделялись авторитетом и активностью основатели общества подпоручики братья А.И. и П.И. Борисовы, а также подпоручик И.И. Горбачевский (автор известных "Записок"), поручики А.Д. Кузьмин, И.И. Сухинов, М.А. Щепилло. Главной целью общества было создание республиканской федерации славянских стран, т. е. России, Польши, Богемии, Моравии, Сербии, Молдавии, Валахии, Далмации, Кроации, а также Венгрии и Трансильвании, которые тоже считались в программе общества славянскими. В каждой из стран внутри федерации предполагалось уничтожить крепостничество и учредить республику. Первым же шагом к достижению этой цели считалась ликвидация самодержавия и крепостного права в самой России. /89/

Взгляды "соединенных славян" были радикальнее взглядов Южного и  тем более Северного общества. "Славяне" ориентировались не столько на офицеров, сколько на солдат и поговаривали об участии  в восстании "всех сословий". Радикализм "славян" даже шокировал членов Южного общества, которые мрачно шутили: "Собак славян надо держать на цепи". Может быть, поэтому Южное  общество убедило "славян" объединиться с ним, чтобы под видом объединения  фактически поглотить их. "Славяне" не отказались от своей идеи республиканской  федерации, но согласились прежде побороться за республику в России. В ноябре 1825 г. Общество соединенных славян вошло  в состав Южного общества на правах его пятой, Славянской управы.

Все лето и осень 1825 г. южане (как, впрочем, и северяне) энергично готовили восстание. С этой целью они вели агитацию среди солдат - продуманно, осторожно  и последовательно. Сначала офицеры-декабристы привлекали к себе солдат гуманным отношением; потом заводили беседы о тяготах солдатчины, используя при этом (не только на Севере, но и на Юге) агитационные песни Рылеева, как, например, песню "Ах, тошно мне..." с такими строками:

Долго ль русский народ

Будет рухлядью господ,

И людями,

Как скотами,

Долго ль будут торговать?

Далее декабристы обещали помочь солдатам - отменить телесные наказания, облегчить  условия и сократить срок службы; наконец, прямо или полунамеками возбуждали в солдатах готовность поддержать своих офицеров, когда пробьет  час "божьего суда".

"Божий суд" означал вооруженное  восстание против царизма. С  1820 г., когда декабристы увидели,  что Александр I не желает реформ, а тем временем народы Европы  восстают против монархов Священного  союза, курс декабристов на  восстание был неизменным. За 1823-1825 гг. они подготовили несколько  планов восстания (Бобруйский и два Белоцерковских). Все они исходили из Васильковской управы Южного общества. Последний из них - так называемый 2-й Белоцерковский план - летом 1825 г. составили С.И. Муравьев-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин. Этот план был не только одобрен Директорией Южного общества, но и согласован с уполномоченным от Северного общества С.П. Трубецким. Вот его суть: летом 1826 г., во время царского смотра войск 3-го корпуса 2-й армии под г. Белая Церковь, члены Южного общества - офицеры, переодетые в солдатские шинели, - пойдут в караул при Александре I, убьют его, поднимут корпус и поведут его на Петербург, а Северное общество восстанет в столице и назначит Временное правление. /90/

На Юге декабристы тогда рассчитывали поднять до 70 тыс. человек, и такой  расчет казался реальным: ведь в  заговоре участвовали генерал-интендант 2-й армии А.П. Юшневский, бригадный генерал кн. С.Г. Волконский и семь полковников с преданными, как надеялись декабристы, полками. Сам Пестель жил в главной квартире армии как любимец главнокомандующего фельдмаршала П.Х. Витгенштейна, причем сумел даже фельдмаршальского сына (флигель-адъютанта царской свиты) вовлечь в тайное общество. Но все планы декабристов смешала неожиданная смерть Александра I, совпавшая с тревожными слухами о раскрытии их заговора.

      3. Александр I и декабристы.

Необходимо прояснить вопросы о взаимоотношениях Александра I и декабристов, учитывая то, как ими воспринимался миф о тайных обществах, что знал император о существовании революционных организаций в России, осознавал ли он, какую опасность они представляют, и, самое главное, боялся ли он возможности своего убийства?

Несомненным представляется тот факт, что Александр I верил в существование  разветвленного мирового тайного общества революционеров, его высказывания не позволяют усомниться в этом. Но верил ли он, что ответвления этого  союза есть и в его державе? Историки убеждены, что император  не связывал российские тайные общества, о которых неоднократно получал сведения, с все европейским заговором. Вот лишь две типичные цитаты. Одна из них принадлежит В. В. Пугачеву: «Союз Благоденствия представлялся Александру I не тем обществом, которое он тщетно искал. Ему мерещилась международная революционная организация. Гоняясь за призраком, он просмотрел реальность»

 Похожего мнения придерживается и Т. Н. Жуковская: «То, что царь знал о тайных обществах внутри России, не пугало. Пугало неизвестное. На почве этого страха миф о тайных обществах оторвался от реальной деятельности этих обществ в России и получил самостоятельное существование. Александр боролся с «призраками», но при этом ни одно из существующих обществ не заинтересовало его до 1825 г.»

Безусловно, Александр I опасался заграничных тайных обществ, вся его внешне политическая деятельность была подчинены борьбе с этой «заразой», но боялся ли он подобных организаций в России, неизвестно. В литературе встречаются обвинения императора в обыкновенной трусости, к примеру, А. С. Пушкин констатировал: «Под Аустерлицем он бежал, // В двенадцатом году дрожал», а К. Ф. Рылеев и А. А. Бестужев в одной из агитационных песен, прямо заявляли: «Трусит он законов, // Трусит он масонов», а также его обвиняли в мнительности и подозрительности.

Но были и такие, кто отмечал  личную храбрость императора. Декабрист Никита Муравьев говорил: «Надо сознаться, что император – человек чрезвычайно храбрый, он не потерял в 1812 г. надежды, что Россия будет освобождена, так как это единственный, сколько мне известно, русский, который спокойно оставался тогда в С.-Петербурге»

Схожего мнения придерживался и  П. А. Вяземский, писавший об Александре I: «Духом был он не робок. Почитали его  мнительным; но он не укрывал себя во дворце, как в неприступной твердыне, не окружал себя вооруженными телохранителями. Везде могли встречать его одного, на улице, в саду, за городом, во все часы дня и ночи. Следовательно, он за жизнь свою, за себя не боялся. Можно сказать утвердительно, что он имел неопределенные, темные сведения о политическом брожении некоторых умов, о попытке устроить тайное общество»

Тем не менее в обществе была распространена уверенность, что Александра I легко напугать, причем пугалом являлись тайные общества, а в роли показывающего это пугало выступал К. Меттерних. Очевидно, что эта уверенность, отраженная в мемуарной литературе, имела под собой реальную основу. Декабрист Н. В. Басаргин считал, что «граф Меттерних возымел большое влияние на ум императора Александра, представляя ему везде и во всяком действии либеральной партии кинжалы убийц, готовых покуситься на жизнь государей».

Этот австрийский министр воспринимался  в России как злой гений русского императора. Н. И. Тургенев так описал их взаимоотношения: «Неприязнь, которую  Александр поначалу испытывал к  этому знаменитому человеку, уступила место безграничному доверию» Об этом писал и М. А. Фонвизин: «Влияния Меттерниха не избег и Александр: по внушениям умного и лукавого министра, прежнее его свободолюбивое расположение, постепенно ослабевая, уступило монархическому реакционному духу. ... Александр встал  во главе монархических реакционеров»

А. М. Муравьев также полагал что, «находясь вполне под влиянием Меттерниха, <Александр I> отрекся от своих  благородных и великодушных предположений» Н. И. Лорер приписывал П. И. Пестелю убеждение, что император Александр I «изменил свое либеральное направление, поддавшись совершенно Меттерниху, который напевает ему, что добротою, снисходительностью можно только потрясти троны и разрушить их…».

Меттерниха обвиняли и в том, что Александр I так и не осуществил преобразование России. В. Ф. Раевский констатировал: «С начала царствования кроткий, либеральный Александр под влиянием Австрии и Аракчеева потерял и любовь, и доверие, и прежнее уважение народа. Россия управлялась страхом. Крепостное право (как он обещал) не было уничтожено. Об обещанной конституции и думать [нельзя]. Все изменилось»

Ему вторит А. Е. Розен: «Александр I в  последнее десятилетие своего царствования свалил все бремя государственного управления на плечи Аракчеева, на слугу  ему верного, но не государственного мужа, а сам подчинился наущениям  Меттерниха и под конец предался мистицизму и думал только о спасении собственной души своей».

Несомненно, декабристы в своих воспоминаниях отражали не только свои взгляды по этому поводу, сложившиеся позднее, а общее распространенное мнение, господствовавшее в начале 20-х гг. А. И. Кошелев, вспоминая «о либеральных толках, бывших в 1818–1822 гг.», писал, что у него «очень положительно и ясно сохранились … в памяти жалобы на слабость императора Личность в общественно-политической жизни и внешней политике России Александра I в его отношениях к Меттерниху и Аракчееву. И старики и люди зрелого возраста, и, в особенности, молодежь, словом чуть-чуть не все, беспрестанно и без умолка осуждали действия правительства, и одни опасались революции, а другие пламенно ее желали и на нее полагали все надежды». А смоленская помещица А. И. Колечицкая, молодая провинциальная дворянка, 1 октября 1820 г. записала в своем дневнике: «Меттерних пугает нашего либерального прекрасного Александра Благословенного, чтобы склонить его на свои деспотические меры. Избави Господи, чтобы эта старая лисица не успела!».

Декабристы были прекрасно осведомлены  о том, как воспринимал их деятельность император Александр I. И это не удивительно, они были очень заинтересованы в получении таких сведений и  имели для этого возможности. Источники получения информации были самые надежные. П. Г. Каховский в одном из писем, написанных в крепости, доказывал: «Правительство не в силах скрыть от общего внимания изречения государей, произносимые в кабинетах в кругу самых близких людей, в непродолжительном времени они делаются известны во всем пространстве государств». Более определенно высказался Н. И. Тургенев: «Различные обстоятельства подтвердили, что императору было не только известно о существовании в России тайных обществ, но он знал и фамилии многих их участников. Некоторые высокопоставленные чиновники иногда проговаривались об этом в минуты раздражения, и у нас не было сомнений в верности этих сведений».