Историческая живопись в Товариществе

     В исторической картине переместить  центр тяжести на индивидуализированную  психологическую мотивировку положения  действующих лиц было трудно. Не прибегая к внешним    эффектам,    Ге       «заряжает» сцену  внутренней  динамикой. «Пётр Великий, - пишет Салтыков-Щедрин, - не вытянут во весь рост, он не устремляется, не потрясает руками, не сверкает глазами, царевич Алексей не стоит на коленях, с лицом, искаженным от ужаса… и тем не менее зритель ощущает себя свидетелем одной из тех потрясающих драм, которые никогда не изглаживаются из памяти».⁶ Огромную роль играет здесь точно найденная расстановка действующих лиц. Экспрессивность позы Петра исключительна для своего времени. Направление резко отодвинутого от Алексея стула и обратный ему крутой поворот торса, головы и особенно взгляда к царевичу сообщают движению почти осязаемую динамику. Мы ощущаем предшествующий момент – гневное недовольство Петра ходом допроса (заставившее его энергично отставить стул и отвернуться). Мы как бы слышим отрывисто заданный вопрос и напряжённое ожидание: впиваясь глазами в Алексея,  Пётр ждёт ответа. По напряженному движению кисти рук царя мы ощущаем, что царевич медлит с ответом. Одежда героев и обстановка дворца Монплезир в Петергофе исторически достоверны.

     Эта картина Ге содержит ряд творческих находок и знаменует большой  шаг в развитии художника. Уязвимым в ней можно считать только преобладание глухих чёрных тонов. В  произведениях Ге конца 50-х и в 60-х годов ярко сказалась одна из характерных его черт как живописца – удивительное мастерство в передаче света. В картине «Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе» он делает заметный шаг к тональной живописи, к созданию сложного колористического единства всего произведения, что характерно для картин многих его сотоварищей по объединению.

     «Пётр I допрашивает царевича Алексея» явилась первой картиной, в которой большие исторические события и их герои как бы в плотную приближены к зрителю и показаны с той естественной и глубокой жизненностью, которая была до сих пор достигнута только в лучших произведениях бытовой живописи.

     Исторические  картины, созданные Ге в последующие  годы, - «Екатерина у гроба императрицы  Елизаветы» (1874г.), «Пушкин в селе Михайловском» (1875г.) – не встретили  отклика, равного резонансу картины «Пётр I допрашивает царевича Алексея». Для картины «Пушкин в селе Михайловском» Ге очень тщательно подбирал подготовительный материал. Но, по-видимому, он уже внутренне отходил от актуальных общественно-политических вопросов, приближаясь к тому духовному кризису, который определил течение всей его дальнейшей жизни. Картина лишена той внутренней значительности и глубины, которые так свойственны лучшим полотнам Ге.

     В 1876 году Ге внезапно навсегда покинул  Петербург и поселился на хуторе в Черниговской губернии. Это «бегство» говорит о том же, что и уход из Товарищества Перова, - о тяжелом внутреннем разладе, о болезненно назревшей потребности по новому осмыслить свое отношение к действительности.

     Перелом в жизни Ге, его душевная драма свидетельствуют о том сильном воздействии, которое оказывали на мировоззрение интеллигенции противоречия периода ломки патриархальных устоев и развитие капитализма в России, как остро она реагировала на те тяготы, которые ложились на трудовые слои населения в эти годы.

     После некоторого перерыва художник продолжает работать над картинами на евангельские темы. Большое влияние на творчество Ге оказывает знакомство с Толстым. Болезненно ощущая острые социальные противоречия жизни, художник видел  социальное разрешение этих конфликтов не в активной борьбе, а в проповеди самопожертвования и нравственного самоусовершенствования человека. С этим  связано активное обращение Ге к теме страдания Христа, получившей в его работах последних лет заострённое и  крайне экспрессивное выражение. Изображение страдания, как бы доведённого до наивысшего предела,  обретает порой в его полотнах обнажено физиологические черты («Голгофа», 1893г.).

     Передвижники  любили и уважали Ге в течение  всей его жизни. Они ценили безукоризненную честность художника, искренность его исканий, морально поддерживали его в периоды творческих неудач. 

       § 2. Творчество  В. И. Сурикова  – высший этап  развития русской

                                     исторической живописи                                                          

     Судьба  Василия Ивановича  Сурикова родственна судьбам большинства передвижников. Как многие из них, он вырос вдали  от столиц; преодолевая большие трудности  сумел поступить в Академию художеств. Суриков родился в Красноярске в 1848 году, в казацкой семье. Прадеды художника участвовали в красноярском бунте XVIII века, и весь их гордился этими вольнолюбивыми предками. Исследователь творчества Сурикова В. С .Кеменов пишет: «Через род Суриковых он чувствовал себя участником истории XIV – XVII веков».⁷

     Я. Д. Минченков вспоминал: «Самородок из диких гор и тайги необъятного  края!». В основе его натуры лежал  несокрушимый сибирский гранит, не поддающийся никакому воздействию…Самобытность, непреклонная воля и отвага чувствовались в его коренастой фигуре, крепко обрисованных чертах скуластого лица со вздёрнутым носом, крупными губами и чёрными, точно наклеенными усами и бородой».⁸

     Детство и ранняя юность художника питались и другими впечатлениями. Его  отец служил в земском суде, был человеком начитанным и образованным, музыкально одарённым и немного рисовал. А близкие родственники серьёзно увлекались живописью. Это даёт возможность понять, почему призвание юноши было встречено сочувственно в его семье и почему впоследствии Суриков так легко сдал необходимые экзамены по общеобразовательным предметам. Дарование будущего художника  было замечено и поддержано ещё школьным учителем рисования Н. Б. Гребнёвым. Возникает мечта об Академии. Но осуществление её долго кажется невозможным. Семья лишилась отца. Молодой Суриков, как и в своё время Крамской и многие другие, принуждён был рано включиться в борьбу за существование. После нескольких лет прозябания в качестве рядового писца Сурикову при поддержке мецената П. И. Кузнецова удаётся добраться до Петербурга и посвятить несколько лет обучению, не заботясь о заработке. Ему не сразу удалось поступить в Академию. Но осенью 1869 года он был принят. В Академии бесспорное дарование молодого художника было вскоре замечено. Её школа оказалась действительно плодотворной для Сурикова, развила присущий ему исключительный дар композиции. Общение с представителями передовой художественной общественности, видимо, началось у Сурикова вскоре по приезде в Петербург. О его академических работах говорила печать. О картине «Апостол Павел объясняет догматы веры в присутствии царя Агриппы», которой Суриков закончил обучение, тепло отозвался Прахов. После окончания Академии он отказался от заграничного путешествия, а занялся заказом на исполнение картин, изображающих четыре Вселенских  собора христианской церкви для строящегося в Москве храма Христа Спасителя. Они дали Сурикову опыт композиционного построения многофигурных полотен, который был необходим для последующих работ.

     Первым  произведением, в котором раскрылось яркое дарование художника было  «Утро стрелецкой казни» (1881год). В нём получили своё дальнейшее развитие принципы «хоровой» картины, которые были заложены в русском искусстве предшествующих десятилетий. Сюжетный замысел  «Утра стрелецкой казни» раскрывается у Сурикова посредством острых и резких противопоставлений. Применение этого принципа придаёт картине драматическое звучание, доходящее до подлинной трагедийности. В ней противопоставлены две группы персонажей, за которыми как бы встают исторически сложившиеся общественные силы: слева – стрельцы и примыкающий к ним народ, справа – Петр со своей свитой и ряды войск. Это два различных мира. И каждый из них дан на соответствующем фоне, народ – на фоне грандиозного живописного собора Василия Блаженного, Пётр и солдаты – на фоне строгой кремлёвской стены. Противопоставление подчёркнуто выделением двух фигур – стрельца, кланяющегося народу перед казнью и стоящего спиной к царю, и Петра на коне, - возвышающихся над толпой. Фигура стрельца не может остаться незамеченной, так как она помещена в центре картины (на пересечении диагоналей). Поза его не вызывает ощущения ни покорности, ни униженности. Противопоставление многократно повторено. Отмечен всеми исследователями поединок взглядов рыжебородого стрельца и Петра. Каждое противопоставление углубляет и обогащает общий замысел, даёт почувствовать, что трагическая сцена расправы с мятежными стрельцами – это неотвратимое завершение борьбы старого и нового жестокой ломкой всего, что тормозит ход исторического процесса. Нельзя не вспомнить и о том, что Суриков писал картину в годы, когда в России создавалась революционная ситуация, не прекращались крестьянские бунты, начинались забастовки рабочих.

       В «Утре стрелецкой казни»  Суриков создаёт обширную галерею  народных образов. Впервые в русской исторической живописи действуют не легендарные герои, но безымянные люди давно прошедшей эпохи. Целеустремлённость, способность сложить голову за свою правду, мужество, несгибаемая сила выражены в образах стрельцов. Они-то и являются «хоровыми» героями картины. Персонажи Сурикова прошли сквозь века. Художник создал образы, которые словно сконцентрировали столетиями формировавшиеся черты национального характера, что является одной из причин их необычайной жизненности. Остановимся на женских образах картины «Утро стрелецкой казни». Они глубоко человечны, с большой силой выражено женское горе. Необычайно красноречивы позы старух, сидящих прямо на земле, и молодой женщины, припавшей в безмолвном отчаянии к мужу, и другой, простирающей руки вслед уводимому на смерть стрельцу, и даже маленькой, глубоко потрясённой девочки. Женщины тесно обступили осуждённых и словно слились с ними. Сценам семейного горя и прощания отведено в картине большое место.  От этого возникает уверенность, что стрельцы являются представителями  общенародных интересов.

     В «Утре стрелецкой казни»  дано более  сложное истолкование роли и деятельности Петра  I. Не смотря на то, что образ  царя намечен более бегло, чем  образы стрельцов, он предстаёт перед  зрителем не как злодей, а как свершитель тяжёлого исторического долга. В его властном, непреклонном  лице есть что-то трагическое. Нет черт злорадства и жестокости и в группе справа. Сочувственно, грустно следит за развёртывающимися драматическими сценами иностранец, застыл в скорбном ожидании и старый боярин.

     Исключительную  зрелость проявил Суриков и в  построении картины. «Утро стрелецкой казни» - массовая сцена, в которой  участвует множество народа. Суриков  утверждал, что он не понимает действия отдельных исторических личностей без народа, без толпы, что ему надо «вытащить их на улицу». Действительно, в картине художнику удалось создать впечатление, будто перед зрителем огромная тысячная толпа, добиться естественности в её построении, избежав членения на отдельные, нарочито расставленные группы, и вызвать ощущение страшной тесноты (хотя на холсте изображено около шестидесяти фигур). Чтобы достичь такого эффекта, нужна была поистине математическая выверенность каждой точки полотна, исключительная изобретательность в размещении действующих лиц. «Утро стрелецкой казни» стало высшим достижением русской живописи в композиции массовых сцен.

     Каким образом далёкое прошлое стало  таким живым и убедительным в  картине? В годы детства художника  телесные наказания и казни проходили  публично на площадях. Поэтому лично пережитые ощущения, боль, причинённая сердцу жестокими нравами, нравственная сила, увиденная в осуждённом, страдания, переживаемые его близкими, - всё это воскресло, когда шла работа над картиной. Каждый из стрельцов, помещённых на переднем плане, их жёны, дети написаны с тщательно выисканной натуры. Причём типаж Суриков искал в родственной своим героям народной среде. Однако на пути от этюда к картине образы  у художника всегда духовно обогащись.

     Во  время создания картины Сурикова увлекали детали, которые он тщательно искал и писал с натуры: орнамент на одеждах и платках женщин, расписные дуги на телегах, оглобли, колёса и даже грязь на них. Цветовой строй полотна и звучание отдельных пятен  были для художника также важны. Энергично, сочно написал он крутые  цветистые бока луковиц собора, узорчатый платок на голове старухи, золотистую ткань на молодой жене стрельца. Горящие свечи в руках осуждённых – не только фиксация факта; это создаёт торжественное настроение контрастом будничного утреннего света и отблесками горячего пламени свечей на белых рубахах. Впрочем, Сурикова упрекали, и не без основания, за чрезмерную черноту сгрудившейся массы народа (в левой части картины). Тем не менее живописный язык художника в «Утре стрелецкой казни» может считаться во многом новаторским.

     Самое замечательное заключалось в  том, что, отдаваясь живописной стихии, художник никогда не отвлекался от сути картины, от её основного настроения. Красота живописи существует здесь  не сама по себе, а как единственно возможная для данного случая форма выражения. Недаром Суриков говорил, что не ужас смерти хотелось ему передать в картине, а торжественность последних минут перед казнью. И всё прекрасное, что раскрылось в душах этих простых людей – мужество осуждённых, скорбь, нежность и терпение их близких, - всё это не могло бы прозвучать в полную силу, изображённое грубой и жёсткой кистью; всё это нашло достойное выражение в самой живописи Сурикова.

     К 1883 году относится следующая значительная картина Сурикова – «Меншиков в Берёзове». Сознание художника всё ещё было захвачено  эпохой Петра. В «Утре стрелецкой казни» - её начало, в «Меншикове» - конец. В печальной развязке судьбы «полудержавного властелина», который отличался и жадностью, и тщеславием, но был одним из самых одарённых и энергичных помощников Петра, много общего с судьбой России того времени. Не только сподвижники Петра, но и все его завоевания и планы были под угрозой. Наступали чёрные дни реакции, близилась бироновщина. Сила трагизма, достигнутая художником, и обусловлена тем, что перед нами  не просто иллюстрация к жизни опального вельможи, а нечто гораздо большее. В картине есть глубокий подтекст – понимание связи судьбы личности и судьбы страны.