Церковь и власть

Как сегодня складываются отношения Церкви с государством, может ли она влиять на власть, удается ли Церкви сохранять независимость и почему она никогда не превратится в оппозиционную силу? На эти и другие вопросы в интервью порталу «Интерфакс-Религия» ответил председатель Синодального информационного отдела В.Р. Легойда.

— Не так давно СМИ распространили Ваши слова о том, что Церковь никогда не превратится в силу, оппозиционную власти. Некоторые увидели в этом сигнал лояльности, который Церковь подает властям в преддверии выборов. Как Вы прокомментируете такую интерпретацию?

— Я прекрасно понимаю, что среди какой-то части журналистов  бытует мнение о слишком тесном сближении  Церкви с властью. Соответствующий  вопрос нам периодически задают, прозвучал  он и на недавней встрече с журналистами в Синодальном информационном отделе. Те мои слова стали ответом именно на такой вопрос, это не было заранее подготовленное, специальное заявление, как кое-кто пытался представить.

Я сказал, прежде всего, о том, что Русская Церковь никогда  не была так свободна от государства  за всю свою историю, как сегодня. Вряд ли с этим кто-то будет спорить. Ведь даже идеал симфонии, который  предполагает, в том числе свободу  Церкви от государства, никогда и  нигде не был полностью воплощен — ни в Византии, ни у нас.

Что касается русской истории, то здесь он даже в качестве идеала был отринут (не формально, конечно, но, по сути) в синодальный период, когда Церковь как структуру стремились превратить чуть ли не в одно из государственных министерств. Про советское время и говорить не приходится. Поэтому сегодняшняя ситуация, конечно, уникальна как раз с точки зрения свободы Церкви от государства, даже вне контекста того, каким это государство является. Государство сознательно не вмешивается во внутреннюю жизнь Церкви, и Церковь решает свои собственные вопросы так, как она хочет. А ведь еще совсем недавно, в советские годы, государство могло вмешиваться, например, в назначения епископата. Не официально, конечно, но воздействие оказывалось...

— Но ведь Церковь как социальный институт не может быть абсолютно независимой, дистанцированной от государства, в пределах которого она существует?

— Так ведь даже максимальная независимость Церкви от государства  не означает невозможности взаимодействия. И Церковь, и государство имеют  свои попечения об обществе — то есть, о людях. И когда в церковных  благотворительных организациях, например, кормят бездомных, у них же не спрашивают свидетельство о крещении перед  тем, как налить тарелку супа. Церковь  — это еще и институт гражданского общества, в России ее паства сегодня — до 80% населения страны. Похожая картина на Украине, в Белоруссии и Молдавии. Пусть даже далеко не все эти люди живут собственно церковной жизнью, но они являются православными по самоидентичности. Кому-то это может не нравиться, но цифры, как и факты — упрямая вещь.

Конечно, Церковь не может  избежать взаимодействия ни с обществом, ни с государством. Собственно, Церковь  и есть в этом смысле очень большая  часть общества. Есть взаимодействие, есть даже взаимовлияние — но оно  не отменяет той независимости, о  которой я говорил.

Что касается оппозиционности. Когда я говорил, что Церковь  никогда не будет оппозиционна государству, я имел в виду в первую очередь  то, что Церковь не станет заниматься политической борьбой. Ведь что такое  оппозиция? Это сила, стремящаяся  проводить политику, в той или  иной степени противную существующей в государстве политике. Для чего? Чтобы самой стать у власти. Очевидно, что у Церкви нет и не может быть такой цели.

Конечно, есть сферы в жизни  общества, которые не могут не волновать  Церковь. Например, проблема образовательных  стандартов. Мы пытаемся найти точки  соприкосновения в этом вопросе  с министерством образования  и науки, с Рособрнадзором, но это не значит, что наша обеспокоенность будет выражаться в оппозиционных митингах и запуске скандальных роликов на YouTube. Мы не фрондируем, но хотим конструктивного решения проблем, пытаемся взаимодействовать с людьми, которые за это ответственны. Мы хотим, чтобы образование действительно было бы силой, созидающей нацию — наряду с верой и семьей. И очень рады, что находим взаимопонимание в этих вопросах.

Или возьмем, например, тему благотворительности. Напомню, что сама идея милосердия появилась  еще на Руси благодаря Церкви. Эта  идея была принесена к нам греческими митрополитами, была воспринята народом  и властью и со временем, под  воздействием Церкви благотворительность  стала, в том числе и функцией государства. Тем, кто захочет сразу  вступить со мной в спор, предлагаю  для начала познакомиться со взглядами на этот вопрос выдающихся русских историков, например, Василия Ключевского.

— Как Церковь относится к различным политическим партиям?

— Сегодня многие говорят: почему Церковь общается с партиями? Потому и общаемся, что разные партии представляют интересы, в том числе  разных социальных групп. Общение представителей Церкви с различными партиями не означает поддержки Церковью той или иной политической программы, но и не исключает  взаимодействия в вопросах социального  служения, образования и так далее.

Если говорить о Федеральном  Собрании, то здесь ведь пишутся  законы для всех наших граждан. Не для марсиан же. Почему Церковь  не может участвовать в диалоге  с законодателями, раз мы знаем  и представляем позицию общественности по многим вопросам? Кроме того, взаимодействием  с властью у нас на общецерковном уровне занимается Cинодальный отдел по взаимоотношениям Церкви и общества — структура, где работают высокопрофессиональные ответственные люди.

Очень важно понимать, что  в политической борьбе сталкиваются силы, которые придерживаются разных взглядов на вопросы, как лучше развивать  государственное управление, как  регулировать вмешательство государства  в дела экономики и прочее. В  большинстве своем это те вопросы, которые для веры не имеют принципиального  значения. Поэтому Церковь естественным образом в эту борьбу не вмешивается. Церковь стремится к тому, чтобы  в обществе существовал консенсус  по поводу базовых мировоззренческих  ценностей, а не по поводу степени  вмешательства государства в  экономику страны.

В чем, на мой взгляд, одна из ошибок нашего политического истеблишмента? Иногда создается впечатление, что  политические партии, конкурируя друг с другом, как будто пытаются решать вопросы добра и зла, представляя  оппонентов едва ли не исчадиями ада, а себя — единственными носителями добра и общего блага. Но смена  власти, смена правящей партии не должна приводить к социальным потрясениям и к замене ценностного базиса в жизни народа. Вопросы добра и зла решаются не на партийном, но на мировоззренческом уровне. Поэтому Церковь, в том числе в диалоге с политическими партиями, настаивает на необходимости такого общественного консенсуса, чтобы базовые ценности в жизни народа каждый раз после выборов или смены властной элиты не подвергались ревизии. Это происходит тогда, когда политическая партия пытается играть роль псевдоцеркви, создает квазирелигию. Все это мы уже проходили в советское время.

— Может ли Церковь давать оценку конкретным шагам и решениям власти?

— Говоря о том, что Церковь  не станет оппозиционной силой, мы этими  словами вовсе не заявляем безоговорочную поддержку любому действию власти, но подчеркиваем две вещи: во-первых, то, что Церковь не занимается политической борьбой, не включается в нее.

А во-вторых, это утверждение  не означает, что Церковь никак  не будет влиять на власть. Но о каком  влиянии может идти речь? О влиянии  через нравственные оценки, через  воздействие на совесть. Как подчеркнул недавно Святейший Патриарх Кирилл в передаче «Слово пастыря», у Церкви не может и не должно быть никаких  политических рычагов воздействия  на власть — ведь в этом случае она  потеряет доверие народа. Но единственная возможность для Церкви влиять на власть имущих, равно как и на «безвластных, на богатых и бедных, на образованных и простецов —  это проповедовать слово Божие».

Возьмем тех, кого сегодня  называют православными политиками, предпринимателями и прочее, то есть людей во власти и бизнесе, которые  всерьез относятся к своей  вере. Конечно, Церковь хочет, чтобы  эти люди — бизнесмены, чиновники  — понимали, что их Православие проявляется не только в помощи строительству храма, но в совестливом исполнении своих служебных, профессиональных обязанностей, чтобы они стремились к такому исполнению своих обязанностей. Здесь — да, безусловно, есть влияние Церкви на власть, но это влияние не на политическую борьбу, а на человеческую совесть.

Кроме того, у Церкви на Руси всегда было «право печалования» — ходатайства перед властью за тех, кто обижен или осужден. Сегодня порой слышны упреки по поводу якобы пассивности Церкви в этом вопросе. На самом деле, к Святейшему Патриарху нередко обращаются с просьбами подобного рода, и Церковь выступают с соответствующими ходатайствами — тогда, когда считает такие шаги оправданными. Нередко, кстати сказать, пишут с жалобами на местных чиновников, на работодателей, на сотрудников органов внутренних дел... Конечно, это письма не совсем по адресу — Церковь не может приказывать чиновникам, как им себя вести, это не ее функция. Но в случаях, когда, повторяю, считает это оправданным, может ходатайствовать, печаловаться. Это всегда было и останется долгом Церкви. Но это не значит, что обо всех таких шагах мы стремимся рассказать публично — у Церкви нет задачи заниматься самопиаром.

Не могу здесь не упомянуть  и огромную работу Церкви с ФСИН. Что это, как не проявление заботы о людях, находящихся в заключении? Кстати сказать, именно представители  юридического сообщества недавно выступили  с предложением о вхождении священников  в комиссии по помилованию. А это  тоже возможность печалования об осужденных.

— Но достаточно ли этих нравственных оценок? Сегодня можно встретить мнение отдельных церковных публицистов о том, что Церковь должна занять более критичную позицию по отношению к происходящему в стране, вместо того, чтобы, по их же словам, «молчать»...

— Очень опасно, если люди в Церкви незаметно для себя переходят  какую-то границу и вместо пастырей становятся политиками или общественными  деятелями. У нас есть печальный  опыт начала 1990-х годов, когда священники, увлекаясь идеями справедливости и  преобразования общества, в итоге  едва ли не отказывались от веры. Во всяком случае, из Церкви они уходили. И  это очень тревожные звонки.

Кроме того, люди, которые любят  говорить, что Церковь должна указывать  руководству страны на его ошибки, нередко сами очень не хотят, чтобы  Церковь указывала им на какие-то нравственные (точнее, безнравственные) поступки. Святейший Патриарх недавно сказал о том, что никакой большой начальник не решит за людей их повседневные проблемы — если люди сами не научатся гражданской ответственности. Говоря, что Церковь — не оппозиция, мы подчеркиваем и то, что она своей нравственной проповедью обращается не только к сильным мира сего. У нас разве только политики и олигархи требуют нравственного внимания, а все остальные — нет? Церковь — это не институт по работе с элитой, она обращается ко всем. Грубо говоря, и к тем, кто не должен повышать тарифы на ЖКХ, и к тем, кто должен отстаивать свои права и добиваться того, чтобы эти тарифы не повышались.

— Церковь неоднократно заявляла, в том числе и на недавнем Архиерейском Соборе, о недопустимости для священников участвовать в избирательных кампаниях, агитации за ту или иную партию или кандидата. А вдруг сейчас, в предвыборный период, какие-то прецеденты все-таки будут происходить — листовки в храмах, призывы с амвона голосовать за того-то или за того-то?

— Документ о практике заявлений и действий иерархов, духовенства и мирян во время предвыборных кампаний, который был принят Архиерейским Собором, совершенно однозначно еще и еще раз расставляет все основные акценты в этом вопросе. Этот документ подтверждает то, что уже и так является нормой поведения для священнослужителя, — не участвовать в избирательной кампании, не агитировать за избираемых политиков и так далее. Это совершенно очевидные вещи, которые ранее были вполне четко обозначены в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». Думаю, если во время грядущих выборов в России начнет происходить нечто подобное тому, о чем Вы говорите, это будет прямым отступлением от норм церковной жизни.

"Коррупция в России стала системой государственного управления. Основные причины коррупции - отсутствие политической конкуренции и независимых СМИ", - эти слова руководителя Национального антикоррупционного комитета К. В. Кабанова очень хорошо характеризуют сегодняшние российские реалии. По результатам опроса жителей нашей страны Всероссийским центром изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в 2005 году 65% считали, что коррупцию победить невозможно: треть респондентов называли наиболее коррумпированными власти на местах и правоохранительные органы, примерно столько же отмечали коррумпированность всего общества.

«Иногда говорят, что  Православная Церковь хочет стать  государственной. Но нужно ли это  самой Церкви? Синодальный период истории Церкви Русской, которая  тогда испытывала сильное давление государственного аппарата, нельзя назвать  временем расцвета всех сторон церковной  жизни», — говорится в статье Алексия Второго, размещенной на сайте Отдела внешних церковных связей Московского патриархата.

По словам предстоятеля РПЦ, хотя императоры и императрицы не посягали на чистоту вероучения и не вмешивались в догматические вопросы, «тесные объятия государственной власти» мешали свободе Церкви.

«Не хотел бы такого будущего для Русского Православия. “Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков” (1 Кор. 7. 23) — говорит Священное Писание. В этом смысле Церковь должна быть отделена от государства», — отметил патриарх.

История, особенно российская 20-го века, когда тысячи людей были безвинно убиты за веру, свидетельствует, что «построение общества и государства без Бога обречено на неудачу», говорит Алексий Второй. И «если общество прячет веру в музеи и церковные дворы, живя по большому счету так, как если бы Бога не было, — оно обречено», убежден он.