В отличие от блж.
Августина, полагавшего государство
и его законы исторической
необходимостью, зависимой от первородного
греха, Фома, следуя здесь за
Аристотелем, видит в государстве
природную необходимость бытия
человека, поскольку он человек.
Законы, установленные
человеком, исходят из естественного
закона 2-мя способами: дедуктивно
или путем спецификации более
общих норм. В первом случае
мы получаем право человеческое,
во втором – право гражданское.
Из первого, например, вытекает
запрет на убийство, но вид
наказания за уже совершенное
убийство – из второго, гражданского
права. Последнее есть социальная
и историческая аппликация естественного
права. Предписания позитивного
права исходят из естественного
права, они присутствуют в сознании;
казалось, общество могло бы не
фиксировать их юридически, и
все-таки мы находим правовые
установления для тех, кто склонен
к порокам и не поддается
убеждениям. Закон призван вынудить
избегать зла тех, кто не
делает этого по доброй воле,
с тем, чтобы сохранить мирный
покой всех остальных. Так люди
с дурными наклонностями сначала
по принуждению, потом по привычке
научаются делать должное и,
возможно, становятся добродетельными,
избавляясь от страха. Принудительная
сила закона, кроме охранительной
функции, по Аквинату, имеет еще
и педагогическую. Закон должен
исходить из факта несовершенства
людей. Он не может заблокировать
все пороки, но те, которые растлевают
других, может, более того, обязан.
Убийство, воровство грозят смертью
всему обществу, поэтому важно
поддерживать не все, но те
добродетели, которые умеют противостоять
наиболее опасным порокам.
Существенно, что когда
человеческий закон, будучи природным
по происхождению, входит в
противоречие с естеством, с
этого момента он не существует
как закон. Аквинат солидарен
с блж. Августином в том,
что закон, чтобы быть законом,
должен быть справедливым, в противном
случае, мы имеем тотальную коррупцию.
Теорию справедливости – юстицию
– святой Фома определяет как
«постоянную волю находить для
каждого свое право», вполне в
духе Аристотеля и Цицерона. Однако
он уточняет: юстиция – это
предрасположенность души, дающей
воле постоянство и неустранимость
в нахождении права каждого.
Юстиция бывает коммутативная
и дистрибутивная, относящаяся к
человеческому обмену и распределению
между членами сообщества.
Моральная ценность
закона, полагает Аквинат, диктуется
естественным правом. Несправедливый
юридический закон несет в
себе насилие, однако и такой
закон может считаться обязательным
к исполнению в случае необходимости
пресечь скандальный беспорядок.
В случае противоречия закона
человеческого божественному неподчинение
такому закону Фома считает
безусловно необходимым, например,
в случае санкционированного
идолопоклонства. Восстание против
тирана также оправдано, ибо
для подданных хуже и больше
зла, чем тирания, уже не
может быть.
Наилучшая форма правления,
согласно томизму, монархия, верный
гарант порядка и единства
государства. Наихудшая – тирания,
двигатель которой – грубая
сила, зло. Чем эффективнее и
организованнее эта сила, тем
порочнее. Это своего рода кривое
зеркало, ведь верная форма
правления тем сильнее, чем
больше в ней единства, как
уже говорилось.
Государство может
и должно направлять людей
к благу всех, способствовать
некоторым добродетелям; позитивное
право служит человеку в достижении
его земных целей. Но государство
бессильно в достижении цели
сверхъестественной, которая всегда
актуальна для человека, поскольку
он человек. Ни lex naturalis, ни lex humana здесь
не достаточны. Лишь lex divina, закон
Откровения, позитивный закон Бога
может привести к блаженству
сверхприродному, которое заполняет
и искупает все несовершенства
человеческих законов.
Итак, в согласии с
классической парадигмой, естественный
закон – это природный разум.
Критерий, по которому человек
способен отличить добро от
зла, – разум, управляющий его
поступками. Последняя цель достижима,
если он ведом законом божественным,
и это снова разум, знающий
естественный закон. Последний,
скорее, природный инстинкт, чем
естественное право. Не lex naturalis заключен
в нормах закона и в Евангелии,
но эти нормы – сам божественный
закон, а естественное право
– объект всего лишь человеческого
разума.
Моральная философия Аквинского
1. Всем есть место под
солнцем
Ранняя схоластика
недостаточно занималась проблемами
моральной философии, руководствуясь
мнением, что моральные проблемы
имеют практическую, а не научную
природу. Фома же в свою философскую
систему включил этот раздел,
как равноценный теоретической
философии.
Из философских доктрин
античности только 2 оказали большое
влияние на христианскую этику:
стоический аскетизм и неоплатонический
экстатизм. Фома же пошел совершенно
другим путем: он пошел за
Аристотелем, за его умеренной
и разумной этикой. Вопреки тем,
кто, приняв высшие блага, отвергал
низшие, Фома, опираясь на Аристотеля,
ценил любое благо и каждому
из них стремился определить
положенное ему место.
Бог для него был
наивысшей конечной целью и
мерой человеческих поступков.
С этой точки зрения, томизм
не отличался от августинизма.
Но в анализе моральной жизни
он предусматривал не только
конечную цель, но и более близкие
цели и в силу этого, при
общей теоцентрической позиции,
находил место и для эмпирических
исследований. В этих исследованиях
Фома брал пример с Аристотеля
и, объединив его утонченные
этические понятия с христианским
отношением к жизни, создал
систему этики, которая была
несравнимо более полной и
последовательной.
2. Первенство разума
Для того, чтобы лучше
выбрать блага, разум должен
предварять волю и управлять
ею. Фома, провозгласив в этике
первенство разума, стал, вместе
с греками, на позиции интеллектуализма,
упрямо противореча августиновской
школе, ее волюнтаризму.
Конечной целью жизни
он видел счастье, само же
счастье понимал в соответствии
со своей теоцентрической и
интеллектуалистской философией. Он
понимал его как познание, но
не обычное познание, а познание
Бога. Познание является наивысшей
функцией человека, а Бог –
наиболее совершенным объектом
познания.
В этике Фома Аквинский
исходит из того, что все сущее
стремится к Благу: неразумные
существа – к собственному
благу, разумные – к Благу
как таковому. Но блага нельзя
желать, если оно неизвестно интеллекту;
поэтому интеллект благороднее воли. Целью
человеческой жизни является обретение
блаженства; блаженство состоит не в акте
воли, но в акте интеллекта.
Цель интеллектуальных
субстанций – знать Бога посредством
интеллекта; но созерцать свет
Божественной славы в его полноте
человек может лишь в будущей
жизни, здесь же к блаженству
приближает созерцательная, молитвенная
жизнь подвижников. Наш разум
не может непосредственно видеть
Высшее Благо; он ограничен
необходимостью постоянно выбирать
между частными благами, на
свой риск оценивая всякий
раз, являются ли они промежуточными
целями в направлении к Высшему
Благу. В этом состоит свобода
человека. Однако практический разум
может из своего опыта почерпнуть
общие принципы морали, укорененные
в Божественном законе. Мера совершенства
человеческого действия пропорциональна
подчиненности последнего разуму,
владеющему принципами морали. Действие,
сообразующееся с разумом, является
добрым, несогласное с ним –
злым.
3. Предназначение Человека
Мы не можем непосредственно
увидеть Высшее совершенство
и поэтому обречены на попытки
посредством непрерывно возобновляемых
усилий интеллекта определять
среди явленных нам форм блага
те, что связаны с Высшим Благом
необходимой связью. И в этом,
по крайней мере здесь, на
земле, состоит сама человеческая
свобода.
Поскольку непоколебимая
верность Высшему Благу недоступна
людям, наша воля обречена на
выбор лишь между особенными
формами блага. Как определить,
какие из особенных благ нам
следует выбирать, а, узнав это,
как направить наши действия
на их достижения – основная
проблема морали.
Движение воли, направляющее
саму ее и все другие силы
души в направлении определенного
объекта – это ее “интенция”,
объект интенции – определенная
цель. Если для достижения цели
необходимо вначале выбрать определенные
средства, одна и та же интенция
проходит через следующие один
за другим акты выбора различных
средств. Соответственно есть
только одна интенция и для
средств и для цели, т.к. она
выбирает средства в перспективе
реализации цели.
Хотя человеческие
действия связаны с единичными
событиями и объектами для
установления средств, соответствующих
цели, всегда требуется обсуждение.
Это обсуждение завершается выбором,
в отношении которого воля
выражает свое согласие или
одобрение. Таким образом, в
этой сложной операции воля
и интеллект участвуют разными
способами. Умножая однородные
моральные предпочтения, мы формируем
моральную привычку, цель которой
является осуществление соответствующих
действий. Когда такие привычки
нравственно положительны, их называют
добродетелями, нравственно отрицательные
привычки называют пороками.
Формирование и развитие
моральной личности в каждом
индивиде неотделимо от приобретения
собственных добродетелей и, увы,
собственных пороков. Поскольку
эта проблема объединяет личные
склонности, образование и самодисциплину,
постольку подлинная история
морального существа – это
обдуманное приобретение как
моральных добродетелей, так и
пороков.
Будучи разумным животным,
человек должен управлять своим
поведением в соответствии с
законами разума. Он делает это,
правильно используя свой интеллект,
теоретическая задача которого
состоит в познании истины, а
практическая – в познании
блага. Как и теоретический,
практический разум имеет собственные
принципы. Во-первых, людям следует
избегать зла и стремится к
благу. Для разумного существа
благо есть то, что согласуется
с его разумной природой и,
следовательно, с разумом. Каждое
действие, подчиненное разуму –
является благим, неподчиненное
– злым. Добродетель, поэтому,
есть постоянная склонность к
действию соответственно предписаниям
практического разума. Мы нуждаемся
в интеллектуальных добродетелях,
чтобы постичь принципы человеческого
поведения (Понимание), вывести из
этих принципов правильные заключения
(Наука), и, наконец, соотнести
и принципы и заключения с
первыми принципами и причинами
(Мудрость). Все они являются добродетелями
интеллекта.
Естественно, должны
быть и собственно моральные
добродетели, проистекающие из
воли, коль скоро сама моральность
обнаруживается в действиях. 3 главнейшие
моральные добродетели – это
1) справедливость, регулирующая
наши действия всякий раз, когда
они касаются прав других людей;
2) темперамент, подавляющий
страсти; и
3) сила, делающая для воли
возможным подчинение требованиям
практического разума.
Исключительно важная
интеллектуальная добродетель, тем
не менее, это благоразумие. Оно
представляет собой поступательно
приобретаемую привычку правильного
разрешения частных моральных
проблем. Действительно, каждая
частная проблема – отдельный,
отличный от прочих случай, потому
что особенные обстоятельства
никогда не повторяются дважды.
Благоразумным считается такой
человек, чья способность практического
суждения развита настолько, что
он может дать советы по
вопросам практической нравственности
и себе и другим, нуждающимся
в них людям. Исходя из обстоятельств,
он решает, какое действие будет
наилучшим, рассуждая в свете
принципов теоретического разума и рационально
выводимых заключений. От начала и до конца
«моральная добродетель всем своим благом
обязана правилу разума».
Эти правила, однако,
не только указывают на то,
что должно считаться правильным
или неправильным согласно нашим
собственным предпочтениям. Они
являются законами, если угодно,
заповедями разума, предписывающего
то, что необходимо для общего
блага. Вечный закон есть веление
божественного Проведения, и, следовательно,
божественного разума, управляющего
совершенным единством, которое
мы называем Вселенной. В той
мере, в какой человек подчинен
этому вечному закону божественного
провидения, в нем есть его
отпечаток, называемый естественным
законом.
Более того, в той
мере, в которой человек является
разумным творением, он подчиняется
вечному закону в исключительно
возвышенном смысле: не просто
следуя ему, как все природные
существа, но также сознавая и
желая его. Естественный закон
в человеке есть, следовательно,
«ни что иное как причастность
рационального творения вечному
закону». Что до человеческих
законов, они являются предписаниями
человеческого практического разума,
провозглашенными людьми, которые
наделены властью и отвечают
за общее благо городов. Будучи
человеческими, эти законы, когда
они справедливы, также многообразно
причастны божественному закону.
Каждое моральное заблуждение
и каждый грех, есть прежде
всего нарушение закона природы,
и, следовательно, нарушение законов,
предписанных природе божественным
разумом.