Влияние темперамента на художественный образ танца в творчестве известных исполнителей

     Очень интересна была в исполнении Васильева  партия раба в балете «Спартак». В этой небольшой партии раба жизнелюбие Васильева звучит в своеобразном трагическом преломлении, сочетая свойства сангвинического и элементов меланхолического темперамента.

     Чтобы не танцевал Васильев – добродушного Иванушку, вдохновенного Данилу, истерзанного врагами Паганини, хитрого Базиля, - всегда и везде он славит счастье бытия, счастье жизни в ее самых высоких, духовных и самых простых, земных проявлениях.

     И когда Васильев надевает традиционный бархатный или атласный колет  балетного принца или герцога, он остается верен своей индивидуальности, своей теме.

     Исполнение  Васильевым партии Альберта в «Жизели» вызвало споры, многие сочли, что  это не его дело, не его партия. И тем не менее эта работа представляется чрезвычайно интересной.

     Васильев и здесь, как всегда, предложил свое прочтение, свою трактовку. Его Альберт искренне любил Жизель, он действительно забывал о своем знатном происхождении, о своей невесте, начинал искренне верить в то, что он простой «поселянин», забывал обо всех препятствиях и преградах, которые стоят между ним и бедной Жизелью.

     Он  не лгал, не собирался лгать, кажется, что он сам искренне признался  бы ей во всем, но увлекся, забылся, не успел…И  когда события развиваются неожиданно и стремительно, когда так внезапно обнаруживается его непреднамеренный обман, он потрясен не меньше, чем Жизель. Здесь у Васильева возникает удивительный мимический кусок, тончайший «внутренний монолог». Образ Альберта получил трагическое звучание. Ошеломленная, потерявшая рассудок Жизель в большой танцевально-игровой сцене вспоминает, как они встретились, как клялся он в любви…Альберт-Васильев стоит неподвижно, но вы по его лицу, по скупым движениям видите, что он «проживает» все те же этапы воспоминаний, осознаний, недоумений, что и Жизель.

     Вспоминая две последние работы Васильева в балетах Ю.Григоровича, снова думаешь о широте его творческого диапазона. В «Щелкунчике» он стремится к мягкости, плавности, изяществу танца, всех движений.

     В «Спартаке» передает стихию героического порыва, создает образ редкого мужества. Меняется даже характер знаменитых прыжков Васильева – в «Щелкунчике» они плавны, легки, грациозны, а в «Спартаке» - несут образ мощи и огромной внутренней силы. Спартак Васильева – воин и философ, вождь и победитель. Человек страдающий и торжествующий, любящий и ненавидящий.

     Васильев  – человек, одержимый своим искусством. Именно эта одержимость помогает ему преодолевать невероятные технические  трудности сложнейших партий, неутомимо  бороться со своими недостатками, превозмогать усталость, одним словом, вести ту поистине «героическую» жизнь, которую ведут все настоящие художники танца, ибо балет – искусство, требующее предельного напряжения всех физических и духовных сил человека. 

     2.3 Мастера искусств о Васильеве 

     Во  многих газетах, журналах были опубликованы статьи, где свое мнение о Васильеве высказывали многие знаменитые личности.

     «Уже  в процессе работы над спектаклем «Каменный цветок» – я полюбил дарование Васильева, его, я бы сказал, демократическую природу, раскрывшуюся в образе Данилы так неожиданно после «Вальпургиевой ночи» и «Шопенианы». Я еще не знал, какой стороной повернется его талант в диаметрально противоположном – героическом характере Спартака или наилиричнейшем Щелкунчике. Все это было еще впереди, но после премьеры «Каменного цветка» Васильев уже стал Васильевым – танцовщиком редчайшего таланта.

     Его Щелкунчик – идеальный сказочный  герой. Трогательная кукла и поэтичный  принц, мужественный и смелый, он, как  и подобает истинному сказочному принцу, по-настоящему элегантен. В труднейшей вариации второго акта Васильев показал, как он умеет, если это необходимо, укрощать свой темперамент, организуя его в рамках чисто классического танца.

     Следующая моя личная встреча с Владимиром Васильевым – это Спартак. Не скрою, выбор исполнителя на главную роль сделан был не без колебаний, но я поверил, что Васильев – это как раз тот артист, который сможет раскрыть самые дорогие мне в образе Спартака качества. В первую очередь это олицетворение высокого античного духа, стремление к свободе, интеллект. Васильев понял, почувствовал дух спектакля, он стал не просто исполнителем моих предложений, но и единомышленником, процесс постановочной работы с которым доставил мне большое удовлетворение».

     Юрий  Григорович,

     «Советский  артист», 13 октября 1973год. 

     «…Танец Васильева – как бы хореографическая мелодия – певучие движения, пластическая кантилена. Этот танец, может быть и  страстно зажигательным, и строгим, мужественно – героическим, и  элегически – задумчивым. И всегда он несет в себе глубину мысли  силу чувства».

     Алексей Ермолаев,

     «Известия», 1964 год. 

       «От кого я предельно в восторге, это от Володи Васильева. Васильев значительно выше и по техническим возможностям, и по интеллекту, и по культуре самых моих больших «богов»: Мордкина, Волинина, Нижинского и др. К нимбу этого огромного художника надо добавить еще чудесный характер, наблюдательность, пытливость и балетмейстерское дарование».

       «Владимир Васильев не просто  танцовщик редкой одаренности,  он – выдающееся явление в  искусстве хореографии».

     Касьян Голейзовский,

     Из  письма к М.Франгопуло, 1964год. 

     «Спартак  Владимира Васильева…В двадцать восемь лет он сделал роль, которая  сразу встала в тот избранный, имеющий общекультурное и вневременное значение ряд, где Лебедь Анны Павловой, Джульетта Галины Улановой, Кармен Майи Плисецкой. Та же в ней высота постигнуть мир и танцем, пластикой выразить это постижение».

     «Васильев на репетициях прекрасен и неистов. Он заражает, электризует окружающих своей духовной энергией, своей неистовой  волей».

     Асаф  Мессерер,

     Из  книги «Танец. Мысль. Время», 1990год.

     «В  искусстве невозможно расставить артистов как в спорте: кто первый, второй, третий… И все же есть люди, –  как редкое исключение, – о которых  говорят: первый среди равных. Владимир Васильев, я думаю, относится именно к таким людям. О Васильеве много написано, сказано много, трудно добавить… Все самые высокие слова уже истрачены: легендарный, феноменальный, несравненный, фантастическая виртуозность, завоеватель воздуха… Без преувеличения все действительно так. Я когда мысленно представляю себе Володю, всегда вижу его летящим. Это не только потому, что у него изумительный прыжок. Его герои, они душой устремлены ввысь. В них живет такая вера, такое стремление к свету и забывающая себя готовность пройти свой путь до конца, что бы там в их жизни не возникало – и сомнения, и беды, и борьба. Не очень много я читаю, что пишут о балете, но некоторые вещи, когда точно сказано, врезаются в память. Помню о Володе, (кем не помню) было сказано, что в его искусстве артиста – ясный пламень. Соединение понятий точное: пламень, потому что его герои живут насыщенно, даже бурно но пламень ясный, потому что есть у них вот эта вера в светлое, в добро.

     …магнетизм. Но откуда он берется, как его добиться – остается необъяснимым. Вот Васильеву этот особый дар был дан полной мере. Я бы сказала: все, что он делал на сцене, мгновенно в зрительный зал до самых последних рядов галерки. Он очень сильно воздействовал эмоционально, в буквальном смысле покорял публику с первых шагов на сцене, еще даже ни чего ошеломляющего не сделав. Ну, конечно, тут артистизм, выразительность, но это не все. У тех, других, то же есть такие качества, на репетиции они видны, а вот через сцену не перелетают, иного слова не подберу…

     Мне еще кажется важным такое Володино качество: абсолютная естественность. Какие бы трудные, виртуозные вещи он не делал (а он мастер на это), ни когда не чувствовалось усилий. Все легко, свободно, как бы импровизация: вот он сам с собой наедине размышляет, переживает, будто зрителей и нет. Он заставлял своим мастерством и меня, педагога, забывать о трудных моментах, за которые обычно, так или иначе, волнуешься, особо следишь. И я начинала смотреть просто, как зритель. Вот это уже высокое искусство, когда коллеги так смотрят.

     Выдающаяся  французская балерина Иветт Шовире сказала о Васильеве, что у него – «безбрежный танец». Красивое и очень емкое определение. Сюда все входит: широта, свобода исполнения, способность стремительно захватывать пространство сцены, хотя Володя – не богатырь и не высокого роста, но даже большая сцена, казалась, ему мала настолько, что он заполняет ее своим танцем. Безбрежность – еще и потому, что есть у него удивительные руки: певучие руки, и одновременно крепкие, сильные и волевые. Таких рук, пожалуй, я ни у кого из танцовщиков не видела.

     Даже  когда Володя делает технически сложные  движения и, казалось бы, неизбежно  руки должны бы стать более жесткими от напряжения у него остается непрерывная  «мелодия» рук.

     Отличает  Васильева и такая черта: ему  хочется все знать, все уметь, как говориться, объять необъятное. Наверное, никто мне не задавал столько вопросов, сколько он: о нашей профессии, как было в мое время, и не только о профессии – о разном, о жизни… На репетициях с ним всегда было интересно. Немного я могу что-то подсказать, Володя тут же подхватывает и тут же вносит свое. А назавтра опять уже что-то новое предлагает. Он не уставал разное перепробовать в роли, пока не устоится окончательное решение. Ему легко все давалось.

     То, что Володя очень одаренный –  не вызывало никаких сомнений с первых его дней в театре. Но казалось и ему самому, и нам, старшему поколению, что по типу индивидуальности ему не подходят роли героические, тем более трагические, не представляли его и в партиях чисто классических принцев. Хотя классику он танцевал, но иного плана: он, скажем, где-то в первые сезоны, замечательно танцевал Голубую птицу в «Спящей красавице», позже блестяще – Базиля в «Дон Кихоте»… Но кто открывал Васильева – танцовщика заново, так это – Юрий Николаевич Григорович. В своих постановках он доверил Володе совершенно неожиданные партии: Спартака, Ивана Грозного, Принца в «Щелкунчике», принца Дезире в «Спящей красавице»… Исполнение Васильева превзошло все ожидания, он поразил всех. Какие еще, оказывается, дарования были в нем скрыты! Первая ведущая роль Володи – Данила – тоже была в балете Григоровича «Каменный цветок». И первые большие зарубежные гастроли (в Америку, в 1959году) тоже были с этим Данилой. Громадный успех! Я тому свидетелем, я еще тогда танцевала. Зрительный зал просто бушевал, во всех газетах – портреты, статьи восторженные…

     Индивидуальность  Васильева одним словом не определишь, разве что словом этим будет –  удивительная многогранность. Также  в рамки никакого одного амплуа его  не поставишь. В его репертуаре –  героические и комедийные, лирические, трагические и пантомимные роли. Потому в историю балета Васильев вошел не только как выдающийся актер. В этом его особая миссия, и потому он – первый среди равных».

     Галина  Уланова, 1986 год.

       «Я никогда не видел такого  танцора, как Васильев. Он соединяет в себе все: виртуозность, технику, драматический талант, находчивость и силу».

     Морис Бежар, «Культура и жизнь», 1978 год.

     «Владимир Васильев – одна из ярчайших звезд  Большого театра, его мировая слава  и история. Связав свою жизнь и творчество с Россией, Владимир Васильев сегодня – олицетворение таланта нации. Я приклоняюсь перед ним, не только как перед гениальным танцовщиком, но и перед многогранностью Богом данных ему дарований, – рисовать картины, писать стихи и особым даром – быть искренним и верным другом. Я от всей души желаю Владимиру Васильеву – моему другу, красивому Человеку, прекрасно сохранившему задор молодости и неуемной энергии, многих лет творчества.

     Юрий  Башмет, 2000 год. 

       «Для меня Владимир Васильев  – олицетворение настоящего Русского человека с его мощным талантом, удалью, открытостью, с добротой и злостью, бескомпромиссностью и мудростью… Возможно, его творчество напророчил Поэт: «Песнь бескорыстная – сама себе хвала: Утеха для друзей и для врагов смола». Он поцелован самим Богом, который, несомненно, его не оставит никогда. Я его глубоко уважаю и нежно люблю».

     Евгений Колобов, 2000 год. 

     «Васильев – это гениальное исключение из правил! Он обладает феноменальным  талантом в технике, и в актерском  мастерстве, и во владении танцевальной фразой, и в музыкальности, и в умении перевоплощаться и т.д.»

       Марис Эдуардович Лиепа,

       Народный артист СССР. 

     «…Лучше чем он танцевать невозможно, так  же как он – очень трудно, а  хуже – бессмысленно».

       Петр Гусев.  

     2.4 Описание экспериментальной методики и хода                       эксперимента