Шоковая терапия в Польше и в России

3.     Либерализация основной массы цен (свыше 90% цен являются свободными) и повышение цен, остающихся под административным контролем (энергоносители, транспортные тарифы, квартплата и лекарства).

4.     Введение частичной конвертируемости польской валюты – злотого – при ее значительной девальвации, унификации курса на всех рынках и либерализации внешней торговли.

5.     Жестко ограничительная политика доходов, суть которой состоит, во-первых, ликвидации всеобщей полной индексации заработной платы, введенной в июне 1989г., во-вторых, установлении высокого прогрессивного налога на рост заработной платы на предприятиях, ограничивающую увеличение фонда заработной платы по отношению к росту цен с применением корректирующего коэффициента индексации, в-третьих, во введении уравнительного налога на заработанную плату, превышающую среднюю в 1,4 раза.

Таким образом, анализ опыта  Польши, проводившей в начале переходного  периода жесткую антиинфляционную политику, показывает, что падение  объема выпуска и доли денег в  валовом внутреннем продукте - неизбежные черты начального периода постсоциалистического перехода. При проведении политики устойчиво низких темпов роста денежной массы и максимального ограничения денежного финансирования дефицита бюджета инфляционный скачек, порожденный ликвидацией денежного навеса, удается быстро остановить. Локомотивом экономического роста, как правило, выступает быстро формирующийся новый частный сектор. При этом для переходного процесса характерны быстрые и масштабные структурные сдвиги в производстве и занятости.  

Шоковая терапия  в России 

Стадии хронологии реформы  в России подобны таковым в  Польше. Российское общество было меньше подготовлено к осуществлению конструктивных мер, необходимых для функционирования рыночной экономики. Не было существенных предварительных реформ в течение  коммунистического периода.

К 1991г. экономическая реформа  в Советском Союзе едва прогрессировала  вне стадии децентрализации в  старой системе, и децентрализация  была все еще очень сомнительна. Ценовой контроль и государственное  управление применялось в приблизительно 75% экономической деятельности. Небольшой  частный сектор скорее был в симбиозе с государственным сектором, чем  работал самостоятельно. Закон о  контрактах, первым разработанный для  современной рыночной экономики, не был осуществлен, когда СССР пришел к упадку.

Экономические и политические лидеры страны не сталкивались еще  с трудными концептуальными и  институциональными вопросами, которые  являются центральными в использовании  инструментов рыночного типа для  установления макроэкономического  контроля.

Советский бюджет вышел баланса  в 1985г. и после того дефицит значительно. К 1991г. недостаток конструктивной реформы  вместе со снижением силы старой административной системы подразумевал, что экономика  начинала входить в состояние  свободного падения. Даже прежде, чем  хаос, созданный неудавшимся переворотом, было предсказано падение ВВП  на 18% к осени 1991г.

В 1990-1991гг., российское правительство  постепенно набирало мощь за счет правительства  СССР, этот процесс ускорил неудавшийся  переворот. Особенностью войны суверенитета между союзным и российскими правительствами было использование финансовой щедрости как оружие. Каждый уровень правительства стремился покупать поддержку более низкими налоговыми ставками, большими субсидиями и более легким кредитом. Таким образом, в отличие от конца 1989г. в Польше, осень 1991г. в России не было отмечена серьезными попытками справиться с экономическими проблемами. Одним из результатов стал большой дефицит бюджета, которого по оценкам составил 20% от ВВП.

В конце октября 1991г., российский президент Борис Ельцин объявил  свое намерение начать радикальное  действия по решению экономических  проблем страны. В свете последующих  достижений, важно помнить делающую политику окружающую среду, стоящую  перед правительством. Конгресс народных заместителей предоставил Ельцину  свободу в действиях в административном и политическом плане на один год.

Таким образом, философия  шоковой терапии была преобладающей  и Россия начала реальную экономическую  реформу в январе 1992. Представитель  премьер-министра, Егор Гайдар объяснил стратегию которая вела к введению налога на добавленную стоимость следующим способом: "Это было дилемма для нас: восстанавливать старую налоговую систему, или совмещать ценовую либерализацию с НДС 28%. В этот момент решение было очень опасно, но это было единственно возможный момент, когда мы могли бы принимать это. Мы решили помещать все наши яйца в одну корзину ... ".

В январе 1992г. команда Гайдара  намеревалась двигаться быстро по всем направлениям. Среди объявленных мер были либерализация большинства цен, отмена старой системы поставок, полная либерализация импорта, кардинальные изменения в налоговой системе, быстрое покрытие дефицита бюджета, сильное ужесточение денежной политики, программа приватизации с очень честолюбивыми целями, подготовка к конвертации рубля вместе с немедленным смягчением правил по торговле иностранной валютой, и переговорах о существующих отношениях торговли с другими экс-республиками. Это было внушительное меню изменений политики; учитывая отправную точку, это было конечно большее количество радикала, чем польский «большой скачок».

При переходе к другой политике первоначально планировалось на финансовое регулирование 19 % от ВВП, целью  был почти сбалансированный бюджет. Баланс должен был достигнут, основываюсь по существу на оперировании денежным потоке. Это подразумевало безжалостные сокращения в расходах. Новый налог на добавленную стоимость дал только 50% от сборов в первом квартале. Изменения во внешней торговле также решительно сократили существенный источник дохода.

Оценка денежной политики в течение этого периода была омрачена критикой денежно-кредитных  властей сторонниками шоковой терапии  и бедственным расточительством центрального банка во второй половине 1992г. Реальная стоимость денежного  предложения упала приблизительно на 70% в первом квартале. Кредит ЦБ предприятиям и коммерческим банкам сократились  на столько же.

В некоторых областях степень  шока, проведения политики, и даже фактическая  политика были неясны. Даже при том, что полная либерализация импорта была объявлена в январе 1992г., большинство видов деятельности остались лицензируемыми. На экспорт было наложено еще большее количество ограничений. Хотя программа правительства планировала приватизацию в 1992 70% предприятий в легкой промышленности и 60% в продовольствии, сельском хозяйстве и розничной торговле розничной продажи, эти цели были очевидно слишком честолюбивыми, когда Ельцин объявил, что не будет проводится быстрая приватизация больших предприятий. Таким образом, неуверенность относительно характера проводимых изменений была представлена даже среди правительства.

Влияние преобладающего состояния  в обществе могло бы быть обнаружено уже в январе 1992г. Например, либерализация  торговли была фрагментарно, и освобождение цен от контроля было далеко от полного.

Учитывая свободу в  действиях технократов в самом  начале реформ, их выбор не мог избежать давления политического оппонентов. Одних интерпретации тогда - тот, даже элита преобразования не была так иммунный(свободный) к общим расположениям(размещениям) в пределах общества, что шоковая терапия, как предполагалось,  обходила. Очевидно, взгляды политической элиты с дилеммой, с которой они столкнулись, и возможностями рынка были с оттенком влияния предыдущих лет. Это могло бы объяснять, почему даже соратники Ельцина были критически настроены по отношению к экономической политике уже в феврале 1992г.

Таким образом, поскольку  в 1992г. экономический кризис стал большее  пугающим, стали возвращаться некоторые  старые механизмы управления. В анти-монополистических мерах февраля 1992г. правительство дало себе широкие полномочия в управлении ценами и использовании центральных директив по производству. Различие между наличными и безналичными деньгами, которое были ослаблено в ноябре 1991г., было укреплено в марте 1992г. К апрелю правительство было готово использовать субсидии, чтобы смягчить результаты мер, предпринятых ранее. Перед лицом угрозы банкротства в крупных масштабах правительство сделало доступными кредиты в существенных размерах для предприятий.

К второму кварталу 1992г. стало ясно, что политика не может быть сформулирована независимо от экономических интересов. Центральное предположение в шоковой терапии о том, что учет этих интересов можно было бы избегать, оказалось неосуществимо на практике. Фактически, это могло бы быть расценено как прямой отказа от стратегической концепции, которая находится в сердце шоковой терапии, но имелся тормозящий эффект политической оппозиции как прямое последствие проводимой политики.

Весной 1992г. восприятие предположение, что кризис долга между предприятиями  угрожал всей системе. Общей особенностью была несогласованность между финансовой и макроэкономической политикой, преследуемой в центре и недостатке структурной  реформы и изменений в поведении  предприятий на микроэкономическом уровне. Как и в Польше, и как  подсказывала эволюционная перспектива, отсутствие быстрого регулирования  в поведении предприятий, оказалось  ахиллесовой пятой стабилизации шоковой терапии.

Важное последствие накопления долга между предприятиями было то, что лучшие предприятия сливались  с плохими. Эта угроза объединила директоров предприятий в оппозиции политике правительства. Увеличение групп интересов, представляющих старую государственную промышленность, формирование союза директоров предприятий и независимых профсоюзов, и учреждения Гражданского Союза в июне 1992г. было результатом этих экономических достижений. Реформаторы были вынуждены пойти на компромисс с этими группами, члены которых вошли в правительство.

Политика во второй половине года отразила этот компромисс. Основной принцип экономической программы  о примате фискальной и денежно-кредитной  политики был оставлен. Доминантой явилось предотвращение индустриального  краха, поскольку правительство  начало обращать внимание на благосостояния индивидуальных предприятий. Основа советского общества - тяжелой промышленности – которую хотели изменить, теперь находилось в центре внимания. Императив производства, основной принцип центрального планирования, быстро заменил жесткое ограничение бюджета, сущность рынка.

Отличительной чертой шоковой  терапии в Польше было согласие национальной политической элиты в вопросе  о выборе стратегического курса  развития страны. Популистская политика, предложения решать хозяйственные  проблемы за счет масштабной денежной эмиссии и наращивания бюджетных  расходов регулярно звучали в  ходе избирательных компаний, но оказывали  крайне слабое воздействие на проводимую экономическую политику.

В России такого согласия не было. Здесь вопрос о выборе курса  был предметом острой политической борьбы, а проводимая финансовая и  денежная политика подвергались резким колебаниям. Начатые радикальные  преобразования оказались политически  необеспеченными, быстро сменялись  попытками реализации мягкой денежной и бюджетной политики. Результатом  стали сохранение в течение длительного  времени высоких темпов инфляции и отложенная финансовая стабилизация. Дальнейшее развитие показало, что  продолжительный высокоинфляционный период приводит к формированию ряда микро- и макроэкономических феноменов, которые оказываются устойчивыми и существенно влияют на дальнейшее развитие национальных экономик, сдерживая экономический рост и воспроизводя финансовую нестабильность.

Падение выпуска вместе с  резким сокращением реальной денежной массы и взрывным ростом взаимных неплатежей предприятий порождают  представление о существовании  следующих взаимосвязей в экономике: избыточно жесткая денежная политика, проводимая из доктринерских (монетаристских) соображений - нехватка денег в экономике - неплатежи предприятий - падение  производства.

Отсюда и стандартный  рецепт действий в этой ситуации: наращивать денежное предложение ("насытить деньгами экономику"), решить проблему неплатежей за счет денежной эмиссии и взаимозачетов, обеспечить базу для начала экономического роста. В поддержку такого экономико-политического  поворота формируется мощная социально-политическая коалиция, объединяющая руководство  и коллективы государственных предприятий, заинтересованных в сохранении мягких бюджетных ограничений и отказе от радикальной реструктуризации и  представителей интересов бюджетных  отраслей, заинтересованных в наращивании  бюджетных расходов, финансируемых  за счет денежной эмиссии. В результате противоречие между жесткой бюджетной  политикой на макроуровне и мягкими бюджетными ограничениями государственных предприятий разрешается смягчением бюджетной и денежной политики государства.

Быстрый рост денежного предложения  позволяет на короткое время (2-6 месяцев) нарастить объемы реальной денежной массы. Увеличивается спрос населения  и предприятий на продукцию, падение  производства приостанавливается, более  того, обозначаются признаки экономического оживления. По истечении временного периода, необходимого для адаптации  экономических агентов к новым  условиям денежного предложения, инфляционные ожидания резко растут, а спрос  на денежные остатки падает. Повышается уровень долларизации экономики, темпы роста цен опережают темпы роста денежной массы, реальная денежная масса начинает сокращаться, за снижением реального платежеспособного спроса ускоряется падение производства.

Подобного рода эксперименты могут повторяться неоднократно, растягивая период высокой инфляции и падения производства. Раньше или  позже в уставшем от быстрого роста  цен обществе, где спрос на национальные деньги низок, а реальные доходы бюджета  от эмиссии быстро сокращаются, формируется  политическая коалиция, способная осуществить  денежную стабилизацию, снизив масштабы денежного финансирования дефицита бюджета и темпы роста денежных агрегатов до величин, совместимых с торможением инфляции.

Соответственным в России было снижение доли расходов в ВВП  на стадии финансовой стабилизации по сравнению с Польшей, которая  проводило жесткую стабилизацию (таблица 4 приложения).