Узкое и широкое определения терроризма смертников

  Прежде  стоит сказать, что Хусейн всегда был особым объектом почитания шиитов-имамитов, его гибель на поле сражения в неравном бою с войсками суннитского халифа Иазида I (из династии Умаййадов[47]) поминается в день 10-го числа месяца мухаррама по мусульманскому календарю[48]. Традиционно этот день отмечался шиитами с помощью траурных ритуалов, иногда включавших в себя самоистязания и самобичевания в качестве высшей формы выражения скорби по имаму. Такие ритуалы следует понимать как особый способ приобщения к его мученическому опыту, или психологической интериоризации образа Хусейна, согласно преданию мусульман, погибшего с десятком колотых и рубленых ран на теле. Такие ритуалы были характерны для паломников Кербелы, места гибели Хусейна, и других святых для шиитов городов Ирака не только в Средние века, но продолжают выполняться по сей день после 30-летнего запрета, действовавшего во время авторитарного режима Саддама Хусейна.

  По  классическим шиитским представлениям Хусейн, как и любой другой имам, обладал качествами непогрешимости и сверхзнания, внушаемого свыше и значительно отличающегося от ограниченного знания простых людей. Его мученическая смерть всегда глубоко почиталась, но имитировать ее было невозможно, поскольку имаму приписывались свойства святого, особой сверхчеловеческой личности, не доступные обычному человеку. Его можно только чтить и преклоняться перед ним, но повторить его путь и его судьбу считалось невозможным.

  В интеллектуальной традиции новых шиитских богословов образ Хусейна стал очеловечиваться, приближаться к состоянию обычного смертного, а джихад – прочно привязываться к идее мученичества как его высшей цели (в частности, в учении М. Мотаххари)[49]. Не менее важен был и другой идеологический ход – отделение мученичества как самоценного акта от джихада в идеологических построениях популярного проповедника исламской революции Али Шариати, известного своей симпатией к леворадикальным взглядам. Шариати заявил, что в условиях, когда победа мусульман невозможна (а цельджихада – торжество истинной веры и мусульман), верующий должен стремиться к мученичеству без надежды на успех, чтобы голос угнетенных был услышан в истории, а смерть свидетельствовала о праведности их дела[50]. По мнению богослова, именно так и погиб Хусейн, с сознательным предвкушением собственной смерти.

  Таким образом, произошел разрыв с квиетистской[51] традицией почитания мучеников классического имамитского шиизма. Модель мученической смерти Хусейна стала образцом для подражания в глазах молодого поколения мусульман Ирана, готового к активному политическому действию. Новый идеал мученичества лег в основу нормативной модели поведения мусульманина, пропагандируемой в революционном Иране под руководством имама Хомейни, сумевшего сплотить различные слои иранского общества для свержения проамериканского режима последнего иранского шаха династии Пехлеви (в 1979 г.), не имевшего большой популярности в народных массах.

  Тот же идеал мученичества вдохновлял отряды народного ополчения «Басидж»[52] на самопожертвование ради родины во время ирано-иракской войны, разразившейся несколько лет спустя после революции (1981–1988). Такие отряды формировались новой властью с целью создания опоры своему режиму и в качестве противовеса традиционной регулярной армии, которая считалась промонархически настроенной. Из среды басиджей вышли первые в современной истории смертники, совершившие акции самопожертвования в ходе военных действий против чужеземного захватчика. Имя пионера современных исламских смертников хорошо известно и распропагандировано в Иране – это 12-летний юноша Мохаммед Хусейн Фахмиде. В 1980 году во время наступления иракских бронетанковых и механизированных дивизий, вступивших в город Хоррамшахр, завязались уличные бои. В одном из них героически проявил себя Мохаммед, бросившийся под танк с ручной гранатой, спрятанной под рубашкой. Сам Хомейни удостоил высочайшей чести юного мученика, назвав его в своей речи «нашим лидером»[53]. Примеру Мохаммед а последовали тысячи других молодых бойцов народного ополчения. Стремление к самопожертвованию достигло своего пика в таком шокирующем явлении, как использование «людских волн», добровольцев, очищавших собственными телами заминированные иракскими войсками поля с целью создания путей для беспрепятственного продвижения регулярных войск.

  Ф. Хосрохавар, которому принадлежит одна из самых серьезных  попыток теоретико-философского осмысления феномена смертников во времена  исламской революции в Иране, выделил три типа басиджей, чье участие в военных действиях было связано с разными ведущими мотивами. Часть добровольцев (среди которых было много подростков и даже детей, от 9 до 16 лет) привлекала возможность быстрого достижения автономии от родителей. Само участие в войне, которая воспринималась отчасти как игра, означало признание взрослым в глазах окружающих. Другие молодые люди (в основном происходившие из сельской местности) были заинтересованы в повышении социально-экономического статуса и перспективах участия в государственных и общественных организациях, производных от членства в добровольческой армии. Их ученый называет «оппортунистами». Ядром движения все же были религиозно мотивированные мученики, преимущественно выходцы из городской среды[54]. И таких рекрутов было предостаточно.

  Хосрохавар  объясняет массовую популярность идеи мученичества срывом социально-утопических  мечтаний по установлению справедливой исламской модели общественного порядка. Действительно, постреволюционный Иран испытывал серьезные внутренние проблемы и подвергся внешней угрозе. Уже в первые годы правления новой государственной элиты в экономике был заметен спад, ожидаемого растущего благосостояния среди широких слоев общества не наблюдалось, поскольку характер экономики в целом имел непроизводительный, но спекулятивный характер. Экспорт нефти оставался главным доходом государства. Война, ставшая одним из самых затяжных региональных конфликтов XX века, принесла ухудшение социально-экономического положения, угрозу национальной независимости и территориальной целостности новорожденной исламской республики. В таких условиях стала процветать теневая экономика, связанная со спекулятивной перепродажей товаров, полученных по льготным ценам из-за связей с государственными структурами. Политический режим Саддама Хусейна, развязавший войну с ближневосточным соседом по геополитическим причинам, воспринимался в Иране как агрессивная тираническая власть, жестоко угнетающая собратьев по вере, иракских шиитов. Его вторжение в политически и идеологически обновленный Иран оценивалось как попытка подрыва реализации проекта Исламской революции.

  Комбинация  ненависти (к иноземным  захватчикам и  внутренним врагам революции, срывавшим наступление социально-утопического строя) и отчаяния создала в сознании идейных басиджей тип религиозности, в которой мученическая смерть расценивалась как единственная форма реализации религиозного идеала, а на место идеальной социальной общности в земной жизни, невозможной в реальных условиях, была поставлена «общность-в-смерти»[55]. Таков важнейший вывод ученого, приписывающего иранским смертникам аберрации религиозного чувства в виде «смертоносной религиозности», некрофильских наклонностей, манихейского отношения к телу (как источнику греха). Заметим, что все эти утверждения далеко не бесспорны. Но несомненен сам факт всплеска религиозно-эсхатологических настроений и крайней популярности мученической смерти в иранском обществе в ранний период существования исламской республики, отличавшегося внутренней и внешнеполитической нестабильностью.

  Модель  самопожертвования  иранских басиджей стала живым образцом современного мученика, исповедующего ценности ислама, и привела к далеко идущим последствиям в мусульманском мире. Первой страной, перенявшей новый опыт, стал соседский Ливан, близкий Ирану не только географически, но и конфессионально. Целенаправленное распространение ирано-шиитской версии Исламской революции режимом имама Хомейни принесло значительные плоды в этой стране с крупной шиитской общиной, составляющей до 40 % ее населения. На территории этого государства произошли первые атаки бомбистов-смертников, организованные неправительственными группировками, которые часто признаются первыми террористическими актами с участием смертников в современной истории.

Ливан – родина современного терроризма смертников

  Феномен терроризма смертников возник в Ливане в условиях социального хаоса и фактического безвластия из-за гражданской войны между христианскими партиями, с одной стороны, и мусульманскими группировками и палестинцами – с другой, которая продолжалась на протяжении 15 лет (1975–1990). Страна, находящаяся в бушующем пламени междоусобных войн, подверглась иностранной интервенции со стороны соседних государств Сирии и Израиля (оккупировавших северо-восток и юг страны), каждое из которых преследовало собственные интересы. В августе 1982 года в Западный Бейрут прибыл контингент миротворческих сил (США, Франции, Италии и Великобритании) для контроля над эвакуацией палестинцев и сирийских войск и стабилизации обстановки.

  Ливанские мусульманские военизированные  группировки восприняли вмешательство извне  достаточно болезненно. Миротворческие силы западных держав были приняты в качестве враждебных оккупантов, особенно после их прямого вмешательства в конфликт. Что касается Израиля, то его роль в глазах ливанцев выглядела еще более очевидно. Армия обороны Израиля вторглась в Южный Ливан и дошла до Бейрута с единственной целью разгрома палестинцев (Организации освобождения Палестины, чья штаб-квартира в то время базировалась в столице Ливана), которые были союзниками мусульманских партий против христиан-маронитов и их собратьями по вере.

  Двадцать  третье октября 1983 года стала датой, которую  в США принято  считать началом  истории современного терроризма смертников. В этот день были совершены две  внезапные и практически  одновременные атаки (произошли  с интервалом в 20 секунд) на казармы морских пехотинцев США и французских воздушно-десантных войск.

  В обоих случаях  грузовик со взрывчаткой, управляемый смертником, врезался в здание на полном ходу, полностью  его обрушив[56]. Манера атаки и количество людских потерь в результате террористической операции оказали на Запад шокирующий эффект. На стороне войск США погиб 241 солдат и 100 человек было ранено. Франция потеряла 58 солдат, и еще 15 человек было ранено. Капрал, который в то утро нес караул, стал свидетелем трагедии. Из всех деталей произошедшего лучше всего ему запомнилась только одна – улыбка на лице смертника, ведущего грузовик прямо в здание американских казарм[57].

  Данная  операция ознаменовала собой активизацию  радикальных шиитских группировок, выросших под непосредственным патронажем фундаменталистского  режима Ирана[58]. Официально свою ответственность за террористические акты провозгласила мифическая организация «Исламский джихад»[59]. В реальности, как считают эксперты, за этими атаками стояла радикальная шиитская организация Хезболла.

  Хезболла  была создана в  июне 1982 года вследствие раскола политической организации Амаль, претендующей на выражение  интересов шиитской общины Ливана. В отличие от более светской Амаль, Хезболла провозгласила своей целью создание исламской республики по образцу иранской. Другой задачей стала национально-освободительная борьба с оккупантами, первейшей целью среди которых были израильские военные силы, обосновавшиеся на юге Ливана. Хезболла возникла вскоре после вторжения израильской армии в Ливан и с самого начала своего создания позиционировала себя как национально-освободительное движение.

  Операция 1983 года стала самой  известной среди  ранних атак смертников, но в действительности не была первой среди организованных Хезболлой. К самой ранней из них относят также весьма смертоносную по своим последствиям атаку 11 ноября 1982 года в Тире – тогда было разрушено восьмиэтажное здание, в котором располагался израильский военный штаб[60]. Потери военного контингента Израиля составили 47 убитых и 27 пропавших без вести. Исполнителем атаки был 15-летний Ахмад Кассир, родом из небольшого городка, расположенного в 10 милях от Тира. Несколько месяцев спустя, 18 апреля 1983 года, был взорван наполненный взрывчаткой автофургон у посольства США в Восточном Бейруте. Террористический акт унес жизни 63 человек, включая большую часть штата бейрутского ЦРУ.

  Однако  «стране вечных кедров»  известен еще более  ранний инцидент, в  котором принял участие  террорист-смертник. Пятнадцатого декабря 1981 года рядом с посольством  Ирака в Бейруте  был взорван автомобиль, в результате чего погиб 61 человек, включая самого посла. Им был Абдул Раззак Лафта. Организаторы террористического акта остались неизвестными. Ясно одно – нападение было осуществлено в интересах Ирана, воюющего в то время с Ираком. Существует предположение, что в этой акции была замешана шиитская группировка Амаль, впоследствии активно включившаяся в соперничество за умы и сердца ливанских шиитов с проиранской Хезболлой, в том числе в сфере ставших к тому времени популярными операций с участием смертников.

  Ассаф Могадам вполне справедливо утверждает, что четыре вышеназванных нами инцидента разметили историческую границу, отмечающую начало современного феномена атак смертников, организованных негосударственными социальными структурами[61].

  Что касается религиозной  легитимации новой  формы сопротивления, по некоторым источникам, разрешение на организацию  первых атак террористов-смертников пришло непосредственно  от имама Хомейни из Ирана, в то время высшего духовного авторитета шиитов-имамитов[62]. Духовный наставник Хезболлы аятолла Мухаммад Хусейн Фадлалла отказывался дать одобрительное религиозное постановление в отношении атак смертников, но позже и местной духовной элите Ливана пришлось включиться в пропаганду терроризма смертников. Тот же Фадлалла, следуя идеям лидеров иранской революции, после успешности первых атак Хезболлы стал воодушевлять шиитское население на активное противодействие иностранным вооруженным силам. В своих речах он призывал обратиться от пассивного почитания мученической гибели Хусейна к активному приобщению к его опыту, а также отождествлял бомбиста-смертника с бойцом, который гибнет с винтовкой в руках на поле сражения[63].