Экономика Киевской Руси в IX - начале XII века

Экономика Киевской Руси в IX - начале XII века

Интерес к социально-экономической проблематике вообще характерен для советской  историографии, сказался он и в изучении Киевской Руси. Анализ ее необходим  для того, чтобы определить характер общественного строя наших предков. Общепринятым в исторической науке  стал вывод, сделанный академиком Б. Д. Грековым о древнерусском обществе как об обществе феодальном. Выводы Б. Д. Грекова стали общепризнанными в советской историографии, и, хотя в дальнейшем были уточнены многие нюансы и детали, большинство авторов и по сей день считают Киевскую Русь раннефеодальном государством.

Так, академик Б. А. Рыбаков в работе "Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв." древнейшей формой феодальной ренты  считает полюдье. Автор считает, что полюдье возникает на рубеже VIII - IX вв. и характерно для всего IX века и для первой половины X, хотя как пережиточное явление известно и в XII веке. На основании летописи, сочинения византийского императора Константина Багрянородного (около 948 года) и ПВЛ исследователь реконструирует организацию полюдья киевских князей (география сбора дани, продолжительность, участники и т. д.) и приходит к заключению, что полюдье было не простым беспорядочным разъездом, а хорошо организованным важнейшим государственным делом. Трагическая гибель Игоря, убитого древлянами, которых возмутили непомерные поборы князя, по Б. А. Рыбакову, - результат превышения четко установленной нормы ренты. Доходы от полюдья составляли и основу торгового экспорта Руси. Сам факт ежегодного сбора дани для историка - одно из свидетельств перехода от разрозненных союзов племен к государству.

Древлян, убивших Игоря жестоко карает его жена Ольга. Под 947 годом ПВЛ  сообщает о регламентации повинностей  в Древлянской земле и установлении там "становищ", "ловищ", "погостов", определении "уроков" и "уставов", т. е. судебных пошлин и поборов. Эти сведения для Б. А. Рыбакова - свидетельство организации княжеского домениального хозяйства середины X века.

Л. В. Черепнин наиболее полно постарался обосновать гипотезу о верховной феодальной собственности в Древней Руси. По его мнению, уже первые известные  нам русские князья были верховными, собственниками всей русской территории на феодальном праве, а дани, которые  они собирали с подвластного населения, были не контрибуцией, платой за мир, а  феодальной рентой. Никакими теоретическими и конкретно-историческими данными  доказать такой путь развития Руси невозможно.

И. Я. Фроянов в монографии "Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории" пишет о схематичности исследований Б. Д. Грекова, которого привлекала генеральная линия развития общественных отношений на Руси и он сосредоточился на тех социально-экономических факторах, которые отражали наступление нового феодального строя. Между тем институты старого порядка - первобытнообщинного и рабовладельческого строя не были им изучены досконально. Вывод И. Я. Фроянова заключается в следующем.

В Киевской Руси IX - начале XII века дофеодальные факторы  играли весьма значительную роль. Например, широко была распространена не индивидуальная семья как в Европе, а так  называемая большая семья. Рост землевладения  шел за счет окняжения земли, т. е. установления верховной феодальной собственности на землю. Власть на людьми, по мнению Фроянова, еще не феодализм, а обложение данью вовсе не обязательно сопровождается установлением феодальной собственности на землю. В основе социально-экономической жизни Киевской Руси этого периода лежала не частная собственность на землю, а землевладение свободных крестьян. И. Я. Фроянов выделяет и существенную роль рабства в феодальных вотчинах, которые имели рабовладельческий характер. Рабов было намного больше, чем феодально-зависимых крестьян. Но это был отнюдь не рабовладельческий строй, так как подобного рода вотчин было мало.

В современной  российской историографии существуют две точки зрения на то, что являлось главным фактором экономического развития Киевской Руси: "традиционная" и "революционная". Согласно первой, выдающимся представителем которой является В. О. Ключевский, внешняя  торговля должна рассматриваться и  как основа ранней русской экономики, и как важнейший фактор развития Киевского государства. Согласно второй (ее наиболее известный представитель  Б. Д. Греков) в киевский период, так  же как и позднее в московский, сельское хозяйство, а не торговля, было фундаментом государства и общества.

Ключевский  в развитии своей теории дошел  до полного отрицания важности сельского  хозяйства в экономической жизни  Киевской Руси. Греков не мог совершенно отрицать роль внешней торговли в  киевский период: эта роль слишком  очевидна. Однако он пытается свести к  минимуму ее значение и подвергает сомнению ее активность. Ключевский говорит: "История нашего общества изменилась бы существенно, если бы в продолжение  восьми-девяти столетий наше народное хозяйство не было историческим противоречием  природе страны. В одиннадцатом веке масса русского населения сосредотачивалась  в черноземном среднем Поднепровье, а к половине пятнадцатого века передвинулось в область верхнего Поволжья. Казалось бы, в первом краю основанием народного хозяйства должно было стать земледелие, а во втором должны были получить преобладание внешняя торговля, лесные и другие промыслы. Но внешние обстоятельства сложились так, что пока Русь сидела на днепровском черноземе, она преимущественно торговала продуктами лесных и других промыслов и принялась усиленно пахать, когда пересела на верхневолжский суглинок".

Б. Д. Греков говорит: "Мне кажется, что в  наших источниках нет свидетельств подтверждающих, основные положения  Ключевского, Рожкова и их последователей. В Киевской, Новгородской и Суздальской  Руси земледелие было основным занятием народа".

Чью сторону  следует принять в этом споре?

Прежде  всего, необходимо сказать, что основная идея Ключевского о практически  полной миграции населения из района среднего Днепра на верхнюю Волгу, которая, якобы, произошла в период между  одиннадцатым и пятнадцатым веками и способствала расцвету Московской Руси, совершенно неприемлема.

Мы знаем, что славяне появились на севере России за столетия до образования  Киевского государства, что они  пришли на новгородские земли еще  в начале четвертого века, что верхний  Волго-Окский район был заселен  ими из Смоленска и Новгорода, а не из Киева и не позже седьмого века. Мы также знаем, что, согласно археологическим свидетельствам, не только славяне, но и литовцы и  финны занимались сельским хозяйством на севере задолго до одиннадцатого  столетия, уже не говоря о пятнадцатом.

В своем  блестящем исследовании П. Н. Третьяков  убедительно показал, что жители верхней Волги, которых он считает  протославянами, были знакомы с сельским хозяйством, по крайней мере с третьего века, и что в седьмом столетии население этих районов, в то время, несомненно, славяне, перешли от примитивных методов (подсечного земледелия) к регулярной вспашке земли.

Таким образом, даже в Северной и Центральной  Руси сельское хозяйство играло важную роль в экономической жизни народа задолго до одиннадцатого века. И  еще более важную, конечно, на Украине.

Известно, что уже в раннюю скифскую эпоху  некоторые племена, подвластные  скифским царям, выращивали разнообразные  зерновые. Согласно Византийским источникам, анты в шестом веке возделывали землю  и хранили зерно в своих  поселениях. По восточным источникам славяне в восьмом веке снабжали зерном хазар и мадьяр. Известно из ПВЛ, что одно из восточных славянских племен, вятичи, платили дань хазарам  по одной монете с сохи, следовательно, соха была их главным средством к  существованию.

В письменных источниках киевского периода встречается  масса упоминаний о земледелии и  зерновых. Все эти свидетельства  убедительно подтверждаются данными  археологии.4 Таким образом, не может быть никаких сомнений в том, что сельское хозяйство было одним из главных элементов русской национальной экономики киевского периода. "Исторический парадокс", о котором говорит Ключевский, был только плодом его воображения.

Однако  из признания значения сельского  хозяйства для Киевской Руси не следует, что мы должны отрицать роль внешней  торговли или, преуменьшать ее, как  это делает Греков. Как и в случае с сельским хозяйством, существует достаточно доказательств, подтверждающих активность торговли в экономике  Западной Евразии с незапамятных времен. Больше того, внешняя торговля была, несомненно, основным фактором формирования политики всех империй в Понтийских степях, от скифов до хазар.

Особенно  важно для обсуждаемого вопроса, что к моменту образования  Киевского государства, торговля зерном не играла значительной роли - если вообще имела значение - в русской внешней  торговле. Большую часть ее объема составляли продукты охоты и лесных промыслов: пушнина, воск и мед. Даже Греков не в состоянии отрицать этого. Хотя мы и не можем разделить взглядов Ключевского на сельское хозяйство, мы, тем не менее, должны последовать  за ним в утверждении важности неземледельческих продуктов во внешней торговле Киевской Руси, по крайней мере, в десятом веке.

Это очень  важный момент, принимая во внимание, что  сторонники взглядов Грекова используют данные по сельскому хозяйству при интерпретации социологических основ Киевской Руси. Поскольку сельское хозяйство являлось основой феодализма в Западной Европе, утверждается, что его развитие в Киевской Руси неопровержимо доказывает полную феодализацию страны в этот период. Признание же первостепенного значения внешней торговли, с точки зрения Грекова и его школы, поставило бы под угрозу всю схему.

В общем  можно сказать, что на своей начальной  стадии европейский феодализм базировался  на закрытой экономике, а любое сколько-нибудь заметное расширение внешней торговли, напротив, предполагает значительное развитие монетарной экономики.

Охота, бортничество и рыболовство. Охота  была любимой забавой русских  князей киевского периода. В своем "Поучении" князь Владимир Мономах  вспоминает о своих главных охотничьих подвигах с очевидной гордостью  и теплым чувством в следующих  словах: "В Чернигове своими руками я вязал диких коней в пущах  по десять и по двадцать, и, кроме  этого, я поймал столько же у реки Роси. Два тура метали меня рогами вместе с конем. Один олень бодал меня; из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь сорвал меч с бедра моего. Медведь мне у колена потник укусил, а другой лютый зверь вскочил ко мне на бедро и коня со мною опрокинул. И все же Бог соблюдал меня невредимым". Рассказывая о животных и птицах, населяющих леса и поля Руси, Владимир говорит: "Все эти благословения Господь даровал нам для услады и пропитания и удовольствия мужеского".

Даже  для князей охота являлась не только развлечением, но и важным промыслом. Еще более важной она была для  простых людей, особенно в лесной зоне Северной Руси. Во-первых, охота  доставляла пищу значительной части  населения, во-вторых, она обеспечивала мехами, нужными для изготовления теплой одежды, уплаты налогов (вместо денег) и торговли; в-третьих, давала шкуры для кожевенных работ.

На животных и птиц охотились при помощи стрел  и копий или ловили живьем в  сети и ловушки разных типов. Небольшие  силки использовались для ловли  птиц. Огромные сети развешивали в  лесах между деревьев для ловли  животных, которых поднимали и  направляли в них загонщики.

Очень популярной была также псовая охота. У некоторых князей были даже охотничьи  леопарды. Тогда как простолюдины охотились самостоятельно или создавали  охотничьи общины, князья и бояре  нанимали профессиональных охотников  различных специальностей: выжлятников, сокольничих и так далее. Княжеская  охота была, чаще всего, очень сложным  мероприятием.

В связи  с важностью охоты как промысла, охотничьи угодья охранялись законом. У каждого князя были собственные  места для охоты, но угодья, принадлежащие  представителям других классов, а также  церквям и монастырям, тоже упоминаются  в источниках. В "Русской Правде" предусмотрены суровые наказания  за охоту в чужих угодьях, а  также за кражу или порчу охотничьих сетей и убийство охотничьей собаки.

Бортничество  являлось другим распространенным видом  лесного промысла. Оно было довольно примитивным: пчелы содержались  в дуплистых стволах лесных деревьев. Такая колода (борт) могла быть природного происхождения, но чаще всего их специально вырубали в стволах для этой цели. Стволы затем метились специальным  знаком пчеловода (знамя). Часть леса, в которой находились помеченные деревья с ульями, охранялась, и  права владельца защищались законом. Штраф в три гривны был установлен в "Русской Правде" за снос чужого улья и в двенадцать гривен за удаление с дерева знака владельца. В источниках того периода упоминаются угодья с пчелиными ульями, принадлежащие  как князьям, так и простым  людям. Монахи тоже занимались пчеловодством, и князья нередко жаловали часть  своих угодий епископам и монастырям. Так, в 1150 году, князь Ростислав из Смоленска даровал епископу того же города лес с ульями и обслуживающим  пчеловодом (бортником).

Продукция бортничества - воск и мед - пользовались огромным спросом как внутри страны, так и за ее пределами. Воск, кроме  всего прочего, был необходим  для производства церковных свечей; он экспортировался в большом  количестве в Византию и на запад, а после Крещения Руси стал использоваться также русскими церквями и монастырями.