Коммуникационные действия и их формы

2.3.2. Мидикоммуникация

Пять форм мидикоммуникации включают такие социально-коммуникационные явления, как мода – основанная на подражании передача в социальном пространстве вещественных форм, образцов поведения и идей, эмоционально привлекательных для социальных групп (отметим, что мода – продукт неокультуры, палеокультура моды не знала); переговоры – обычный способ разрешения конфликтов и достижения соглашений между социальными группами; групповая иерархия складывается в крупных учреждениях (управленцы – рабочие), в армейских подразделениях, в сословно-кастовых обществах, где контакты между группами четко регламентированы; адаптация к среде превращается в коммуникационную проблему для национальных диаспор, живущих среди чужеземцев; для иноверцев, например, мусульман среди христиан; для революционеров-подпольщиков и т.п.; руководство обществом осуществляется со стороны творческих групп, генерирующих мировоззренческие смыслы, определяющие духовную (не материальную!) жизнь общества. Остановимся подробнее на этой форме мидикоммуникации.

Мировоззренческие смыслы – это знания, объясняющие  наблюдаемые явления, происхождение  человека и Вселенной, смысл человеческой жизни, идеалы, нормы и стимулы  социальной деятельности. Социальные группы, вырабатывающие эти смыслы и коммуникационные сообщения, в  которых они запечатлены, оказываются  в центре духовной жизни общества. Эти центры смещаются по ходу социально-культурной эволюции.

Археокультуре свойственен мифоцентризм, хранителем которого была каста жрецов, владевшая священным эзотерическим знанием. Для палеокультуры характерен религиоцентризм, в русле которого находились литература, искусство, образование, философия. Западноевропейская неокультура с XVII века (век гениев-универсалов) развивалась под эгидой светского знания во главе с философией и в XIX веке постепенно перешла к наукоцентризму. Ученые-физики, экономисты, политологи определяли духовный климат в демократических западных странах. Иначе дело было в России.

Неокультурная модернизация началась, как известно с бурной реформаторской деятельности Петра I, которая в более мягкой манере была продолжена Екатериной П. Главной военно-политической и экономической силой российского общества XVIII века было дворянство. После 1761 г., когда согласно указу Петра III «О вольности дворянства», подтвержденному Екатериной, это сословие было освобождено от обязательной государственной службы и получило свободу рук для культурного творчества, была создана роскошная, блестящая, хотя и поверхностная, дворянская культура, золотой век которой начал Н.М. Карамзин, а закончил М.Ю. Лермонтов. В духовной жизни России XVIII – первой половины XIX века сложилось характерное «двоецентрие»: один идеологический центр – православная церковь (вспомним уваровскую триаду «православие, самодержавие, народность»), а другой центр находился в Западной Европе, откуда русские дворяне черпали то идеи Вольтера и Руссо, то либерализм мадам де Сталь и Бенжамена Констана, то утопический социализм А. Сен-Симона и Ш.Фурье.

Однако с пушкинских времен в духовной жизни России стало  происходить явление, неведомое  Западной Европе – центром духовной жизни сделалась художественная литература, а талантливые литераторы – писатели, поэты, критики стали  «властителями мировоззренческих  дум» русского общества, учителями  и пророками. Вторая половина XIX века – эпоха русского литературоцентризма. К этому времени относятся хорошо известные слова А.И. Герцена: «У народа, лишенного общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Влияние литературы в подобном обществе приобретает размеры, давно утраченные другими странами Европы»[4]. Общеизвестная роль литературы в подготовке общественного мнения к отмене крепостного права (Д.В. Григорович, И.С. Тургенев, Н.А. Некрасов), в зарождении и развертывании нигилизма, народничества, толстовства, эмансипации женщин, героизации образов самоотверженных боевиков подпольной России. Складывается характерная для критического реализма тенденция учительства, проповедничества, обличительства. Литературоцентризм стал школой воспитания разночинной интеллигенции, расшатавшей колосс русского самодержавия.

Явление литературоцентризма в русской истории интересно и поучительно в связи с тем, что оно показывает революционный потенциал, скрытый в недрах, казалось бы, самого мирного и безобидного социально-коммуникационного института – художественной литературы.

Советское время  – господство политикоцентризма, содержание которого определялось группой руководящих коммунистических идеологов согласно формуле Г у М. На основе ленинского принципа партийности была создана гигантская пропагандистская система. Эта система обладала следующими чертами:

–          допускался только управленческий монолог, излагающий идеологически выдержанные  истины; сомнения, возражения, инакомыслие, плюрализм безоговорочно исключались, поэтому поля для диалога не было;

–          централизованное управление, обеспечивающее согласованность и координированность всех воздействий на массовое сознание;

–          мобилизация всех коммуникационных ресурсов: средств массовой коммуникации, художественной литературы, кино, изобразительного искусства, театра;

В результате обеспечивалась высокая эффективность коммунистического  воспитания человека новой формации – хомо советикус. Хомо советикус – продукт советской коммуникационной системы, ее родное детище, выращенное на плодородной почве социальной мифологии. Дело Ленина-Сталина, коммунистическое будущее человечества, партия – ум, честь и совесть эпохи, враждебное окружение и шпиономания, – это были сильные мифы, идеологически обеспечивающие и культ личности Сталина, и сплоченность народа в годы предвоенных, военных и послевоенных испытаний.

2.3.3. Макрокоммуникация

Макрокоммуникационные формы коммуникационного взаимодействия, которые в табл. 2.1. названы заимствование достижений (М п М), взаимодействие культур (М д М) и информационная агрессия (М у М), хорошо просматриваются в тысячелетней истории взаимодействия государства Российского и Европы. Причем легко замечаются колебания от подражания к диалогу и обратно. Информационная агрессия – явление относительно новое, появившееся лишь в XX веке.

Крещение Руси в  конце X века – бесспорный акт макрокоммуникационного подражания. Время Киевской Руси, Владимиро-Суздальского княжества, удельных междоусобиц и татаро-монгольского ига – это период «смиренномудного ученичества» у болгар и греков, когда русский книжник был «нищим духом, побиравшимся под окнами европейских храмов мудрости плодами чужого труда, крупицами с духовной трапезы, на которой ему не было места» (В.О. Ключевский). Но постепенно русская церковь обрела свои права духовного палеокультурного центра и высвободилась из-под опеки константинопольских патриархов. В 1346 г. московским митрополитом стал не грек, присланный из Царьграда, а русский человек Алексий. В 1380 г. Сергий Радонежский благословил Великого князя Московского Дмитрия на битву с Мамаем. XV век – время обретения Московским государством политической самостоятельности и самостоятельности идеологической, ибо константинопольская церковь, оказавшись с 1453 г. на территории Османской империи, капитулировала перед папством. Фаза М п М закончилась.

Русские «смиренномудрые  ученики», ободренные недавними победами над татарами отказались от унии с  латинянами и решили служить православию  по-своему. В начале XVI века возникает  идея русского мессианства – «Москва  – третий Рим», зреет национальная гордыня. Русские «книжные мужи», по словам того же Ключевского, начали поучать: «Братия! не высокоумствуйте; если кто тебя спросит, знаешь ли философию, ты отвечай: еллинских борзостей не знах, ни ритарских астрономов на читах, ни с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех». Прежде русский книжник любил переведенные с греческого статьи по разным отраслям знания: по минералогии, логике, медицине, риторике, теперь он неистово кричал: «Богомерзостен перед Богом всяк любяй геометрию; не учен я словом, не обучался диалектике, риторике и философии, но разум Христов в себе имею»[5]. Иван IV, затеявший Ливонскую войну за выход к Балтийскому морю и собравшийся жениться на Елизавете Английской, конечно, считал себя не учеником европейской премудрости, а равноценным партнером всякого монарха. Московия была готова к диалогу культур по формуле М д М.

XVII век – время  постепенного сближения с Европой.  В Москве появляется Немецкая  слобода, полки иностранного строя,  вольнодумные русские вельможи  типа А.Л. Ордин-Нащокина одевают дома европейское платье, царских детей обучает выпускник Киевской академии, бывший иезуит Симеон Полоцкий. Однако национального достоинства русские люди не теряют. Петровские преобразования – безусловное ученичество, новое «побирание под окнами европейских храмов мудрости», новая фаза М п М.

Немецкое засилье  приняло такие размеры, что русские  гвардейцы охотно отдали корону очаровательной Елизавете главным образом за то, что она «дщерь Петрова». Но малограмотных  русских дворян неодолимо влекли прелести европейской цивилизации, и не случайно Д.И. Фонвизин вложил в  уста Иванушки (комедия «Бригадир») признание: «тело мое родилось в  России, но дух мой принадлежит  короне французской». Европа XVIII века подарила культурной элите русского дворянства, во-первых, атеистическое просвещение  в духе Вольтера и Дидро и, во-вторых, масонство, ориентированное на духовно-мистические  поиски.

Кровавая французская  революция вызвала отрицательную  реакцию в русском обществе и  привела к разочарованию в  идеалах Просвещения. Макрокоммуникационное подражание стало затухать. В 1795 г. Н.М. Карамзин с горечью писал в «Переписке Мелидора к Филарету»: «Где люди, которых мы любили? Где плод наук и мудрости? Век просвещения, я не узнаю тебя; в крови и пламени, среди убийств и разрушений я не узнаю тебя... Я закрываю лицо свое». Павел I, борясь с революционной заразой, запретил ввозить иностранные книги в империю Российскую. Агрессивные наполеоновские войны и Отечественная война 1812 года, казалось бы, должны окончательно отдалить Россию от безумной Европы, но русское офицерство возвратилось из заграничных походов с критикой не Европы, а своего Отечества. Декабристы были русскими патриотами, но мыслили они по западным образцам.

В 40-е годы сложились  и начали открыто соперничать  два течения русской мысли: западничество  и славянофильство. Спор между западниками  и славянофилами – это борьба двух макрокоммуникационных идеологий. Славянофилы утверждали право России на равноправный диалог с Западом и видели миссию России не в том, чтобы завоевывать Европу грубой жандармской силой, а в том, чтобы сообщить ей новые смыслы (православная этика, соборность, альтруизм), которые излечат дряхлеющую и загнивающую Европу от немощи (коммуникационная формула М у М). Западники подчеркивали принадлежность России к западной культуре и призывали воздерживаться от высокомерного духовного сепаратизма и по-прежнему охотно воспринимать достижения европейского прогресса, особенно в части науки, техники, демократии, эстетики (коммуникационная формула М п М).

Николаевская официальная  идеология, усвоившая роль «жандарма  Европы», видела в западной культуре рассадник крамолы, который следует  беспощадно пресекать. Порочность этой идеологии показала Крымская война. Реформы Александра II – модернизация по западному образцу (М п М); контрреформы Александра III – попытка «подморозить» Россию в духе православия, самодержавия, народности, но было уже поздно. Маятник русской истории стремительно двигался на Запад.

Либерализм, конституционная  демократия, социал-демократия, марксизм – все это не российские, а  импортные плоды. Пожалуй, только анархизм, украшенный именами М.А. Бакунина и  П.А. Кропоткина, – отечественное произведение. Большевики начали строительство коммунизма по марксистскому сценарию, разработанному не для России, а для индустриально развитой Европы. Сценарий пришлось капитально переработать, и вот маятник истории уносит Советский Союз в неизведанные дали. Мы не можем копировать ни буржуазную демократию, ни буржуазную культуру, ни буржуазную науку, мы пойдем своим путем, мы догоним и перегоним Америку и Европу. Военная победа, а затем – железный занавес, борьба с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, идеологически выдержанный национализм по-советски. Здесь уже нет коммуникационного диалога; это согласно формуле М у М Информационная агрессия (табл. 2.1.).

Советский Союз всегда вел активную наступательную идеологическую борьбу с любыми некоммунистическими  доктринами. Роль коммуникантов на международной арене играли Коминтерн (Ш-й Коммунистический Интернационал, созданный в 1919 г., распущенный в 1943 г.) и «братские коммунистические партии», существовавшие в большинстве стран мира. Убедительным доводом в пользу «преимуществ социализма» стала победа СССР в Великой Отечественной войне. Этот довод был в полной мере использован коммунистической пропагандой; в послевоенные годы треть мира имела советскую ориентацию.

Но не дремали  и идеологические противники страны Советов. С 1946 г. началась холодная война, которая была подлинной информационной войной, войной за доверие и симпатии мирового сообщества. Это был конфронтационный диалог по формуле М д М. Одна за другой следовали умело спланированные пропагандистские компании, где использовались венгерские события 1956 и «пражская весна» 1968, космические полеты и спортивные достижения, олимпийские игры и молодежные фестивали, война во Вьетнаме и война в Афганистане. Борьба шла на равных, но в 70-е годы США удалось переиграть советских стратегов. Советский Союз был втянут в изнурительную гонку вооружений, в провокационную программу «звездных войн». Экономическое истощение, усугубленное бездарностью стареющего политбюро, привело к падению авторитета страны, к утрате завоеванных позиций. Холодная война закончилась поражением СССР, поражением не на полях сражений, а в виртуальном пространстве информационных войн. Конфронтация СССР-Запад завершилась; на смену формуле М д М, вновь, как во времена Петровы, пришла ученическая формула М п М.