Стилистические черты в произведениях Г. В. Свиридова на стихи А. С. Пушкина

  Тема  судьбы и высшего назначения художника  разрабатывалась Г. В. Свиридовым, начиная с раннего пушкинского цикла. Она звучит и в таких программных его произведениях, как «Поэма памяти Сергея Есенина», «Патетическая оратория», кантата «Снег идет». И вот теперь эта тема с новой глубиной разрешается в «Пушкинском венке». «Если народная песня является драматическим узлом концерта, то в хоре «Эхо» завязывается узел философских обобщений, важных как для раскрытия содержания предыдущих частей «Венка», так и для дальнейшего развития его художественных идей».

    «Эхо» своим резким стилистическим отличием от предыдущих хоров, эффектной, необычной фактурой начальной фразы, всем своим высоким строем гармонии, лада, своим застывшим ритмом, в котором отсутствует моторика танца, телесного движения, привлекает слух и держит его в напряженном внимании. Но, пожалуй, наиболее сильное впечатление производит найденный композитором и примененный с редким совершенством фонический эффект двойного эха, создающий ощущение   полного   правдоподобия   звучащего   пространства

  Особенную полноту и силу выражения получает «образ эха» после кульминационной фразы «и шлешь ответ» - именно здесь дан наиболее развернутый, наиболее гармоничный законченный отклик. И вот после всеохватывающего хорового звучания наступает тишина, в которой как-то особенно одиноко, на пустых интервалах  - квинта и кварта - звучит мягкое соло альта: «Тебе ж нет отзыва...» Этот голос, ясный и спокойно-грустный, приходит как будто с высоты, и высшая его правота подтверждается молчанием паузы. Нет отзыва... «Таков и ты, поэт»,— заключают в лаконичной итоговой фразе низкие голоса. Они словно бы берут на себя функции хора в античной трагедии: возвещают судьбу, бесстрастно утверждают должное, от которого не уйти:  извечно трагическое одиночество поэта.

  Композиционно и по смыслу «Греческий пир» — центр концерта, его середина.

    Тихий   вечерний   звон   колокола   долетает   до   пира   мудрецов. В тембре и призвуках этого чарующего звона проступает даль открытого пространства, слышится мерный бой часов, ведущих отсчет незаметно и неумолимо текущего времени.  «Согласный, стройный хор» запевает песню, построенную на диатонике с ясной  гармонической фактурой,   с   аккордами   классической   народно - ладовой   гармонии. Каждой   из  трех   чаш,   поднятых   мудрецами   «во   имя   граций», находится свой точный музыкальный образ, переданный всего лишь несколькими лаконичными деталями, выразительными штрихами.

  В «Греческом пире» акцентирована  одна из важнейших сторон «того идеала — мудрость меры. И в тихом  вечернем звоне, «обрамляющем» строфы хоровой песни, мера жизни поддерживается, реализуется в образе колокола. Колокольностью, так же как и звучанием хора, ладами, гармонией, образным строем ряда частей «Пушкинского венка», Свиридов подчеркивает ставшую для него идейно значимой   связь,   родство   русской   и   греко-византийской   культуры.

  «Камфара  и мускус» - это своеобразная шуточная иллюстрация  (написана на пушкинский текст  «От меня вечор Леила...»).

    С неумолимыми законами природы не захотел считаться старик, увязавшийся за молодой красавицей. Облик его передан в очень комической пустой квинтовой фразе мужского хора.

  В пустоте квинты угадывается немощь, слабость старика — и тем забавней воспринимается его подпрыгивающая, «заигрывающая» походка с поскрипыванием, которые переданы звуками щелкающих, пристукивающих ударных. А остроумный портрет-характеристика «красавицы нескромной» на мгновенье мелькает во взлетающем аккорде инструментального сопровождения, когда она дает хлесткую отповедь старику. «Камфара и мускус» это сценка. В ее комизме есть чуть заметная щепотка грусти.

  С этой части начинается перелом в  эмоциональном и сюжетном строе  концерта: в него все прочнее и  глубже входят вечерние темы, настроения, думы. И все более погружается  внутрь себя  человек.

  «Зорю бьют»

Зорю  бьют...из  рук  моих

Ветхий Данте  выпадает.

На устах начатый стих недочитанный  затих -

Дух далеко улетает.

     Несколько   скупых   сдержанных   фраз.    Никогда   не   были   они  осмыслены и пережиты с такой  глубиной, как к музыке Г. В. Свиридова, тихое, пение закрытым ртом одних и тех же торжественно печальных аккордов создает образ  ночного  мира.

       В протяжных  аккордах, иx   постоянно   возвращающейся,   замкнутой   последовательности — символ часов, замкнутого круговращения жизни.

     Откуда-то издалека,   настойчиво  и  тревожно,   нарушая   ночной   покой,  запела труба.

  После огромного напряжения этой части  следует психологически необходимая разрядка — пастораль, лирическое интермеццо  «Наташа», написанное на слова раннего юношеского стихотворения лицейской поры А. С. Пушкина. Здесь тот же, что и в «Мери», трехдольный ритм, та же классического типа мелодика. Но в отличие от «Мери» тут - легкий бег, воспоминание о девушке, которой нет «Ни над озером волнистым, ни под кровом лип душистым» и без которой этот мир, уже тронутый осенью, совсем не тот, что был прежде. «Свет Наташа!   Где ты ныне?» 

  За этой краткой передышкой начинается восхождение к вершине произведения. «Восстань, боязливый», - тихо и требовательно звучит хор. Музыкальный язык суровый и возвышенный: архаический переменный лад, полифоническая тема в старинном духе, построенная по тонам мажорного гексахорда, и фугообразный прием изложения. «Восстань, боязливый»,— настойчивее, требовательнее, выше и сильнее звучит хор.   «Восстань»   метафорически  олицетворено  уже в начальном  восходящем  квинтовом   шаге темы,  в устремлённости формы вверх: тема благодаря тональной разомкнутости поднимается четырежды   но   квинтам   вверх.             Призыв становится все увереннее, активней, непоколебимей - и кажется,  что вместе с ним укрепляется,   воздвигается дух   человеческий.  Логическим   завершением   этого мощного вертикального    движении   становится    кульминационное   стретто   и уже чисто   гармоническое    повелительное   заключение   первого   раздела формы:   «Восстань!   Восстань!»   Потом   начинается   вторая   часть - кода   на  органном   пункте.  Здесь  передано совсем   иное  внутреннее состояние: молитвенная сосредоточенность, постепенное «затихание» души. В обретенном  покое слышится словно с высоты проникновенное соло альта:

Сердечной  молитвой, пророк, удали Печальные мысли, лукавые сны…

  И  с  высоты  еще более значительной  нисходит сопрано, дивный вестник  рассвета:

До  утра  молитву смиренно  твори: Небесную книгу до утра   читай!

  И вновь наступает утро. Опять зима, мороз. Звучит   последняя   часть       «Стрекотунья - белобока».

  Музыка  рисует сцену народного гуляния. У Пушкина развернута бытовая  уличная картина. Жанр номера близок плясовой из «Камаринской» М. Глинки, «своеобразному символу русской танцевальности», (…).

  На  разные лады проговариваются короткие слоги: бам – бам. Эти мотивы перебрасываются  от одной мотивной группы к другой. Поле многоголосия рассыпается ансамблем  в тонкой прорисовке гармоний и ритмов. Сцена проходит в стремительном  темпе. Такою предстает под занавес Русь – красочной, удалой, Русь прошлого, Русь Пушкина. 
 

       В сочинении как в фокусе  сошлось множество ярких, разноцветных  лучей, собранных в поэзии А. С. Пушкина и музыки Г. В. Свиридова. Концерт состоит из 10 частей: «Зимнее утро», «Колечушко - сердечушко», «Мери», «Эхо», «Греческий пир», «Камфора и мускус», «Зорю бьют», «Наташа», «Восстань боязливый», «Стрекотунья - белобока». Г. В. Свиридов выбрал стихи, к которым до него, за исключением «Зимнего утра», «Мери» и «Эхо», редко или совсем не обращались другие композиторы. Каждое из них влечет за собой цепь ассоциаций, благодаря чему мир пушкинской поэзии, представленный в этом сочинении, выходит далеко за рамки вошедших в него стихотворений.

   Ключ  к нему в многозначности и многоплановости  чрезвычайно удачного и емкого названия – «Пушкинский венок». Это лавровый венок поэту.

   На  этот раз в решении пушкинской темы Г. В. Свиридов использовал форму русского хорового концерта, соединив в нем черты больших эпических полотен и лирических камерных хоровых миниатюр, в последние годы творчества все больше привлекающих автора. Такая трактовка хорового концерта обусловлена, прежде всего, многообразием самой поэзии Пушкина и ее особым местом в русской национальной культуре. «Круг тем и мотивов, «заплетенных» в «Пушкинский венок» поистине необозрим. Здесь и кольцо человеческой жизни, и круговорот времен года. Темы и мотивы пушкинской поэзии и венок, обнимающий все его творчество от одного из самых ранних стихов («Наташа», 1814) до одного из последних («От меня вечор Леила», 1836).»

   «Новаторское решение и художественные открытия «Пушкинского венка» нашли достойного исполнителя, единомышленника в лице Московского камерного хора и его художественного руководителя В.Н. Минина, в те годы много и плодотворно сотрудничающих с композитором. Достигнутая коллективом стилистическая гибкость, богатство вокальной палитры и владения разнообразными певческими манерами позволяли ему решить труднейшую задачу воплощения скрытого диалогизма музыкального языка концерта, а незаурядное мастерство, поставленное на службу художественному образу – справиться со сложнейшей «оркестровой» и эмоционально-психологической палитрой сочинения». 

       Свиридов со свойственной ему  прозорливостью раньше и глубже  многих других деятелей советской  культуры ощутил необходимость  сохранения русского поэтического  и музыкального языка, бесценных  сокровищ старинного искусства,  создававшихся столетиями, ибо над  всеми этими народными богатствами  в наш век тотальной ломки  устоев и традиций, в век пережитых  злоупотреблений реально нависла  опасность уничтожения. И если  литература советского периода,  особенно устами В. Астафьева,  В. Белова, В. Распутина, Н. Рубцова,  призывает в полный голос к  спасению того, что еще можно  спасти, то Г. В. Свиридов заговорил  об этом еще в середине 50-х  гг. 

   Важная  особенность свиридовского искусства - его "сверхисторичность". Оно - о России в целом, охватывая ее прошлое, настоящее и будущее. Композитор всегда умеет подчеркнуть самое существенное и неумирающее. Хоровое искусство Свиридова опирается на такие истоки, как духовные православные песнопения и русский фольклор, оно включает в орбиту своего обобщения интонационный язык революционной песни, марша, ораторских речей - т. е. звуковой материал русского XX века, и на этом фундаменте вырастает новый феномен такой силы и красоты, духовной мощи и проникновенности, который поднимает хоровое искусство нашего времени на новую ступень. Была эпоха расцвета русской классической оперы, был взлет советского симфонизма. В 50 – 80 годы звучало новое советское хоровое искусство, гармоничное и возвышенное, не имеющее аналогов ни в прошлом, ни в современной зарубежной музыке - является сущностным выражением духовного богатства и жизнестойкости нашего народа. И в этом - творческий подвиг Г. В. Свиридова. Найденное им с огромным успехом развивали другие советские композиторы: В. Гаврилин, В. Тормис, В. Рубин, Ю. Буцко, К. Волков. А. Николаев, А. Холминов и др. 

       К постижению вершин пушкинского  творчества Г. В, Свиридов приближался всю жизнь: композитор впервые обратился к А. С. Пушкину в годы, предшествовавшие 100 – летнему юбилею со дня смерти поэта. В цикле «Шесть романсов на слова А. С. Пушкина» возник и отправился по свету главный свиридовский герой – Поэт. Его еще одолевают юношеские элегические настроения, признак возвышенной души («роняет лес багряный свой убор…»). Вместе с тем он подкупает своим душевным здоровьем, влюбленностью в жизнь.

   Пушкинское  начало предопределит классический ясный стиль Г. В. Свиридова, прежде всего его замечательный мелодический язык, свежий, современный по интонации, естественный в выражении чувства, точно соответствующий смыслу слова. Пушкинские романсы на долгие годы станут эталоном свиридовского стиля, по которому будут проверяться его следующие сочинения.

       Весь жизненный, композиторский  опыт Г. В. Свиридова последних  лет творчества, все, что было  им прочувствовано в движении  времени, что было им открыто  в связи с другими поэтическими  мирами, - все это в целом создавало  духовное «поле», в котором возник  и без которого не мог бы  существовать зрелый свиридовский  Пушкин. Пушкин 1970 – х годов.

   И вот на этом широком фоне, за которым  просматриваются бесконечные пространства мыслей и чувств, вырастает нечто  монументальное, вершинное: «Пушкинский  венок».

   Данный  концерт при всей его ясности, цельности, просветленности обладает и скрытой нравственной активностью. В нем отстаивается твердая вера в ценности и идеалы, которые необходимо хранить. В нем содержится напоминание о возросшей ответственности художника в современном мире, напоминание о его главной задаче: искать гармонию в глубине жизни.

   Г. В. Свиридов, безусловно, «заканчивает эпоху» русской классической музыки XIX – XX столетий. Современный советский художник, он, вместе с тем, видел главное назначение своего искусства в том, чтобы воплощать отношение современников к миру, их устремленность в будущее, чтобы ставить перед слушателями вопросы о смысле жизни, о судьбах страны и народа, о предназначении художника в XX веке.