Методические особенности изучения досугового творчества Санкт-Петербурга XVIII – XIX вв

      Происходящие  в конце XVIII столетия процессы капитализации, урбанизации, роста научно-технического прогресса отрицательно сказались на состоянии народных праздников. Прежде всего отметим, что в начале XIX в. неуклонно росла численность населения городов за счет «пришлого», в основном крестьянского, люда, пополняющего ряды рабочего класса. А что касается поводов для народных гуляний, их было предостаточно: не считая традиционных народных забав народно-церковного календаря, гулянья в обязательном порядке входили в церемониальные программы официальных торжеств.

      Итак, с одной стороны» немало поводов  для народных увеселений, с другой, – боязнь властями народных гуляний, что проявилось в ряде запретительных мер, в бесконечных дебатах между Думой и Управой, в желании переложить все организационные заботы на частных предпринимателей и благотворительные общества.

      Что касается запретительных мер, то они  всегда бытовали на Руси. Например, еще в 1727 г. до сведения всех служивых, мастеровых, «юродского люда» был доведен указ, строго требовавший в дни «увольнения от работ» (в выходные и праздничные дни), чтобы «каждый держал себя в добром состоянии», т.е. не пьянствовал (Цит. по [3]). За порядком особенно зорко следили в дни рождественских, масленичных и пасхальных гуляний: усиливались, наряды караульных служб и дозоров. При Анне Иоанновне порядки ужесточились еще более. Одно за другим следовали предписания всем быть «в твердой команде». С 1746 г., по указу Елизаветы Петровны, в шинках и кабаках настрого запрещались и картежные игры. С конца 1740-х годов Адмиралтейское ведомство стало запрещать своим служащим в дни народных гуляний ходить по Петербургу «в харях и непристойном и безчестном платье» (Цит. по [3]).

      Архивные  документы показывают, что эти правительственные указы, как правило, без изменений повторялись из года в год. Регламентировалось все: даже соблюдение точной дислокации мест гуляний, запреты на расширение территорий праздников, недозволенность новых временных сооружений и пр. (Цит. по [3]).

      «По высочайшему повелению» от 25 января 1898 г. и «верноподданнейшему указу» министра внутренних дел народные гулянья с Царицына луга были перенесены на окраины Петербурга (с Адмиралтейской площади гулянья были перенесены еще в 1872 г.). Подобное распоряжение привело к значительному спаду массовости гуляний, к безработице для сотен исполнителей – актеров, хористов, циркачей, служителей при балаганах и т.д. Сказывалась и постоянная смена градоначальников и губернаторов. Но все они относились к организации народных гуляний очень настороженно. Их главной заботой оставалась борьба с революционным движением.

      Как мы уже отмечали, с конца 1890-х годов  Санкт-Петербургская Дума и Управа главные заботы по проведению гуляний  стала перекладывать, на всевозможные благотворительные общества и организации. Со второй половины 1880-х годов активизировали свою деятельность «Невское общество устройства народных развлечений», «Дирекция Василеостровского театра на Голодае», «Василеостровское общество потребителей». С конца XIX столетия к организации гуляний привлекались «Парголовское общество для предохранения от пожаров и для тушения их», «Российское общество Красного Креста», «Попечительство о народной трезвости», «Санкт-Петербургское общество трезвости», «Общество дешевых столовых и чайных домов трудолюбия». С начала 90-х годов на ниве народного просвещения и праздничного традиционного досуга подвизались «Белоостровское общество потребителей», «Комитет содействия благоустройству сестрорецкой приморской дачной местности», «Общество попечения о бедных и больных детях», «Лесное общество народных развлечений», «Выборгское общество народных развлечений» и многие другие.

      Заметим, что в уставах всех без исключения общественных благотворительных организаций (обществ, попечительств, кружков) в обязательном порядке оговаривалось, что они «имеют целью доставлять своим членам возможность проводить свободное от занятий и трудов время в здоровых развлечениях и с пользой для себя, при наименьших затратах на то денег, а также содействовать умственному и нравственному развитию подрастающего поколения путем предоставления ему в часы досуга здорового и разумного времяпрепровождения, отвлечения его от вредного влияния улицы» (Цит. по [3]).

      В меру сил и возможностей все эти  организации стремились «способствовать отвлечению народа от нездорового и нетрезвого проведения праздничного времени». В дни массовых народных гуляний они устраивали спектакли, уличные представления, концерты, литературно-художественные чтения, лекции-беседы, детские праздники, спортивные соревнования, танцы, выступления с эстрад оркестров и хоров – исполнителей популярных народных песен и классической музыки. Наиболее мощные в финансовом отношении общества, находящиеся под высоким патронажем особ императорского дома, крупных землевладельцев, коммерсантов, ежегодно арендовали сады и парки, приглашали популярных исполнителей и организаторов. Каждое гулянье, судя по отчетам, собирало от 2-5 до 90 тысяч человек.

      Подробнее остановимся на гуляньях в дни  общегосударственных торжеств. Еще в 1898 г. член городской Думы В.А. Александров предлагал к предстоящему празднованию двухсотлетия основания Петербурга продумать формы подготовки «образцовых» народных развлечений с театрализованными представлениями и концертами, играми-забавами и спортивными состязаниями, художественно-выставочными экспозициями и оригинальными балаганными устройствами, каруселями и пр.

      Многое  из задуманного было осуществлено. Центр народного гулянья в  виде исключения состоялся на Марсовом иоле. Здесь было и театрализованное представление, рассказываю шее об истории строительства города на Неве, с петровской ассамблеей, балетными сцепами, пушечной пальбой и пиротехническими забавами. Среди исполнителей были персонажи в костюмах народов, населяющих Россию. Декораторы-оформители позаботились и о художественном оформлении поля: постройки были обильно декорированы гирляндами зелени, хвои, живыми и искусственными цветами. Флагштоки убраны российскими флагами, разноцветными флажками. Тут же среди всевозможных построек находились установки со щитами-цитатниками, декоративные арки и обелиски, победоносные колонны, монументально-декоративные панно-картины на исторические темы.

      Гулянья состоялись в Екатерингофском и  Таврическом садах, на Преображенском плацу. Для проведения зрелищ требовались немалые средства. Городская Дума утвердила смету финансовых расходов в 200 тысяч рублей. Из нее на гулянья было выделено 20 тысяч, на детские празднества и морское представление – по 10 тысяч, на декоративное украшение города – 60 тысяч рублей, на приемы, рауты, подарки и обеды – 75 тысяч (Цит. по [3]).

      Художники стремились преобразить городскую  и парковую среду в «петровском духе», использовав элементы оформительской стилизации под петровское барокко и ранний классицизм. Праздничным убранством города и гуляний занимался «Комитет по украшению», который привлек к эскизно-подготовительной работе известных художников, скульпторов, живописцев, педагогов и студентов Академии художеств (в том числе студентов мастерской И.Е. Репина, написавших ряд панно-диорам для Летнего сада и других парков города). Убранством праздничного пространства занимались члены «Общества взаимного вспомоществования русских художников» под руководством художника-архитектора В.М Лопатина, члены «С.-Петербургского общества архитекторов» М.Н. Бенуа, П.Ю. Сюзер, скульптор В.Л. Беклемишев. Как сообщалось в печати, все украшения Петербурга исполнены в стиле Людовика XIV, господствовавшем в царствование Петра I [3]. Чтобы уложиться в смету расходов, декораторы использовали старые, сохранившиеся с давних празднеств украшения.

      Но  все эти расходы были связаны  с торжествами в честь юбилея Петербурга. При проведении других праздников, например, посвященных Полтавской битве и Отечественной войне 1812 г., вопросам организации и оформления гуляний уделялось незначительное место, хотя в официальной печати все эти праздники пышно именовались «общенародными торжествами». Основной частью праздничных программ были военные и морские парады, шествия оркестров, богослужения, концерты «с музыкальными отделениями», чтения-лекции и в заключение – гулянья. Власти боялись массовых шествий, поэтому когда в дни празднования 100-летия Бородинской битвы устроители задумали 35-тысячное шествие по Невскому – от Казанского собора до Дворцовой площади, городская Дума, опасаясь «новой Ходынки», воспрепятствовала его проведению.

      Достаточно  унылыми выглядели и народные гулянья, организованные петербургским «Александровским комитетом раненых». Хотя цель этих патриотических гуляний была самая благая. «Дух современности многомиллионных армий, составляемых и наполняемых из всех классов населения, – справедливо замечал управляющий делами Александровского комитета, – в значительной мере зависит от общего патриотического подъема всего народа в эпоху испытания. Но чтобы народный подъем возможно глубже проникал в душу воина, необходимо самое тесное духовное единение народа с армией» (Цит. по [3, с. 65]). Увы, последнего, к сожалению, так не хватало в период обострения революционной борьбы, брожений в обществе, поражений в первой мировой войне. Но чтобы этим «военизированным» и лжепатриотическим гуляньям придать видимость активности и массовости, их, как правило, устраивали в воскресные дни, обставляли поминальными литургиями и молебствиями, парадами и смотрами боевой готовности, обедами для увечных и раненых с «кружками», т.е. с подарками.

      Надвигались сложные события, по сути дела шло  «наступление государства и церкви на народные празднества, разрушение старого мира традиций» [15, с. 31]. Тревога и напряженность чувствовалась самыми разными слоями населения. «Праздники какие-то не праздничные, – писал в эти годы художник К.С. Петров-Водкин, – с окаянной войной и со всеми другими безобразиями» (Цит. по [8]).

      Но, как и в былые десятилетия, средствами массовой печатной, устной, декоративно-изобразительной пропаганды и в праздничные дни продолжала проводиться универсальная охранительная  политика, провозглашающая триединство православия, самодержавия и народности. Особого размаха эта-пропаганда достигла в период подготовки и проведения последнего пышного торжества самодержавного строя – празднования 300-летия дома Романовых. Организацией торжеств в Петербурге ведал специально назначенный «Комитет для устройства празднования царствования дома Романовых». В его работе участвовали гофмейстер императорского двора А.Г. Булыгин, представители министерств, разного рода организаций и учреждений (Цит. по [8]). Так как празднество носило всегосударственный характер, то естественно, что вопросы его подготовки и проведения широко обсуждались по всей стране. На всемосковском собрании предводителей и депутатов дворянства подчеркивалось, что в современных неспокойных условиях бытия, «когда часто осуждают и высмеивают истинный патриотизм, когда многие так равнодушно относятся к вопросам веры и церкви», торжества следует подавать как «важнейшие исторические юбилеи» (Цит. по [8]).

      С.-Петербургская  городская Дума выделила немалые средства на оформление официальной части программы торжеств и народных гуляний. Были приглашены художники «для составления проектов орнаментации» улиц и площадей, мест всенародных зрелищ (Цит. по [8]). Для украшения Дума выделила пять тысяч рублей: по тысяче соответственно получили такие крупные и опытные архитекторы и живописцы, как В.А. Щуко, И.Л. Фомин, Л.Р. Сологуб, И.Ф. Порфиров, Н.Е. Лансере. Но если убранство центральных точек города выглядело импозантным и монументальным, с использованием элементов барокко, то места народных гуляний традиционно декорировались в духе стилизации под народно-затейливый лубок, базарно-ярмарочную пестроту «а ля рюс». Нередко в праздничном уборе сталкивались элементы профессионального и полусамодеятельного творчества, высокого вкуса и низкого примитива.

      Как и прежде, многими вопросами организации  и декорирования гуляний занимались благотворительные общества. Народные гулянья в весенне-летний период юбилейного года по опыту прошлых  лет готовили «Лесное общество народных развлечений» в парках и садах Лесного, Сосновки и Удельного; «Общество содействия благоустройства Шувалово, Озерков и первого Парголово». Гулянья силами благотворительных организаций состоялись на Васильевском острове, в Невской, Нарвской и в Выборгской частях города, в Таврическом и Екатерингофском садах, а Александровском и Петровском парках. Программы гуляний помогали осуществлять и специализированные организации типа «Общество вокзальной музыки», «Труд и культура», «Общество поощрения рысистого коннозаводства». Последнее для развлечения народа обычно устраивало показательные бега на Семеновском плацу. Гулянья проходили и в пригородных садах и парках Петербурга – в Царском Селе, Петергофе, Гатчине, Павловске.

      Большие неприятности властям доставлял праздник. Бороться с традициями народного весеннего праздника, живущего веками в праздничном бытии русского человека, было невозможно. Безусловно, не все в этот день участвовали в политических манифестациях, но, следуя вековым обычаям, и сельский и работный люд одевался по-праздничному, выходил на улицу, собирался на майские гулянья. Но традиции народного празднества к XIX в. изменились. Правительство вынуждено было прибегать к самым решительным мерам пресечения политических акций и для оправдания «законности» своих действий искать любые поводы для запрещения праздничных гуляний.

      Причин  кризиса народной праздничной культуры в начале XIX столетия было предостаточно и не мудрено, что все чаще и чаще стали раздаваться голоса в пользу сокращения праздничных дней. Еще костромской помещик А. Астафьев упрекал организаторов народных гуляний в «подрыве» любви к России, «доверия к правительству», ибо, по его мнению, в дни народных праздников самые «хорошие задатки» фабрично-заводских рабочих «порастут тернием свободомыслия, недовольств и критического взгляда на все то, чем жива Россия» [4, с. 27]. Что же, Астафьева не упрекнешь в непонимании сути праздничного феномена стихийного свободомыслия и поведения людей, особенно в условиях углубляющегося всеобщего кризиса общественной жизни.