Особенности религии древних славян

2. «Бхувах» – воздушное пространство со звездами, солнцем и луной.

3. «Бхух» – земля, почва»[84]. 

Представлений о подземном мире, подобном Аиду, в ведической космогонии и трипольских росписях не обнаруживается. Своеобразная двойственность неба сохранилась и в современном русском языке, где есть «небо», но есть и «небеса». Таким образом, можно сказать, что трипольская роспись является точной иллюстрацией к десятому гимну Ригведы. «Возможно, что при решении вопроса об исходной позиции индо‑иранцев в их последующем движении на восток нельзя будет исключить из рассмотрения область трипольской культуры»[85], - говорит Б.А. Рыбаков. Поэтому даже если допустить причастность трипольцев к индо-иранской ветви и уход их к Пенджабу и Инду, то нельзя думать, что всё население Поднестровья и Среднего Поднепровья оказалось вовлечённым в этот колонизационный процесс, а потому вполне возможно, что некоторая часть трипольских племён оказалась субстратом обособившихся праславян. Всё это указывает на некоторую близость древнейших религиозных представлений славян и индо-иранцев. Известно, что одним из таких представлений среди славян является культ рожаниц и последующий — Рода. Выше в данной работе указывалось, что славянский Род как небесное божество сопоставим с Ураном или Кроносом, в отличии от позднейшего Перуна — уже «специализированного» небесного бога (сравнимого с Зевсом или Юпитером). М Элиаде замечает, что индийский Дьяус довольно рано уступил место другому Верховному Богу Неба — Варуне. Подобная «секуляризация» Дьяуса является следствием «пассивности» всех Богов Неба: «...сакральный элемент отделяется от явлений природы, и слова, некогда используемые в целях описания сакрального, в конечном итоге становятся профаническими: значимость небесного божества заменяется на обозначение неба и дневного состояния неба»[86]. Однако и Варуну уже нельзя просто Богом Неба, он царь от природы (самрадж) или Верховный Владыка. Всё это выдаёт его сопоставимость с греческим Ураном: «Поражает также симметрия между двумя Верховными Владыками — Ураном и Варуной...»[87], - пишет М. Элиаде. Оба — Верховные Владыки мира, оба обладают исключительным правом «опутывания» (Варуна — силой Майи-Иллюзии, Уран - «опутыванием» своих детей в теле Земли-Геи) и так далее. Такая аналогия позволяет нам провести параллель и между славянским Родом и индийским Варуной как Верховными Владыками и Богами Неба. Если Варуна называем самрадж, то Индра уже царь, воцарившийся по своей воле, то есть сварадж, это герой, храбрый воин. «Но Индра — не демиург; он содействует жизни и победоносно распространяет ее по всей Вселенной, но не творит ее. В случае с Индрой созидательная функция, которой наделены все небесные божества, «специализирована» и трансформирована в функцию генеративную и жизнепридающую»[88]. По своей особой «специализации» Индра сравним со славянским Перуном — божеством княжеско-дружинным. Двойственность присутствует не только в отношении Верховных Богов Неба, но и, как уже отмечалось, среди солнечных божеств. Как в греческой культуре, так и в индийской, мы имеем наряду с Аполлом-Фебом и Вивасватом (прародителем людей) Гелиоса и Сурью — олицетворяющих собственно солнце. В славянской религии им соответствуют Дажьбог и Хорс, а в зороастризме Митра и Хвар. Наконец можно отметить следующую культурную параллель, позволившую исследователям определить роль в славянском язычестве Семаргла - «прибога» при Макоши. «К. В. Тревер обратила внимание на очень частое для иранского искусства изображение крылатой собаки с угрожающе протянутыми вперед когтистыми лапами. Крылатые псы в декоративном искусстве сасанидского и более позднего времени являются охранителями растений, семян, молодых ростков»[89]. Сопоставление таких изображений с данными Авесты (собранием священных текстов зороастризма) позволило понять, что крылатая собака — это Саэномерег, Сэнмурв — посредник между божеством Неба и землёй. Отголоски такого культа, как отмечает Б.А. Рыбаков, видны не только у иранцев, но и у армян, курдов, славян (Семаргл), молдован, а потому восходят, «как и многое в индоевропейском фольклоре, к глубокой древности земледельческого энеолита»[90].[91]

              Как пишет К.М. Королёв в своей книге «Языческие божества Западной Европы»: «Всякая мифология – плоть от плоти народа, ее создавшего. В ней, как в зеркале, отражаются характер народа‑родителя, ценности, которые он превозносит и лелеет, – и антиценности, им порицаемые и отрицаемые...»[92]. Автор отмечает также, что для обнаружения этих соответствий и противопоставлений необходимо  сравнение различных мифологических систем. Особенно богатый сравнительный материал представлен в Европе, где «...чем дальше на север от колыбели цивилизации – Средиземноморья, – тем суровее становится дух мифологии...»[93] «Нарастание драматизма» достигает своего апогея в мифологии германцев и скандинавов. Основные сведения по скандинавской мифологии сохранились в записях XIII века – стихотворной «Старшей Эдде», содержащей песни о богах и героях, и прозаической «Младшей Эдде», учебнике скальдического искусства, составленном знаменитым исландцем Снорри Стурлусоном. При сравнении мифологии, например, греческой и скандинавской нетрудно заметить, что образы мира, выработанные в среде разных народов, резко отличаются в силу различия образа жизни. Так, на суровой и слабо освоенной территории Севера центром жизни являлся сельский двор, потому и мироздание мыслилось скандинавами в виде системы усадеб. Однако самой главной чертой, отличающей религиозную и мифологическую систему скандинавов от систем других индоевропейских народов, является «предустановленная эсхатологичность», также несущая на себе отпечаток местной природы и климата. При дальнейшем сравнении можно выявить и ряд черт, роднящих скандинавскую мифологическую систему с общей, индоевропейской традицией. Это, например, архетипический сюжет о преобразовании первозданного Хаоса в организованный Космос, встречающийся и в Библии, и в мифологии Шумера, Аккада, Греции, и в индийской «Ригведе». Или, к примеру, мотив принесения в жертву первосущества с последующим созданием мира из его тела: инеистый великан Имир у скандинавов, Пуруша «Ригведы», Зевс в орфической традиции Греции. К.М. Королёв находит этот мифологический образ и в северорусской «Голубиной книге». Исследователь также делает следующий вывод: «Сравнивая космогонические сюжеты различных мифологий, отмечая разнообразие в деталях и несомненное «инвариантное» сходство в основе, мы неизбежно приходим к выводу о существовании единого индоевропейского космогонического прасюжета, развитием которого явились космогонические мифы народов Евразии, в том числе и скандинавский»[94]. Вероятно, одной из таких «инвариантных» особенностей в каждой религиозной традиции является наличие представлений о Великой Матери Мира, что неоднократно отмечалось выше. Как то было разобрано на примере греческой Гекаты, функции подобного божества эволюционировали позднее в богиню-покровительницу благосостояния или же гаданий и заклинаний. Срединной части данного культа соответствует славянская Макошь. В скандинавской «Эдде» к группе божеств плодородия («ванов») относится Фрейя, она названа также «Дающей», с ней отчасти связан и мир мёртвых. И если первоначальное состояние культа Матери Мира утверждается, по мнению Б.А. Рыбакова, в трипольской культуре, то такие божества, как Макошь (позднейшая) и скандинавская Фрейя представляют собой сравнимых богинь, имеющих корень в изначальном образе Великой Матери Мира. В дальнейшем, разбирая языческую реформу князя Владимира, Б.А. Рыбаков приходит к выводу, что пантеон, составленный в ходе неё, является интереснейшим идеологическим явлением, свидетельствующим о глубоких разработках русского жречества. В частности в пантеоне Владимира нет ни одного следа воздействия варягов: «Hи одно из имен славянских божеств (как вошедших в пантеон, так и не вошедших в него) не находит аналогии ни в скандинавской, ни в германской мифологии: Водан - Один, Тор - Донар, Фрейя и Фрейр и др. неизвестны славянской мифологии и фольклору»[95]. Более того, сообщения о жертвах Перуну говорят, что такая участь постигла в 983 году именно варяга. Всё это Б.А. Рыбаков связывает с антиваряжской политикой Владимира-Добрыни, использовавших наёмников-варягов как военную силу и изгонявших их по миновании надобности за пределы Руси[96]. Однако, памятуя о древнейшем индоевропейском единстве и опираясь на выводы сравнительного религиоведения, возможно рассмотрение параллелей и между славянским и скандинавским язычеством. Так, например, М. Элиаде, исследуя развитие представлений о Верховном Боге Неба, пишет: «Тор (Донар; Тунрац), как Индра и Юпитер, — это бог грозы и битвы. Различие между Ураном, который «оковывает» своих врагов и знает будущее (он предупредил Крона о грозящей ему опасности), и Зевсом, который «героически» сражается с помощью своих молний, или же различие между «волшебником» Варуной и воином Индрой соответствуют такому же (естественно, с небольшими вариациями) различию в германской мифологии»[97]. Тор — это бог-борец, своеобразный архетип германских героев, однако в бесчисленных битвах он побеждает при помощи своей «магии» (принимает различный облик или сковывает противников «страхом»). То есть мы можем сказать, что германцы и скандинавы сохранили первичную индоарийскую двойственную картину «магического владыки» и «героического владыки», обладателя духовной власти и физической. Ничего подобного в славянской религиозной системы мы не находим, однако сравнение  Тора и славянских божеств не столь бесплодно, как сопоставление последних со скандинавским Одином, который является великим шаманом, открывающим людям магические руны и получающим свою силу в результате мистической инициации. «Совсем другой характер у прямодушного и доблестного Тора»[98]. Как замечает К.М. Королёв, священными животными Тора являются козлы (двое козлов — Тангниостр и Тангриснир — влекут его упряжку), а в том, что бог грозы  владеет козлами многие исследователи видят причастность бога-громовика к плодородию (козёл — олицетворение любострастия и земного плодородия). Эти, несколько расширенные, функции Тора сближают его со славянским Родом ещё и потому, что имя первого связано с молнией («родией»), и атрибутом Тора является молот Мьелльнир, само название которого этимологически тождественно русскому «молния». Однако с тем же успехом мы можем сравнить Тора и с позднейшим Перуном — покровителем воинов, оружия, войн. Тем более на это может указать и тот факт, что, по предположению К.М. Королёва, триада Тор — Один — Фрейр, характерная для позднейшего периода скандинавского язычества, первоначально была составлена из Тора, Фрейра (или Ньерда) и Тюра. Причём Тор, как бог грома и молнии, тождественный индийскому Индре, олицетворял воинскую силу, Фрейр — плодородие и богатство,  Тюр — власть. И только с развитием «одинического» элемента в скандинавской мифологии Тюр был вынужден уступить место в триаде Одину — покровителю воинских союзов и богу-колдуну[99]. Однако все противоречия в сравнении снимаются в том случае, если мы учтём, что славянское язычество в его первоначальной форме являлось религией земледельцев, а не скотоводов, охотников, рыбаков, воинов и мореходов, какими являлись скандинавы. Тогда становится понятным, почему практически все скандинавские божества в той или иной мере отмечены воинскими функциями, в то время как, например, на Збручском идоле Перун был поставлен лишь на четвёртое место. Главнейшими славянскими божествами оставались всегда чисто земледельческие боги такие, как Род (податель дождя) с рожаницами и Макошь (покровительница плодородия). Всё это позволяет нам сделать следующий обобщающий вывод.

              Таким образом, мы можем ясно видеть, что такие различные религиозные системы, как славянская, греко-римская, индийская и скандинавская имеют достаточно много общих черт. Их можно выделить с отсылкой к первоначальному индоевропейскому единству, общей синкретичности Средиземноморской культуры и к чисто внешним сходным условиям жизни всех упомянутых народов (например, наличие Верховных Богов Неба в любой культуре приписывается большинством исследователей к трансцендентности для людей неба как такового). С другой стороны, все религиозные системы имеют свои собственные специфические черты, проистекающие из конкретных условий жизни, занятий того или иного народа. Например, греко-римские божества, традиционно считающиеся эталоном для западной культуры, наделены антропоморфными чертами, собственной биографией, ярко выраженной индивидуальностью; индийские боги и богини скорее «связки эпитетов и функций», которые в дальнейшем (в таких философских трудах, как Упанишады) превращаются в абстрактные философско-мистические принципы; божества же скандинавов и германцев, в силу природных условий и соответствующих им занятий представителей этих народов, наделены в большей мере воинскими атрибутами и функциями, чем божества всех прочих культур. Основу же славянского традиционного пантеона составляют божества-выразители чисто земледельческой  идеологии. Исходя из всего этого, можно сделать вывод, что все упомянутые выше языческие религиозные системы сопоставимы по функциям божеств, по их общим чертам, но специфическое наполнение как богов, так и мифологии, у каждого народа своё. Например, Адити в позднейшей индийской религиозной философии представляет собой принцип Матери Мира (Материи), греческая Гея — своеобразная эпическая сила, а славянская Макошь и скандинавская Фрейя — земледельческие божества-покровительницы людей. Зевс — общегреческое божество, Верховный Владыка, Тор — скандинавский бог грома и молнии, сохранивший двойственную природу своей власти (физическую и духовную) и славянский Перун — дружинно-княжеское божество, которое появляется в пантеоне на первом месте довольно поздно и не имеет особой популярности среди народа, как например, Род и рожаницы. Все эти божества сходны между собой по общим признакам и функциям, но каждый в отдельности имеет собственную историю становления и собственное идеологическое значение для того или иного народа. То же самое мы можем сказать и о праздниках и обрядах в  разных языческих религиозных системах. С одной стороны, различные народы, в силу своих традиционных занятий (в особенности земледельческих), подчиняются сходным природным циклам, от которых зависят языческие праздники. Но с другой стороны, у каждого народа мы видим не только своё особое время проведения того или иного праздника, но и специфическое его наполнение, так как конкретный праздник всегда зависит от конкретных божеств, которые, как было показано выше, являются выразителями различной идеологии во всех рассматриваемых культурах.

3. Заключение.

              Подводя итог, первое, что надлежит отметить — это то, что эволюция религиозных взглядов в язычестве древних славян — это не процесс полного вытеснения старых комплексов представлений новыми, а сосуществование более архаичных и древних представлений с недавно возникшими культами. Именно это постепенное наслоение более новых представлений на древние и глубинные и составляет, в конечном счёте, ту основу, которая характеризует народное мировоззрение в ту или иную эпоху. Так, например, для архаичных стадий верований славян был характерен «дуалистический анимизм» с  его культом берегинь и упырей. Впоследствии этот культ сохранил своё значение в почитании предков. Следующая стадия развития в религии древних славян - вера в Рода и рожаниц, которая также существует не столько как определённый этап, сколько как протяжённое во времени устойчивое верование в верховное небесное божество, Бога-Творца и рождающих богинь урожая. Наконец, в ходе реформы язычества, предпринятой князем Владимиром, на первое место был выдвинут дружинно-княжеский культ Перуна, что при этом не устраняло традиционных верований в Рода, рожаниц, а также Макошь, Ладу и Лелю, распространённых среди основной массы населения и выражающих чисто земледельческую идеологию. В то же время реформа во-первых, подчеркивала суверенность молодого русского государства по отношению к христианской Византии; во-вторых, укрепляла положение великого князя, так как во главе пантеона был поставлен бог грозы и воинских успехов. Кроме того, этим действием Владимир отодвигал на задний план наемных дружинников-варягов, часть которых была христианами; в-третьих, новый русский пантеон был противопоставлен не только византийскому христианству, но и скандинавскому язычеству, от которого не было взято ничего.

              Второе, на что следует обратить внимание, это существенные особенности, характеризующие годичный цикл праздников и обрядов в язычестве древних славян, который также эволюционировал во времени и складывался постепенно как из древнейших архаичных элементов, восходящих к индоевропейскому единству, так и из ближневосточных заимствований, воспринятых первоначальным христианством. Одним из элементов этого годичного цикла были солнечные фазы (солнцестояния и равноденствия), вторым — цикл молений о дожде и о воздействии вегетативной силы на урожай. Третьей частью были празднества урожая (от первых ростков до сборки и обмолота). И наконец последним и привнесённым позднее элементом были христианские праздники, часть которых также отмечала солнечные фазы (рождество Христово), а часть была связана с аграрным циклом южных областей Средиземноморья, имевшим иные календарные сроки, чем аграрный цикл древних славян. Именно отсюда возникло неравномерное восприятие христианского календаря в русской среде.

              Третьим пунктом необходимо указать то, что несмотря на многочисленные особенности, различающие славянскую, греко-римскую, индийскую и скандинавскую религиозные системы, все они имеют между собой достаточно много общих черт. Эти общие элементы можно выделить с отсылкой к первоначальному индоевропейскому единству, общей синкретичности Средиземноморской культуры и к чисто внешним сходным условиям жизни всех упомянутых народов (например, наличие Верховных Богов Неба в любой культуре приписывается большинством исследователей к трансцендентности для людей неба как такового). С другой стороны, важно и то, что все упомянутые народы имеют конкретные, только им присущие условия жизни, занятий и, безусловно, мировоззрение и религию. Например, греко-римские божества, традиционно считающиеся эталоном для западной культуры, наделены антропоморфными чертами, собственной биографией, ярко выраженной индивидуальностью; индийские боги и богини скорее «связки эпитетов и функций», которые в дальнейшем (в таких философских трудах, как Упанишады) превращаются в абстрактные философско-мистические принципы; божества же скандинавов и германцев, в силу природных условий и соответствующих им занятий представителей этих народов, наделены в большей мере воинскими атрибутами и функциями, чем божества всех прочих культур. Основу же славянского традиционного пантеона составляют божества-выразители чисто земледельческой  идеологии. Исходя из всего этого, можно сделать вывод, что все упомянутые выше языческие религиозные системы сопоставимы по функциям божеств, по их общим чертам, но специфическое наполнение как богов, так и мифологии, у каждого народа своё. Например, Адити в позднейшей индийской религиозной философии представляет собой принцип Матери Мира (Материи), греческая Гея — своеобразная эпическая сила, а славянская Макошь и скандинавская Фрейя — земледельческие божества-покровительницы людей. Зевс — общегреческое божество, Верховный Владыка, Тор — скандинавский бог грома и молнии, сохранивший двойственную природу своей власти (физическую и духовную) и славянский Перун — дружинно-княжеское божество, которое появляется в пантеоне на первом месте довольно поздно и не имеет особой популярности среди народа, как например, Род и рожаницы. Все эти божества сходны между собой по общим признакам и функциям, но каждый в отдельности имеет собственную историю становления и собственное идеологическое значение для того или иного народа. То же самое мы можем сказать и о праздниках и обрядах в  разных языческих религиозных системах. С одной стороны, различные народы, в силу своих традиционных занятий (в особенности земледельческих), подчиняются сходным природным циклам, от которых зависят языческие праздники. Но с другой стороны, у каждого народа мы видим не только своё особое время проведения того или иного праздника, но и специфическое его наполнение, так как конкретный праздник всегда зависит от конкретных божеств, которые  являются выразителями различной идеологии во всех рассматриваемых культурах.