Смысл любви В. Соловьев

II

Таким образом, всякая попытка  уединить и обособить индивидуальный процесс возрождения в истинной любви встречается с тройным  неодолимым препятствием, поскольку  наша индивидуальная жизнь со своей  любовью, отделенная от процесса жизни  всемирной, неизбежно оказывается, во-первых, физически несостоятельной, бессильной против времени и смерти, затем, умственно пустой, бессодержательной  и, наконец, нравственно-недостойной. Если фантазия перескакивает чрез физическое и логическое препятствие, то и она  должна остановиться перед нравственной невозможностью.

Предположим нечто совершенно фантастическое, предположим, что какой-нибудь человек так усилил свой дух последовательным сосредоточением сознания и воли и так очистил свою телесную природу  аскетическим подвигом, что действительно  восстановил (для себя и для своего дополнительного "другого") истинную целость человеческой индивидуальности, достиг полного одухотворения и  бессмертия. Будет ли эта возрожденная индивидуальность наслаждаться своим  одиноким блаженством в той среде, где все по-прежнему страдает и  гибнет? Но пойдем еще дальше. Пусть  эта переродившаяся чета получила способность  сообщать всем другим свое высшее состояние; это, конечно, невозможно, поскольку  оно обусловлено личным нравственным подвигом, но пусть это будет что-нибудь в роде философского камня или  жизненного эликсира. И вот, все живущие  на земле исцелены от своих зол  и болезней, все свободны и бессмертны. Но чтобы быть при этом счастливыми, им нужно еще одно условие: они  должны забыть своих отцов, забыть настоящих  виновников этого своего благополучия, потому что, какое бы фантастическое значение ни приписывалось личному  подвигу, все-таки нужно было, чтобы  тысячи и тысячи поколений своим  совокупным собирательным трудом создали  ту культуру, те нравственные и умственные построения, без которых задача индивидуального  перерождения не могла бы быть не только исполнена, но и задумана. И эти  миллиарды людей, положивших свою жизнь  за других, будут тлеть в своих  могилах, а их праздные потомки будут  равнодушно наслаждаться своим даровым  счастьем! Но это предполагало бы нравственное одичание и даже хуже, потому что  и дикари чтут своих предков и  сохраняют общение с ними. Каким  же образом окончательное и высшее состояние человечества может быть основано на несправедливости, неблагодарности и забвении? Человек, достигший высшего совершенства, не может принять такого недостойного дара; если он не в состоянии вырвать у смерти всю ее добычу, он лучше откажется от бессмертия.

"Разбей этот кубок,  в нем злая отрава таится".

К счастью, все это - только произвольная и праздная фантазия, и до такого трагического испытания  нравственной солидарности в человечестве дело никогда не дойдет в силу естественной солидарности нашей с целым миром, - в силу физической невозможности  частного решения жизненной задачи отдельным человеком или отдельным  поколением. Наше перерождение неразрывно связано с перерождением вселенной, с преобразованием ее форм пространства и времени. Истинная жизнь индивидуальности в ее полном и безусловном значении осуществляется и увековечивается  только в соответствующем развитии всемирной жизни, в котором мы можем и должны деятельно участвовать, но которое не нами создается. Наше личное дело, поскольку оно истинно, есть общее дело всего мира - реализация и индивидуализация всеединой идеи и одухотворение материи. Оно  подготовляется космическим процессом  в природном мире, продолжается и  совершается историческим процессом  в человечестве. Наше неведение о  всесторонней связи конкретных частностей в единстве целого оставляет нам  при этом свободу действий, которая  со всеми ее последствиями уже  от века вошла в абсолютный всеобъемлющий  план.

Всеединая идея может окончательно реализоваться или воплотиться  только в полноте совершенных  индивидуальностей, значит, последняя  цель всего дела есть высшее развитие каждой индивидуальности в полнейшем  единстве всех, а это необходимо включает в себя и нашу жизненную  цель, которую нам, следовательно, нет  ни побуждения, ни возможности отделять или обособлять от цели всеобщей. Мы нужны миру столько же, сколько  и он нам; вселенная от века заинтересована в сохранении, развитии и увековечении всего того, что действительно  для нас нужно и желательно, всего положительного и достойного в нашей индивидуальности, и нам  остается только принимать возможно более сознательное и деятельное участие в общем историческом процессе - для самих себя и для  всех других нераздельно.

III

Истинному бытию, или всеединой  идее, противополагается в нашем  мире вещественное бытие - то самое, что  подавляет своим бессмысленным  упорством и нашу любовь и не дает осуществиться ее смыслу. Главное  свойство этого вещественного бытия  есть двойная непроницаемость: 1) непроницаемость  во времени, в силу которой всякий последующий момент бытия не сохраняет  в себе предыдущего, а исключает  или вытесняет его собою из существования, так что все новое  в среде вещества происходит на счет прежнего или в ущерб ему, и 2) непроницаемость  в пространстве, в силу которой  две части вещества (два тела) не могут занимать зараз одного и  того же места, т. е. одной и той  же части пространства, а необходимо вытесняют друг друга. Таким образом, то, что лежит в основе нашего мира, есть бытие в состоянии распадения, бытие раздробленное на исключающие  друг друга части и моменты. Вот  какую глубокую почву и какую  широкую основу должны мы принять  для того рокового разделения существ, в котором все бедствие и нашей  личной жизни. Победить эту двойную  непроницаемость тел и явлений, сделать внешнюю реальную среду  сообразною внутреннему всеединству  идеи - вот задача мирового процесса, столь же простая в общем понятии, сколько сложная и трудная  в конкретном осуществлении.

Видимое преобладание материальной основы нашего мира и жизни так  еще велико, что многие даже добросовестные, но несколько односторонние умы  думают, что, кроме этого вещественного  бытия в различных его видоизменениях, вообще ничего не существует. Однако, не говоря уже о том, что признание  этого видимого мира за единственный есть произвольная гипотеза, в которую  можно верить, но которой нельзя доказать, и не выходя из этого мира, должно признать, что материализм  все-таки не прав, даже с фактической точки зрения. Фактически и в нашем видимом мире существует многое такое, что не есть только видоизменение вещественного бытия в его пространственной и временной непроницаемости, а есть даже прямое отрицание и упразднение этой самой непроницаемости. Таково, во-первых, всеобщее тяготение, в котором части вещественного мира не исключают друг друга, а, напротив, стремятся включить, вместить себя взаимно. Можно ради предвзятого принципа строить мнимо научные гипотезы одну на другой, но для разумного понимания никогда не удастся из определений инертного вещества объяснить факторы прямо противоположного свойства: никогда не удастся протяжение свести к протяжению, влечение вывести из непроницаемости и стремление понять как косность. А между тем без этих невещественных факторов невозможно было бы даже самое простое телесное бытие. Вещество само по себе - ведь это только неопределенная и бессвязная совокупность атомов, которым более великодушно, чем основательно, придают присущее им будто бы движение. Во всяком случае для определенного и постоянного соединения вещественных частиц в тела необходимо, чтоб их непроницаемость, или, что то же, абсолютная бессвязность, заменилась в большей или меньшей степени положительным взаимодействием между ними. Таким образом, и вся наша вселенная, насколько она не есть хаос разрозненных атомов, а единое и связное целое, предполагает, сверх своего дробного материала, еще форму единства (а также деятельную силу, покоряющую этому единству противные ему элементы). Единство вещественного мира не есть вещественное единство такого вообще быть не может, это contradictio in adjecto. Образованное противовещественным (а с точки зрения материализма, значит, противоестественным) законом тяготения, всемирное тело есть целость реально-идеальная, психофизическая или прямо (согласно мысли Ньютона о sensorium Dei) оно есть тело мистическое.

Сверх силы всемирного тяготения  идеальное всеединство осуществляется духовно-телесным образом в мировом  теле посредством света и других сродных явлений (электричество, магнетизм, теплота), которых характер находится  в таком явном контрасте со свойствами непроницаемого и косного  вещества, что и материалистическая наука принуждена очевидностью признать здесь особого рода полувещественную субстанцию, которую она называет эфиром. Это есть материя невесомая, всепроницаемая и всепроницающая - одним словом, вещество невещественное.

Этими воплощениями всеединой  идеи - тяготением и эфиром - держится наш действительный мир, а вещество само по себе, т. е. мертвая совокупность косных и непроницаемых атомов, только мыслится отвлекающим рассудком, но не наблюдается и не открывается  ни в какой действительности. Мы не знаем такого момента, когда бы материальному хаосу принадлежала настоящая реальность, а космическая  идея была бы бесплотною и немощною тенью; мы только предполагаем такой  момент как точку отправления  мирового процесса в пределах нашей  видимой вселенной.

Уже и в природном мире идее принадлежит все, но истинная ее сущность требует, чтобы не только ей принадлежало все, все в нее включалось или ею обнималось, но чтобы и  она сама принадлежала всему, чтобы  все, т. е. все частные и индивидуальные существа, а следовательно, и каждое из них, действительно обладали идеальным  всеединством, включали его в себя. Совершенное всеединство, по самому понятию своему, требует полного  равновесия, равноценности и равноправности между единым и всем, между целым  и частями, между общим и единичным. Полнота идеи требует, чтобы наибольшее единство целого осуществлялось в наибольшей самостоятельности и свободе  частных и единичных элементов - в них самих, через них и  для них. В этом направлении космический  процесс доходит до создания животной индивидуальности, для которой единство идеи существует в образе рода и  ощущается с полною силой в  момент полового влечения, когда внутреннее единство или общность с другим (со "всем") конкретно воплощается  в отношении к единичной особи  другого пола, представляющей собою  это дополнительное "все" - в  одном. Сама индивидуальная жизнь животного  организма уже содержит в себе некоторое, хотя ограниченное, подобие всеединства, поскольку здесь осуществляется полная солидарность и взаимность всех частных органов и элементов в единстве живого тела. Но как эта органическая солидарность в животном не переходит за пределы его телесного состава, так и для него образ восполняющего "другого" всецело ограничен таким же единичным телом с возможностью только материального, частичного соединения; а потому сверхвременная бесконечность, или вечность идеи, действующая в жизненной творческой силе любви, принимает здесь дурную прямолинейную форму беспредельного размножения, т. е. повторения одного и того же организма в однообразной смене единичных временных существовании.

В человеческой жизни прямая линия родового размножения хотя и сохраняется в основе, по благодаря  развитию сознания и сознательного  общения она заворачивается историческим процессом все в более и  более обширные круги социальных и культурных организмов. Эти социальные организмы производятся тою же жизненною  творческою силою любви, которая  порождает и организмы физические. Эта сила непосредственно создает  семью, а семья есть образующий элемент  всякого общества. Несмотря на эту  генетическую связь, отношение человеческой индивидуальности к обществу - существенно  иное, нежели отношение животной индивидуальности к роду: человек не есть преходящий экземпляр общества. Единство социального  организма действительно сосуществует с каждым из его индивидуальных членов, имеет бытие не только в нем  и чрез него, но и для него, находится  с ним в определенной связи  и соотношении: общественная и индивидуальная жизнь со всех сторон взаимно проникают  друг друга. Следовательно, мы имеем  здесь гораздо более совершенный  образ воплощения всеединой идеи, нежели в организме физическом. Вместе с тем здесь начинается извнутри (из сознания) процесс интеграции во времени (или против времени). Несмотря на продолжающуюся и в человечестве смену поколений, есть уже начатки  увековечивания индивидуальности в  религии предков - этой основе всякой культуры, в предании - памяти общества, в искусстве, наконец, в исторической науке. Несовершенный, зачаточный характер такого увековечения соответствует  несовершенству самой человеческой индивидуальности и самого общества. Но прогресс несомненен, и окончательная  задача становится яснее и ближе.

IV

Если корень ложного существования  состоит в непроницаемости, т. е. во взаимном исключении существ друг другом, то истинная жизнь есть то, чтобы  жить в другом, как в себе, или  находить в другом положительное  и безусловное восполнение своего существа. Основанием и типом этой истинной жизни остается и всегда останется любовь половая, или супружеская. Но ее собственное осуществление  невозможно, как мы видели, без соответствующего преобразования всей внешней среды, т. е. интеграция жизни индивидуальной необходимо требует такой же интеграции в сферах жизни общественной и  всемирной. Определенное различие, или  раздельность, жизненных сфер, как  индивидуальных, так и собирательных, никогда не будет и не должно быть упразднено, потому что такое всеобщее слияние привело бы к безразличию  и к пустоте, а не к полноте  бытия. Истинное соединение предполагает истинную раздельность соединяемых, т. е. такую, в силу которой они не исключают, а взаимно полагают друг друга, находя каждый в другом полноту  собственной жизни. Как в любви  индивидуальной два различные, но равноправные и равноценные существа служат один другому не отрицательною границей, а положительным восполнением, точно  то же должно быть и во всех сферах жизни  собирательной; всякий социальный организм должен быть для каждого своего члена  не внешнею границей его деятельности, а положительною опорой и восполнением: Как для половой любви (в сфере  личной жизни) единичное "другое" есть вместе с тем все, так с  своей стороны социальное все, в  силу положительной солидарности всех своих элементов, должно для каждого  из них являться как действительное единство, как бы другое, восполняющее его (в новой, более широкой сфере) живое существо.

Если отношения индивидуальных членов общества друг к другу должны быть братские (и сыновние - по отношению  к прошедшим поколениям и их социальным представителям), то связь их с целыми общественными сферами - местными, национальными  и, наконец, со вселенскою - должна быть еще более внутреннею, всестороннею и значительною. Эта связь активного  человеческого начала (личного) с  воплощенною в социальном духовно-телесном организме всеединою идеей должна быть живым сизигическим отношением. Не подчиняться своей общественной сфере и не господствовать над  нею, а быть с нею в любовном взаимодействии, служить для нее  деятельным, оплодотворяющим началом  движения и находить в ней полноту  жизненных условий и возможностей - таково отношение истинной человеческой индивидуальности не только к своей  ближайшей социальной среде, к своему народу, но и ко всему человечеству. В Библии города, страны, народ Израильский, а затем и все возрожденное человечество или вселенская Церковь  представляются в образе женских  индивидуальностей, и это не есть простая метафора. Из того, что образ  единства социальных тел не ощутителен для наших внешних чувств, никак  не следует, чтоб его вовсе не существовало: ведь и наш собственный телесный образ совсем неощутителен и неведом  для отдельной мозговой клеточки или для кровяного шарика; и  если мы как индивидуальность, способная  к полноте бытия, отличаемся от этих элементарных индивидуальностей не только большею ясностью и широтою  разумного сознания, но и большею  силой творческого воображения, то я не вижу надобности отказываться от этого преимущества. Как бы то ни было, с образом или без образа, требуется прежде всего, чтобы мы относились к социальной и всемирной  среде как к действительному  живому существу, с которым мы, никогда  не сливаясь до безразличия, находимся  в самом тесном и полном взаимодействии. Такое распространение сизигического  отношения на сферы собирательного и всеобщего бытия совершенствует самую индивидуальность, сообщая  ей единство и полноту жизненного содержания, и тем самым возвышает  и увековечивает основную индивидуальную форму любви.

Несомненно, что исторический процесс совершается в этом направлении, постепенно разрушая ложные или недостаточные  формы человеческих союзов (патриархальные, деспотические, односторонне-индивидуалистические) и вместе с тем все более  и более приближаясь не только к объединению всего человечества, как солидарного целого, но и к  установлению истинного сизигического  образа этого всечеловеческого единства. По мере того, как всеединая идея действительно осуществляется чрез укрепление и усовершенствование своих  индивидуально-человеческих элементов, необходимо ослабевают и сглаживаются формы ложного разделения, или  непроницаемости существ в пространстве и времени. Но для полного их упразднения  и для окончательного увековечения всех индивидуальностей, не только настоящих, но и прошедших, нужно, чтобы процесс  интеграции перешел за пределы жизни  социальной или собственно-человеческой, и включил в себя сферу космическую, из которой он вышел. В устроении  физического мира (космический процесс) божественная идея только снаружи облекла  царство материи и смерти покровом природной красоты: чрез человечество, чрез действие его универсально-разумного  сознания она должна войти в это  царство изнутри, чтобы оживотворить природу и увековечить ее красоту. В этом смысле необходимо изменить отношение человека к природе. И  с нею он должен установить то сизигическое единство, которым определяется его  истинная жизнь в личной и общественной сферах.