Личностная пережитая значимость переводческого акта

В соответствии с антропоцентризмом современной  науки  человек во всем многообразии его проявлений находится в центре внимания мирового гуманитарного и  естественно - научного знания. Именно антропоцентризм представляет собой  основной принцип развития лингвистической науки, и в частности переводоведения. По мнению Е. С. Кубряковой, «антропоцентризм как особый принцип исследования заключается в том, что научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования» [Кубрякова, 1995:212]. В отечественном языкознании общепризнанной считается концепция языковой личности, предложенная Ю. Н. Карауловым, согласно трактовке которого языковая личность являет собой вид полноценного представления личности, вмещающий в себя психические, этические, социальные и другие компоненты, но преломленный через ее язык. Феномен языковой личности профессионального переводчика представляет особый интерес в общенаучном поле  гуманитарного познания. Исследователи выделяют следующие научные направления в  изучении языковой личности переводчика:

1) становление  и формирование языковой личности  переводчика; 

2) проявление  языковой личности переводчика  в переводных 

текстах в различных аспектах;

3) определение  уровня компетенций, стратегий,  тактик языковой личности переводчика.

В соответствии с разработанными в отечественной  психологии положениями в структуре  любой деятельности можно выделить  четыре основных аспекта: 1) мотивационно побудительный,

2) ориентировочно-исследовательский, 

3) исполнительный  и 

4) контрольно-корректировочный [Леонть ев, 1969].

Общение как  меж культурная  коммуникация, таким  образом, в равной мере состоит из этих стадий. Во-первых, мотивами его  организации и  осуществления выступают профессионально-обусловленные  интересы и деловые намерения выстраивающих сотрудничество людей. Во-вторых, необходимая для этого ориентировка обеспечивается за счет найма переводчика. В-третьих, конкретные действия по достижению имеющихся целей опираются на информацию, приведенную посредником в доступную форму. В-четвертых, именно посредник-переводчик реализует функции модератора всего процесса в целом, что подчеркивает важность его статуса для продуктивности общения. В рамках психологического подхода коммуникация включается в общение в качестве одного из трех его компонентов. Два других —  интеракция и перцепция. Переводчик не производит перекодировку двух последних, но опосредует их, делая их возможными путем обеспечения эквивалентного (адекватного) соотнесения вербальных кодировок задействованных в общении смыслов. В общем виде партитивное соотношение между явлениями общения и коммуникации можно представить на рис. 1., который одновременно с этим демонстрирует посредническую роль самой коммуникации между явлениями интеракции и перцепции.

Рис. 1

Интеракция                          Перцепция

Коммуникация

Сущность второго  основания целесообразности  психологического подхода к переводческой деятельности отмечается, что представители разных стран, обслуживаемые переводчиком, осуществляют  деятельность  общения,  коммуникативный аспект которой и обеспечивается именно переводчиком. Благодаря этому становится возможным реализовать два других аспекта — интеракцию, приводящую к желаемому материальному результату, и перцепцию, предшествующую этому исполнительскому компоненту деятельности общения в качестве ориентировочного компонента. Третьим основанием целесообразности психологической интерпретации перевода для выявления механизмов  освоения обрабатываемой информации является тот факт, что в последнее время в науке довольно широко обсуждаются вопросы, связанные с антропоцентрическим подходом к описанию  статуса,  роли,  функции и влияния личности переводика на качество процесса и конечного продукта деятельности перевода. Этому уделяется повышенное внимание в работах Л. В. Куш ниной, А. Б. Бушева, М. С. Силантьевой, С. В. Серебряковой и др. Возрастает  внимание  к  позиции  переводчика  как  субъекта в опосредованном им взаимодействии между людьми различной культурной принадлежности. Увеличивается интерес к понятию, сущности и особенностям языковой личности переводчика как вторичного языкового образования в личностной структуре одного индивида. Само понятие «языковая личность», прежде всего, связывают с именем Ю. Н. Караулова, который определяет его как «вид полноценного представления личности, вмещающий в себя психические, этические, социальные и другие компоненты, но преломленный через ее язык, ее дискурс» [Кушнина, 2010:72].

В соответствии с современными представлениями о языковой личности переводчика, следует указать на ее вторичность по отношению к главной, которая базируется на системе родного языка. Это — «коммуникативно-активный субъект, способный в той или иной мере познавать, описывать, оценивать, преобразовывать окружающую действительность и участвовать в общении с другими людьми средствами иностранного языка в иноязычно-речевой деятельности» [Плехов, 2007:3]. Таким образом, человек, играющий роль посредника в межкультурном общении, обладает как минимум двумя конструктами, включенными в состав его целостной личности: первичной языковой личностью (родной язык) и вторичной языковой личностью (иностранный язык).

Проблема  модальности при переводе

Проблема категории  модальности как фундаментальной языковой категории, средств ее формального выражения в современной лингвистической науке вызывает неослабевающий интерес, что находит отражение в большом количестве исследований, касающихся ее сущности, разновидности модальной семантики и средств выражения модальных состояний.Большой вклад в решение проблемы модальности внес В. В. Виноградов, который утверждал, что «каждое предложение включает в себя, как существенный конструктивный признак, модальное значение, т. е. содержит в себе указание на отношение к действительности» [Виноградов, 1975:55]. Модальность — это понятийная категория со значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношения содержания высказывания к действительности (отношение сообщаемого к его реальному осуществлению), выражаемая разными грамматическими и лексическими средствами. При построении высказывания говорящий с помощью различных языковых средств задает определенную модальность, которая воспринимается сознанием адресата и которая способна повлиять на формирование у адресата определенного отношения к сообщаемому.Между тем проблема модальности имеет существенное значение не только для лингвистики, но и для психологии, так как категория модальности принадлежит к той области языковых явлений, которая оказывает воздействие на адресата сообщения.

В словаре лингвистических  терминов категория модальности  имеет несколько подвидов:

- модальность  гипотетическая (hypothetical / suppositional modality), которая предполагает представление  содержания высказывания как  предположительного;

- модальность  глагольная (verbal modality) — модальность,  выражаемая глаголом;

- модальность ирреальная (unreal  modality) — представление содержания высказывания как невозможного, неосуществимого;

- модальность  отрицательная (negative modality) — представление содержания высказывания как несоответствующего действительности [Ахманова, 1986:246].

Язык, выполняя функцию общения, служит не только средством передачи информации, но и средством воздействия  на человека, принимающего эту информацию. Таким образом, речевой акт является особой формой оказания психологического воздействия на адресата.

Согласно исследованию психологов, сознание человека защищено от внешних влияний своеобразным барьером, который может быть преодолен  путем повторения определенных слов и словосочетаний, эмоционального давления, психологических приемов или методом аргументации. Языковое манипулирование является особым видом речевого воздействия, используемым «для скрытого внедрения в психику адресата целей, желаний, намерений, отношений или установок, не совпадающих с теми, которые имеются у адресата в данный момент» [Быкова, 1999:99]. Речевые воздействия реализуются с помощью как фонетических, относящихся исключительно к устной речи (интонация, регистр голоса, темп речи, паузация и т. д.), так и лексико-грамматических средств. В некоторых сферах деятельности человека речевое воздействие, а часто и подлинное языковое манипулирование практикуется особенно часто. Это, в первую очередь, политика, реклама и судопроизводство.

Специфика передачи переводчиком эмоционального состояния переводимого человека

Реализация  межъязыкового перевода вербальных экспликаторов эмоциональных состояний  является непростой задачей по причине  их сложной коммуникативно-интенционной структуры, гетерогенности самих эмоциональных состояний, а также из-за различных традиций их объективации в речи в различных лингвокультурах. Так как вербализация эмоциональных состояний представляет собой многоплановый феномен, то в большинстве случаев возможен скорее не эквивалентный, а адекватный перевод вербальных репрезентантов эмоциональных состояний. Следовательно, для осуществления адекватного перевода вербальных репрезентантов эмоциональных состояний переводчик должен суметь раскрыть имплицитные компоненты смысла вербальных экспликаторов эмоциональных состояний, изучив в процессе предпереводческой деятельности компоненты структуры коммуникативного акта объективации эмоциональных состояний в речи, специфику фрагментов концептосферы, подвергаемых оценке говорящим, а также специфику культурных фреймов, в рамках которых происходит зарождение и вербальная репрезентация эмоциональных состояний.

Эмоциональное состояние (ЭС) понимается как психофизиологическое состояние, являющееся реакцией на эмоциогенную ситуацию, побуждающее человека к конкретным действиям (в том числе мыслительным, речевым). В объем этого понятия включены состояния физического порядка (боль), чисто эмоционального характера (радость), социального характера (благодарность), социобиологического характера (отцовство) и др. ЭС являются реакциями индивида на различные эмоциогенные ситуации (такие как, например, благополучная сдача экзаменов, получение подарка от друга, рождение ребенка и т. д.), провоцирующие его на различные действия [Колпащикова, 2007:15]. Вербализацию же эмоциональных состояний определим как речевые действия, являющиеся реакцией говорящего на эмоциогенные ситуации и осуществляющие определенную коммуникативную задачу, формирование которой провоцируется ощущаемым эмоциональным состоянием.

Коммуникативной задачей, реализуемой говорящим при вербализации ЭС, считается передача информации слушающему. Более того, речевое общение, всегда рассчитанное на какую-либо реакцию со стороны слушающего, представляет собой двусторонний процесс. Следовательно, вербально эксплицируемые ЭС рассчитаны на то, чтобы быть понятными коммуникативному партнеру. Благодаря тому, что манифестация говорящим того или иного ЭС имеет определенную коммуникативную задачу, ее можно сопоставлять с другими коммуникативными действиями. Таким образом, адекватный перевод вербализуемых в условиях той или иной коммуникативной ситуации ЭС должен быть ориентирован на соответствие существующим в языке-реципиенте коммуникативным стандартам, моделям их вербальной объективации в определенной культурной среде. Если использовать метафоры, то вербализацию ЭС как коммуникативную задачу можно сравнить со стратегической игрой, в которой вербализованное ЭС — это ход фигуры, двигающейся определенным образом и имеющей конкретную цель воздействия на остальные фигуры. Таким образом, чрезвычайно важной чертой вербализации ЭС является стремление говорящего вызвать ответную реакцию слушающего. Существует мнение, что благодаря таким свойствам некоторых эмоций, как их нацеленность на аудиторию, их понимание становится доступно другим участникам коммуникации [Parkinson, 1995]. Например, внешняя экспликация кем-либо своего депрессивного состояния вызвана, скорее, не стремлением выразить внутренние переживания, а желанием послать сигналы другим людям [Coyne, 1976].

В теории речевой  коммуникации речевое действие, призванное вызвать реакцию у слушающих, относится к сфере понятия коммуникативное намерение (КН). КН  определяем как намерение говорящего повлиять определенным образом на слушающего посредством высказывания. Интенции, обусловливающие выражение ЭС в речи, зависят от образа мышления человека, что непосредственно связано с окружающей его этнолингвокультурной средой. Многие ЭС воспринимаются человеком в детском возрасте, и их коммуникативной функцией, в первую очередь, является установление взаимопонимания с  другими людьми, а также управление своими действиями (к  примеру, через мимическую, жестовую и вербальную манифестацию эмоций родители приучают ребенка избегать явлений, которые могут нанести ему вред). Так как этнолингвокультуры различны, то различны и ЭС, адаптирующие людей к обществу. В каждой отдельной этнолингвокультуре эмоции имеют свою коммуникативную «семантику» и интепретацию.

Эмоции могут  быть категоризированы самим индивидом  и обозначены эмоциональным термином, таким, как злость, печаль или зависть и др. Ученые считают, что само обозначение эмоции может повлиять на то, как оценивается событие говорящим, а значит, и ограничить рамки самой эмоции. В современных обществах социальный компонент является доминирующим в формировании эмоций. Такого же мнения придерживаются и ученые, работающие в сфере культурпсихологии. Итак, вербальное отражение ЭС в языке имеет глубокое смысловое содержание: оно связано не только с оценками, провоцирующими определенные ЭС, но также с социально обусловленными ситуативными моделями выражения ЭС. Так, А. Вежбицка полагает, что слова, называющие эмоции, представляют собой описания особых или стандартных ситуаций, в которых те могут возникнуть [Wierzbicka, 1972]. Следовательно, вербализация ЭС прототипична по своей сути: каждый раз человек испытывает конкретную эмоцию, но, сопоставляя ее с жизненными ситуациями, выбирает определенную модель ее вербального выражения из ряда возможных и озвучивает ее собеседнику. Таким образом, люди, вербализуя свои ЭС, скорее, передают друг другу не информацию о самих подлинных ЭС, а их типизированные обозначения (а вместе с ними и принятые оценки таких ситуаций) и формулы их вербального выражения, распространенные в данном обществе и соотнесенные с определенными ситуациями. Представление о механизме вербализации эмоций соответствует основным положениям когнитивной лингвистики. В процессе общения приобретенные человеком знания об эмоциях концептуализируются в его сознании, образуя концепты эмоций, словесная форма которых, в трактовке И. А. Стернина, реализуется в семантическом пространстве концепта [Стернин, 2004]. Итак, средства вербализации эмо ций определяются стереотипами их ситуативного употребления и культурно-социальными моделями, которые, по мнению когнитивистов, хранятся в нашем сознании в виде концептов и ассоциативно-вербальных связей. Взаимопонимание и общение людей при вербализации ЭС происходит благодаря тому, что они обладают знаниями о едином эмотивном коде, используемом в определенной этнолингвокультуре. Современная эмотиология определяет эмотивный код как «семиотическую систему корреляций между психическими состояниями (эмоциями) коммуникантов и их концептуализацией (семантизацией, вербальными упаковками, т. е. оязыковлением)» [Шаховский, 2003:7]. Рассмотрев функционирование эмоций в речевой коммуникации, Р. Фихлер утверждает, что существуют три класса коммуникативных задач, решаемых участниками общения:

1) манифестация  эмоций;

2) интерпретация  эмоций;

3) передача эмоций.