«Парад суверенитетов» и распад СССР

     Западное, точнее американское, воздействие имело тем больший эффект, что к этому времени многие руководители республик, как бы вступая на тропу, проложенную самим Горбачевым, искали понимания и благосклонности Вашингтона. «В моих встречах, - пишет Дж. Бейкер о своих визитах на Украину и в Центральную Азию в декабре 1991-го, — одна тема была стандартной: интенсивное желание удовлетворить Соединенные Штаты». [3, с.173]

     Правда, летом 1991 года, когда дело шло уже  к развалу Союза, США заколебались - видимо, из-за стремления Буша поддержать Горбачева, чье положение резко осложнилось, и боязни хаоса в распадающейся сверхдержаве. Но колебания были недолгими. 27 ноября (еще до референдума на Украине, назначенного на 1 декабря) Буш принял лидеров украинской общины США и заявил, что США «ускорят признание... украинской независимости». [3, с.173] Более того, спустя два дня, все еще до голосования, Белый дом допустил утечку, сообщив, что после референдума пошлет на Украину специального эмиссара (то есть независимость заранее объявлялась свершившимся фактом).

     Все это невозможно расценить иначе, как грубое вмешательство во внутренние дела СССР и поддержку сепаратизма. Сам Горбачев в беседе с председателем правительства Испании Ф. Гонсалесом 30 октября 1991 года дипломатично заметил: «Бушу представляется, что будь СССР поменьше, уйди, например, Украина, США станет еще легче с нами говорить...» [3, с.173] Он ошибался: мысли Буша шли много дальше. Еще в сентябре 1990-го он рассуждал со своими помощниками: «Соблазнительно сказать: не было ли бы великим делом, если бы Советская империя распалась». По мнению Карена Брутенца: «Если бы это отвечало американским целям, Белый дом вполне мог оказать «убедительное» воздействие на Ельцина и скорректировать его поведение». [3, с.173]

     Политика  запада внесла свою лепту в развал Союза.  Западным странам было выгодно устранить такую сверхмощную державу со своего пути, да еще с большим арсеналом вооружения. Но в то же время политические деятели западных стран осознавали опасность последствий, хаоса в стране с атомным оружием. Поэтому на мой взгляд они завязали дружбу с Б.Н. Ельциным, оказывали ему всяческую поддержку, чтобы держать на контроле и влиять на события в стране.

     Выводом является то, что в целом основная стратегия политических деятелей западных стран, была направлена на ослабление и сокращение Советского Союза. Действовали они в своих интересах, чтобы устранить с политической арены мощного противника.

Процесс распада Союза  Советских Социалистических республик.

§4

Обострение  межнациональных отношений.

      Горбачев, хотя вырос и работал в многонациональной среде и вынес оттуда практический интернационализм, в национальной проблематике разбирался не слишком хорошо, не видел ее огромного взрывного потенциала, недооценивал роль и специфику национальных чувств и психологии. В сфере национальных отношений Горбачев больше, чем во многих других, придерживался традиционных представлений: национальный вопрос решен, Советская власть столько сделала для всех народов, что они навсегда сплотились в рамках Союза.

     Занимая в национальном вопросе демократическую позицию, он, тем не менее, вместе с очень многими полагал, будто русский элемент достаточно силен, чтобы «держать» Союз, и на вопрос М. Раковского (29 октября 1988 года), «не опасается ли Горбачев того, что ход «перестройки» может серьезно осложнить национальные взаимоотношения», ответил: «Спасает славянская ось нашей страны. Русские, украинцы, белорусы доказали свой интернационализм. Россия подняла окраины». [3, с.165] С таким концептуальным багажом Горбачев и встретил нарастание напряженности и участившиеся конфликты в национальных республиках. Он подходил к ним скорее как администратор, а не политик, объясняя происходящее «перекосами» и «недоработками», интригами мафиозных групп, что-то не поделивших между собой, ошибочной позицией интеллигенции, порочной практикой руководителей. Почти до самого конца руководство страны не осознавало, что в межнациональной сфере накапливается горючий материал, способный взорвать и «перестройку», и сам Союз.

     В октябре 1988 года, когда уже загорелся Карабах, втягивались в противоборство Азербайджан и Армения, возникли очаги напряженности в Прибалтике, Киргизии, Казахстане, Молдавии и на Украине, выражение «горячие точки» на карте Союза вошло едва ли не в повседневный быт. Горбачев говорил на Политбюро: «В общем, положение не такое уж кризисное, чтобы бить в колокола... Оснований для паники, для "караула" нет». [3, с.166]

     Свой  излюбленный, казалось бы, уместный, но на деле наркотически усыпляющий рефрен «не нужно паниковать», «не нужно драматизировать» и т. п. Горбачев повторял и иностранным собеседникам. 19 ноября 1990 года в Париже он уверял президента США Дж. Буша, будто «в последнее время положение в этих республиках (в Прибалтике.) изменилось. Позиции нынешних властей оказались под угрозой. Люди говорят властям: при коммунистах было лучше». 12 февраля 1991-го Горбачев заявил министру иностранных дел Франции Р. Дюма, что «прибалты, похоже, ищут форму ассоциации с будущей федерацией. Они хотят полностью сохранить экономические связи, единую оборону в форме присутствия войск и военно-морских баз на границах с другими государствами». [3, с.167] Горбачев, вообще, говорил много правильных слов. О том, что «правительства республик гвоздь забить не могут без спроса в Москве... Недопустимо так обращаться с членами нашей федерации» (заседание Политбюро 28 апреля 1988 года). Но все это не сопровождалось эффективными практическими шагами, позволяющими удержать политическую инициативу. Руководство страны политически не «опережало» национальные движения (это было возможно, пока их еще возглавляли не экстремисты), а отступало под их давлением: от тезиса «сильного центра» - к формулам «сильный центр - сильные республики», а затем  - «через суверенные республики - к конфедерации» (нежизнеспособность которой до этого всячески доказывалась). Но при всей словесной активности реформа союзной федерации все откладывалась и откладывалась.

      Еще в феврале 1988 года Горбачев говорил  на Пленуме ЦК о необходимости посвятить специальное заседание национальному вопросу. Однако прошло более полутора лет, состоялись восемь пленумов ЦК (и это на фоне разгоравшегося пламени Национальных движений), прежде чем вопрос был поставлен на обсуждение в сентябре 1989 года. Причем сам этот пленум назначался и откладывался дважды. Зато Совет Национальной Безопасности США под председательством президента уже в марте 1989-го, полугодом раньше, обсуждал перспективы национального вопроса в СССР. Но ни материалы пленума, ни опубликованная за две недели до него платформа КПСС «Национальная политика партии в современных условиях» не дали заметного эффекта. И не только потому, что концептуально отставали от размаха национальных движений». Для партийной инициативы было уже непоправимо поздно.

     Эстонские коммунисты буквально молили ЦК КПСС: сделайте хоть какую-нибудь уступку, хотя бы шаг навстречу, чтобы мы могли показать, что с нами считаются, что мы хозяева положения. Но Горбачев повторял: «Нет, вы должны пересилить настроение». [3, с.168]

      Между тем в 1988 году в той же Прибалтике большинство населения даже и не говорило о независимости (что отмечают и западные эксперты"), и это было не только тактическим приемом: привычка жить в великой державе и плюсы такого положения, действительно, еще перевешивали. Но люди так и не получили возможности ощутить те обновленные отношения с центром, о которых так долго и пространно говорилось.

      Везде проливается кровь, происходят столкновения, внешне имеющие признаки межнациональных. Начавшийся 1990 год отмечен особо  масштабными драматическими событиями в Баку. На митингах, созываемых лидерами Народного фронта, звучали призывы к насильственному свержению советской власти и выходу Азербайджана из СССР. Союзные власти объявили чрезвычайное положение в ряде районов Азербайджана, а в Баку ввели войска.

     Тем временем экономическая ситуация ухудшалась. При сохранявшейся старой системе  и рвущихся хозяйственных связях местное руководство мало что  могло сделать. Оно стало винить Москву в экономических трудностях, что стало способом не только самооправдания перед населением, но и завоевания реальной власти. Иначе говоря, оно увидело выход и выигрыш для себя в отдалении от Москвы. Это понимал и Горбачев: «В связи с ухудшением экономического положения в стране, - говорил он на Политбюро 9 сентября 1989 года, - у прибалтов появился новый мотив: "Мы не хотим погибнуть в общем хаосе» [3, с.168]; о том же сказал в телеинтервью по поводу референдума о независимости Украины: «Газеты и ТВ киевское подавали этот вопрос перед референдумом, чтобы народ, так сказать, ориентировать: вот, мол, цены в Москве, а вот цены в Киеве»; а в беседе с М. Тэтчер, возвращавшейся из Токио примерно в те же дни, напомнил ремарку де Голля о том, как трудно управлять страной, которая производит более 120 сортов сыра: «Представьте, насколько труднее править страной, где более 120 национальностей». «Да», вмешался присутствовавший зам. премьера, Л. Абалкин: «Особенно если нет сыра». [3, с.168] Как ни странно на первый взгляд, отчасти содействовало сепаратизму и введение в СССР института президентства. Незамедлительно скопировав его, местные руководители использовали это для укрепления своих позиций. Нередко можно слышать, что пойди Горбачев на «нормальные» всенародные выборы, все могло сложиться иначе. Действительно, приобретенная таким путем легитимность могла бы в какой-то мере укрепить его позиции. Но, во-первых, такие выборы надо было еще выиграть, а во-вторых, и выигранные выборы вряд ли существенно изменили бы ситуацию в стране.

      Теперь стало ясно, что следовало в одних случаях - как в республиках Балтии - идти на упреждающие уступки (что могло предотвратить цепную реакцию), а в других — как в Закавказье и Центральной Азии, где начала литься кровь - четко обозначить своеобразную «красную линию» и продемонстрировать, что союзная власть — отнюдь не «бумажный тигр». Но не было сделано ни то, ни другое. Страна вступала в полосу жестоких социальных потрясений.

      Межнациональные конфликты в период распада СССР, на мой взгляд кажется самой острой и больной проблемой. И большой минус в этой проблеме отводится на долю правительства, которое во время не распознало последствия этих конфликтов и не принимало своевременные меры. Тлевшие десятилетиями конфликты в период экономического кризиса, демократизации общества разгораются и вспыхивают, последствия – пролитая кровь, гибель людей. Кровавые события в Закавказском регионе: Нагорный Карабах, Фергана, Сумгаит, Новый Узень, Баку, Душанбе, Сухуми, Тбилиси, унесли жизни многих людей.

      Обострение  межнациональных отношений показало неспособность центральной власти защитить Союз. Разгорание конфликтов вело к процессу суверенизации республик и неизбежному распаду СССР.

     §5

     «Парад суверенитетов» и «война законов».

     Весной 1990 г. началось формирование высших законодательных  органов власти союзных и автономных республик и местных Совет. Это  дало старт заключительному этапу  распада  СССР. По действующей Конституции СССР союзные республики и без того являлись формально суверенными, но в принимаемых декларациях говорилось о верховенстве республиканских законов над союзными, что вело к фактической ликвидации Союза как единого государства.

     Серия этих актов получила образное название «парад суверенитетов» и породила неизбежное следствие – «войну законов». [1, с.434] Начало положила Эстонская ССР, приняв в ноябре 1988 г. Декларацию о суверенитете, провозглашавшую верховенство ее законов на своей территории. Были внесены поправки в республиканскую Конституцию, дававшие возможность приостанавливать или ограничивать действия союзных законов. Президиум Верховного Совета СССР указал на это Верховному Совету Эстонии. Принятые им документы были признаны не действующими, но первые залпы «войны законов» прозвучали. Сепаратистские тенденции в республиках Прибалтики нарастали.