Холодная война

       По  мере охлаждения отношений с США российское руководство все чаще стало говорить о «многополярном мире, тем самым, бросая словесный вызов американской гегемонии. Все активнее стали развиваться отношения с Китаем, которого Россия «записала в свои стратегические партнеры, Индией, возобновились отношения с некоторыми из традиционных союзников (Ираком, Ираном и другими «странами-изгоями»). В ответ США объявляли своими зонами стратегических интересов районы, непосредственно прилегающие к российским границам, НАТО расширяло сферу своей деятельности. В апреле 1999 г. НАТО принял о новую доктрину, в которой, не ограничиваясь «коллективной обороной, официально сделало заявку на «отстаивание своих интересов в разных частях мира. Таким образом, США взяли курс на выстраивание монополярного мира, не обращая внимание на протесты слабой России. В воздухе запахло если не новой «холодной войной», то, по меньшей мере «холодным миром».

       По  мере ухудшения отношений с США  российское руководство стало придавать  все большее значение связям со странами СНГ. Поначалу основное внимание было сосредоточено на решении многочисленных и болезненных проблем раздела имущества СССР, урегулирования военных конфликтов в Таджикистане, Молдавии, Грузии и Нагорном Карабахе. Много сил требовали отстраивание новых отношений с независимыми странами,· решение проблем беженцев, защита 2-миллионого русского населения, оказавшегося за пределами России, и т. д.

       Но  уже вскоре в странах СНГ российское руководство стало видеть новый «пояс безопасности» России. Тем более что поддержание в боеготовности ряда систем вооружений, в первую очередь ПВО, военно-космических сил, а также производство многих видов военной техники, объективно требовали военной кооперации бывших республик Советского Союза. За сохранение тесных отношений, своего влияния россииское руководство стало оказывать странам СНГ экономическую и иную помощь. В 1992 г. шесть стран СНГ (Россия, Армения, Белоруссия, Казахстан, Узбекистан, Таджикистан) подписали договор о коллективной безопасности. Таджикистан, где шла гражданская война, Армения и Грузия согласились оставить на своей территории российские военные базы. Гораздо сложнее складывались отношения с Украиной. Только в 1999 г. были окончательно разрешены проблемы раздела Черноморского флота и аренды Россией военно-морской базы в Севастополе" а в 2001 - заключено соглашение о путях погашения украинских долгов за российский газ.

       Убедившись  в разной степени готовности постсоветских  стран к интеграции и в слабой эффективности СНГ, российское руководство в середине 90-х гг. взяло курс на налаживание более тесных связей с частью этих государств. В 1996 г. было заключено соответствующее соглашение с Белоруссией, Казахстаном и Киргизией 21 мая 1997 г. был подписан договор о создании союзного государства с Белоруссией. Это событие с одобрением было встречено и политическими элитами, и народами обеих стран. Однако даже с небольшой Белоруссией объединиться оказалось очень непросто. Если в политической сфере за прошлые годы был достигнут определенный прогресс, то несовпадение экономических моделей (в Белоруссии все еще сохранилось множество рудиментов централизованного управления) порождает значительные проблемы на пути экономической интеграции.

       Президент В. В. Путин поначалу продолжил ту внешнюю политику, которую Россия вела в последние годы. Хотя он четко высказался за интеграцию России в Европу и за прагматические отношения с США, его курс на укрепление государства, войну в Чечне, развитие отношений с Китаем, визиты в Северную Корею, на Кубу насторожили Запад и создали впечатление, что Россия вновь готовится к противостоянию с США. Однако решительная поддержка Путиным американского народа и правительства во время страшных терактов в Нью-Иорке 11 сентября 2001 г., помощь в организации антитеррористической операции в Афганистане вновь вызвали резкое изменение отношений с США. Американский президент Дж. Буш-младший и его советники заговорили о конце «холодной войны» (видно, запамятовав, что она закончилась с распадом СССР, и в 1992 г. Россия даже подписала с США соответствующую декларацию), о качественном изменении отношений между странами.

       Превратится ли этот неформальный тактический союз в стратегический, говорить еще рано. Пока очевидно одно - на пути взаимовыгодной интеграции России в современный мир много проблем. Но в итоге их решение зависит главным образом от того, насколько быстро Россия сможет создать современную динамичную экономику, стабильное и демократическое общество, восстановить научный и военный потенциал.

       3. Роль России в  мире после «холодной войны»

       После десятилетий экономического падения  и социальных проблем, когда слабое постсоветское государство стало  в финансовом отношении зависеть от Запада, без какой-либо дипломатической  автономии, Россия очень мощно вернулась  на международную арену. Это произошло благодаря быстрому экономическому росту, выплате внешних долгов, восстановлению экономической независимости и укреплению базиса политической власти. Продолжение соблюдения американской воли больше невозможно. И, в отличие от Китая, Россия хотя бы один раз использовала свое право вето в ООН для блокирования резолюции, которую Соединенные Штаты считали важной: в отношении так называемого «плана Аннана» для Кипра.

       Но  восстановление роли России, остается под угрозой, потому что ее экономика, в основном, базируется на экспорте сырьевых ресурсов и слишком зависит от непостоянных мировых цен на нефть и газ. Подобная ситуация уже не раз наблюдалось в государствах и первого, и третьего мира. Слишком высокий обменный курс, инфляция, зависимость от импорта, и, вдруг, происходит взрыв. Хотя Россия до сих пор обладает ядерным арсеналом, сравнимым с американским, ее военно-промышленный комплекс и вооруженные силы являются просто тенью советского прошлого. Размер страны также был изменен. По размеру территории Россия сократилась до уровня конца XVII века, и ее население сейчас меньше, чем население Бангладеш. Многие считают, что это изменение не будет устойчивым и история дает для этого определенные основания.

       На  Западе забывают, что Россия была великой  страной в течение трех столетий, больше, чем какая-либо другая страна в Европе. И она все равно остается крупнейшим по территории государством мира. Но сейчас она сталкивается с совершенно иной ситуацией. Она зажата между расширяющимся Европейским Союзом на Западе, население которого в три раза больше, а ВВП – в восемь раз превышает ВВП России; и мощным Китаем на юге, ВВП которого больше в пять раз, а население — в десять раз. Каким образом Россия сможет адаптироваться к этому неожиданному и тотальному изменению своего места посреди этих сил? Вряд ли Россия будет думать, в основном, об Америке. Однако, в соответствии с классической теорией балансов силы, и многие американцы соглашаются с этим, наиболее сильное сопротивление гегемонистским претензиям Вашингтона возникнет от соревнующихся с США национальных государств. Национализм — наиболее универсальная политическая страсть нашего века – совершенно очевидно приведет к тому, что Китай, Япония или Индия, даже, возможно, Европейский союз, встанет в оппозицию к последней империалистической сверхдержаве.

       В общих чертах, с концом «холодной  войны», возможно, мы вернемся к миру, который существовал в Европе до 1914 года, но, теперь, в глобальном масштабе. И конкурирующие центры силы будут соревноваться за доминирующую позицию; будут возникать различные коалиции для того, чтобы не допустить доминирования одной из стран. Долгосрочная логика рецентрализации всемирной экономики в Азии, которая смещает также и центр тяжести в России, показывает, что такая тенденция может иметь место. Но последствия вряд ли будут такими, какими они были в прошлом. Исторически, национализм получил самый мощный стимул от разности, а не от похожести. Культуры, конечно, традиционно отличались. И в этом смысле, всегда существовал базис для национальных чувств. Так же, как он существует и сегодня.

       Но  для действительно крупной националистической мобилизации, вплоть до начала 80-х годов, нужно было еще что-то. А именно, явная социально-политическая, а  не просто культурная модель, вокруг которой  могли бы кристаллизироваться патриотические чувства. В 1914 году ни одна из крупнейших держав не напоминала по своим институциональным схемам другую страну.

       За 75 лет до побед вьетнамской, никарагуанской и иранской революций, национально-освободительная  борьба и социально-политическая демаркация, то есть, дифференциация от доминирующих институций в богатых странах, шли рука об руку. Это также было справедливо и для большинства стран Восточной Европы в 1989 году и в России в 1991 году. В этом случае демаркация проводилась от коммунизма, а не от капитализма. То есть, не отвержение Запада, а, наоборот, союзничество с ним. С концом «холодной» войны и всемирным триумфом неолиберализма, возник и резко сократился набор альтернативных социально-политических моделей – как будто бы захлопнули веер. Конечно, остаются крупные институциональные различия. Конечно, Китай или Индия отличаются друг от друга, они сильно отличаются от Японии и Кореи, Швеция отличается от Соединенных Штатов, но идеологически, существует универсальная приверженность к политике рыночной экономики.

       И тенденция развития политики везде  имеет одно и то же направление. То есть, мы видим полное изменение  ситуации, которая имела место  в начале 20-х гг., когда национальные идеологии преувеличивали институциональные различия между ведущими странами.

       Но, по мере того, как разница между  целями, заявленными различными странами, сокращается, происходит сокращение и  социальной субстанции национальных идентичностей.

       Поэтому, если мы спросим, какую же роль играет национализм в современном мире, то, вероятно, ответ мы найдем в том, что на уровне основных капиталистических государств уже не существует полной лояльности Соединенным Штатам. Но эти изменения будут иметь такие же последствия, как и в прошлом. Война больше не является областью конкуренции, как это было среди древних режимов. И, в любом случае, американская военная мощь не позволяет просто бросить ей вызов. В то же самое время, ВТО, МВФ, Всемирный банк все больше и больше затягивают крупнейшие страны в общую институциональную рамочную структуру, для получения взаимной выгоды. Интересы, которые основаны на общих экономических принципах, продолжают перевешивать потенциальное соперничество, а элита во всех этих странах уже приняла американские нормы поведения и структуру потребления.

       Распад  Советского Союза и завершение двухполюсной борьбы за мировое господство кардинально  изменили международную обстановку и геополитическую структуру  мира, позволили перейти к новой  системе межгосударственных отношений. С устранением идеологического противостояния двух мировых систем перед человечеством обозначилась заманчивая перспектива воплотить идею о ненасильственной цивилизации. В этом духе была создана горбачевская концепция "Нового политического мышления". Большой резонанс в мире вызвала и статья Ф. Фукуямы "Конец истории?".

       В годы перестройки и гласности  в СССР, а также и в последующие  периоды, особенно на начальном этапе  суверенитета новых независимых  стран, было немало политических дебатов  по проблемам войны и мира, по вопросам национальной безопасности, роли вооруженных сил в новых условиях. Преобладали высказывания в духе внешнеполитической концепции "зрелого партнерства" России и США, выражалась уверенность в бесконфликтном мире, который будет достигнут благодаря формированию надежных международных механизмов решения возникающих региональных и мировых проблем.

       Многие  политики бывшего Советского Союза  заявляли, что в этих условиях отпадает необходимость в вооруженных  силах и других структурах, призванных защищать и обеспечивать национальную безопасность. Но, по всей вероятности, они не заметили вопросительного знака в заголовке статьи Ф. Фукуямы и, возможно, не обратили внимания на его фразу: "Конечно, большое количество стран "третьего мира" увязло в истории, и они будут оставаться ареной конфликта на протяжении многих лет".

       Политическая  наивность и чрезмерная увлеченность «общечеловеческими ценностями» не позволили этим политикам заметить, что конец "холодной войны" не устранил, а только отодвинул тень термоядерной угрозы, дал возможность лишь несколько сократить огромные военные расходы. Десятки миллионов человек по всему миру по-прежнему служат в вооруженных силах, а огромными запасами оружия массового уничтожения можно многократно уничтожить все живое на планете.

       С исчезновением биполярного противостояния никуда не делись региональные и межгосударственные проблемы. Их обострение чревато перерастанием в межэтнические, межрелигиозные столкновения и вооруженные конфликты.

       Конечно, новое время изменило понятие  безопасности, которое раньше воспринималось лишь с военной точки зрения — как возможность развязать новую мировую войну с применением оружия массового уничтожения. При формировании нового мира на международной арене появились нетрадиционные угрозы безопасности, которые в годы "холодной войны" могли стать искрой для термоядерного пожара и, в этой связи, как бы подавлялись риском возникновения глобального конфликта.

       Заключение

       Совершенно  очевидно, что окончание "холодной войны" привело не к безоговорочной победе "мира во всем мире", а к напряженным поискам ответа на вопрос: в каком именно мире, да и в мире ли, нам предстоит жить? Герои и жертвы "холодной воины", нынешние государственные деятели и ветераны вчерашних политических баталий, ученые, журналисты, простые люди разных стран пытаются подвести итоги этого противоборства и заглянуть в будущее. Оно сегодня выглядит не так безоблачно и лучезарно, как тогда, когда с «замирением» двух лагерей связывались надежды на «светлое будущее всего человечества».

       Упразднение «железного занавеса», зримым воплощением которого была Берлинская стена, привело не к установлению добрососедства между народами, а к дестабилизации международных отношений в условиях крушения или ослабления внутриблоковой дисциплины. Впопыхах провозглашенный вопрос о "конце истории" на деле означал возвращение к проблемной ситуации краха биполярного мира, неоднократно переживаемой со времен окончания противоборства Рима и Карфагена.

       Принципиальная  историческая новизна пережитого нами периода состоит не в остроте и даже не в сути идеологического противоборства на международной арене, и тем более не в его масштабах. (Хотя, по оценкам наших военных стратегов, «до 1991 года в коалицию вероятных противников СССР входило 68 стран, а союзниками могли быть 24 страны».) Она заключается прежде всего в том, что радиционный для мировой политики вопрос "кто - кого?» впервые в истории мог получить технически полностью осуществимое решение: некому - некого...