Жизнь и философия Сократа

Особа выдающуюся роль для всемирно-исторических судеб духовного наследия Сократа сыграла шкала Платана. Организованная им в 387г. до н. э. в зеленом пригороде Афин знаменитая Академия просуществовала около тысячи лет, до 529 г. н. э., когда была закрыта императором Юстинианом. От платоновской Академик влияние Сократа тянется в Лицей Аристотеля, к перипатетикам. А мировой платонизм и аристотелизм стали ведущими течениями философской мысли на протяжении всего последующего духовного развития.

    Через киников и киренаиков влияние  Сократа с известными модификациями и трансформациями сказал ось на эпикурейцах, стоиках и скептиках - первоначально греческих, а затем и римских. Характеризуя эпикуреизм, стоицизм и скептицизм как «форму, в которой Греция перекочевала в Рим», К. Маркс в своей докторской диссертации писал: «Наконец, разве это случайность, что указанные системы признают действительностью истинной науки тот образ, который, в лице семи мудрецов, знаменует мифологическое начало греческой философии и который, словно в фокусе, воплотился в Сократе, этом демиурге философии, я имею в виду образ мудреца ...»

    Совместными усилиями сократиков «мудрость Сократа» стала общепризнанным фактом, хотя каждый из его последователей по - своему понимал и трактовал ее. Общим для всех них были отстаивание - с различной, правда, интенсивностью - принципа независимости истинного «мудреца» от внешних обстоятельств, акцент на внутреннем спокойствии духа и свободе от окружающей общественно- политической жизни с ее суетными интригами и борьбой за кажущиеся блага. Рисуя портрет такого «мудреца», обычно апеллировали к сократовской иронической манере отношения к жизни и окружающим, восхищались стойкостью его духа на суде, его жертвой жизнью во имя истины и т. п.

    Мотив сократовской иронии широко использовался уже Платоном, оставившим потомкам бессмертный облик Сократа - стража истины, вечно борющегося за правое дело и ради него легко и радостно идущего на смерть. А, скажем, для римского стоика Эпиктета позиция Сократа на суде является выразительным примером отношения к жизни как к игре, игре в мяч. «Следовательно,- говорил он,- и Сократ мог играть в мяч. Каким же образом? Он мог играть в мяч в зале суда. Но что за мяч был у него тогда под руками? Жизнь, свобода, изгнание, яд, утрата жены, дети,  обреченные на сиротство. Вот что было под рукою, чем он играл. Но тем не менее он играл и бросал мяч, как то следует».

    В качестве «игрока» трактовал Сократа и Плотин, основатель школы неоплатонизма. Правда, он уподоблял игре лишь внешнюю сторону жизни, но не внутреннюю ее духовность. «Если, следовательно, Сократ играет,- заметил Плотин,- то он играет все же лишь внешним Сократом».

    Для христианства, испытавшего значительное влияние неоплатонизма и стоицизма, в целом характерна тенденция к религиозной героизации Сократа в качестве хотя и языческого, но все же близкого по духу мученика веры. Так, Августин Блаженный (354-430 гг.) в сочинении «О граде божием» отмечает близость к христианской философии сократовской мудрости и сократовской тяги к вечной истине. Еще выше престиж Сократа котировался у представителей греческой ветви патристики (философии «отцов церкви»), склонной к частым параллелям между Сократом и Христом.

    Но  для христианских авторов, при всем их пиетете к Сократу, он как язычник оставался отверженным и лишенным божьей благодати. Показательно в этом плане отношение к нему Данте, который поместил Сократа вместе с другими великими  добродетельными язычниками-нехристианами (Аристотелем, Платоном, Демокритом, Гераклитом, Диогеном, Фалесом, Анаксагором, 3еноном, Эмпедоклом, Орфеем, Сенекой, Птолемеем и др.), несмотря на свое восхищение ими, все же в аду, хотя и в круге первом. О тех, что находятся в этом лучшем месте католического ада, в Лимбе, провожатый Данте Вергилий замечает:

    «Что  ж ты не спросишь,- молвил мой вожатый,-

      Какие духи здесь нашли приют?

        Знай, прежде чем продолжить путь начатый,

         Что эти не грешили; не спасут

         Один заслуги, если нет крещенья,

         Которым к вере истинной идут;

         Кто жил до христианского ученья,

      Тот бога чтил не так, как мы должны.

       Таков и я. 3а эти упущенья,

       Не за иное, мы осуждены,

        И здесь, по приговору высшей  воли,

        Мы жаждем и надежды лишены». 

    С освобождением европейской мысли от догм христианской теологии интерес к  Сократу заметно усилился. Для просветителей Сократ - их античный предшественник и соратник, герой разума и великий святой из мирового философского календаря.

    В центре Сократовской морально-философской  проблематики оказывается И. Кант в своих поисках пути к вечному миру, нуждающемуся в согласии политики с моралью. По существу, идет старый Сократовский спор о претензиях философии на политику. Но времена иные, и соответственно скромнее и умереннее требования Канта. «Нельзя ожидать,- пишет он,- чтобы короли философствовали или философы сделались королями. Да этого не следует и желать, так как обладание властью неизбежно искажает свободное суждение разума. Но короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы должны не допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, и дать им возможность выступать публично. Это необходимо и тем и другим для внесения ясности в их деятельность». Если в первой части приведенного суждения кенигсбергский философ явно спорит против излюбленных мотивов своего афинского коллеги, то во второй части их позиции идентичны, и без преувеличения можно сказать, что вся кантовская концепция моральной политики продумана с оглядкой на поучительный провал cокpaтовской попытки.

    Большой интерес к философии и жизненной  судьбе Сократа проявлял Гегель. Сокpaта по его оценке, «представляет собой не только в высшей степени важную фигуру в истории философии и, может быть, самую интересную в древней философии, а также и всемирно-историческую личность. Ибо главный поворотный пункт духа, обращение его к самому себе, воплотился в нем в форме философской мысли». После Сократа, отмечал Гегель, дух внутреннего убеждения стал принципом человеческого действования. Еще и сейчас, подчеркивал Гегель, продолжает сказываться влияние Сократа в области философии, религии, науки и права. Критикуя интерпретацию сократовской иронии немецким романтиком Фридрихам фон Шлегелем, он писал, что в иронии Сократа есть момент субъективности, но нет приписываемого ей субъективного произвола, характерного для нового времени.

    Интересна гегелевская трактовка обвинения и осуждения Cократа. Обвинительная жалоба против Сократа, по его мнению, была совершенно правильной поскольку сократовский принцип индивидуального самосознания колебал нравственные устои и законы афинского полиса. Нападки Сократа на афинскую религию и воспитание юношества были гибельны для афинского духа и афинского государства.

    Правомерен  был, с точки зрения Гегеля, и смертный приговор Сократу, который был вынесен ему не за прошлые проступки, а за непризнание власти народа на суде, за: нежелание определить себе надлежащее наказание. Проявив моральную самостоятельность, Сократ своим поведением на суде по сути дела отвергал суверенитет народа, судебному приговору противопоставил свое внутреннее убеждение и объявил себя оправданным перед судом своей совести. Тем самым Сократ проявил себя как герой, сознательна высказавший новый принцип духа - абсолютное право индивидуального сознания на внутреннее решение. На субъективному сократовскому принципу противостоял объективный принцип греческого мира. По этому афинский народ не только имел права, но и был обязан осудить па закону сократовский принцип, который представлял собой преступление. Следовательно, судьба Сократа не случайна, она необходимым образом обусловлена его принципом: герои во всемирной истории, выступая с новым принципом, с необходимостью оказываются насильственными нарушителями уже существующих принципов и законов, за что и подвергаются наказанию. Но в наказании уничтожается не сам новый принцип, а лишь его носитель, индивид. «Великий человек,- замечает Гегель в связи с виной Сократа,- хочет быть виновным и принимает на себя великую коллизию. Так Христос пожертвовал своей индивидуальностью, на созданное им дело осталось».

  Если  бы Сократ был осужден без вины, его судьба была бы лишь печальной. Но она трагична, поскольку в сократовском деле столкнулись две правомерные нравственные силы - принцип субъективной свободы и объективный ПОJIИСНЫЙ порядок. Трагедия Сократа была одновременно и трагедией Афин, трагедией Греции, потому что сократовское преступление - это не ординарный проступок индивида, но симптом саморазложения нравственной целостности полиса, преступление, совершаемое народным духом против самого себя.

  Гибельный для духа и судеб афинского  полиса, сократовский принцип верховенства субъективного внутреннего сознания стал, по характеристике Гегеля, всеобщим принципом всей последующей философии и истории. С этим связано и то, что послесократовские философы отошли от государственных дел, погрузились в проблемы внутреннего мира и заняли враждебную к афинскому полису позицию.

  Подход  Гегеля к Сократу - заметное явление  в мировой литературе по данной теме. Его влияние испытали в той или иной мере многие авторы XIX и ХХ вв., обращавшиеся к этому вопросу.

  Под ощутимым влиянием гегелевской концепции истории философии находится, например, оценка воззрений Сократа, данная Л. Фейербахом. «Сократ,- писал Л. Фейербах, - действительно явился тем мыслителем, который в хаотической путанице софистики отделил истинное от неистинного, свет от темноты».

  Блестящая характеристика жизни и творчества Сократа содержится в произведениях А. И. Герцена. Сократ, по оценке Герцена, «нанес существующему порядку в Греции тяжелейший удар»; «он осмелился поставить истину выше Афин, разум - выше узкой национальности». Касаясь трагической судьбы Сократа, Герцен отмечал, что Сократ судился как гражданин, имевший огромное влияние на своих соотечественников и отрицавший неприкосновенную основу афинской жизни. Его столкновение с афинским полисом было неизбежно.

  В иной, чем Гегель, Фейербах и Герцен, перспективе и с иных позиций о «неразрешимом конфликте» между Сократом и греческой государственностью писал Фр. Ницше, один из, самых ярых антисократиков во всей долгой истории споров об афинском философе. Для имморалистской концепции Ницше сократовская мораль, как, впрочем, мораль вообще, есть воля к отрицанию жизни, воля к смерти. Рационализм Сократа враждебен тому инстинктивному, мистико-иррациональному, трагическому началу жизни, которое Ницше именовал дионисийским и отстаивал его в противопоставлении рациональному аполлоновскому началу.

  Все современное ему общество Ницше неприязненно характеризует как «сообщество критических сократовцев», а современную культуру - как сократовскую, или александрийскую. Гитлеровский тоталитаризм, претендовавший на духовное родство с Ницше и практическую реализацию его антидемократических и иррационалистических представлений, оказался действительной трагедией для европейской культуры, для миллионов людей в самой Германии и во всем мире. Трагическая вакханалия развязанных национал-социализмом инстинктов насилия и разрушения, вражда к разуму, агрессивное отрицание принципа индивидуальной свободы, моральных и культурных ценностей убедительно показали, что человеку «сократовского типа» пришел конец, что ему нет места в рамках подобного режима.

Как первый мученик научного исследования, просветитель и реформатор характеризуется Сократ Т. Гомперцом, известным немецким историком философии конца XIX - начала ХХ в. По поводу осуждения Сократа Т. Гомперц писал: «Вынести справедливый приговор об этом столкновении благородного народа с одним из благороднейших его сынов - дело щекотливое». Т. Гомперц полемизирует против распространенных представлений, будто Сократ, представ перед судом, добивался во что бы то ни стала смертного приговора; нет, замечает он, Сократ хотел жить, но продолжая заниматься прежним любимым делом. Обращая внимание на критический смысл сократовских выступлений, Т. Гомперц считает удивительным то обстоятельство, что афиняне так долго терпели антиполисные выпады Сократа и не осудили его раньше. В деле Сократа сыграли свою роль предрассудки афинян и ненависть к нему ряда его сограждан, но главной причиной его осуждения был действительный конфликт философа с устоями родного полиса. И в понимании характера и существа этого конфликта Т. Гомперц следует за гегелевской трактовкой судьбы Сократа как трагедии: праву полиса самоутверждаться и противодействовать разрушительным тенденциям противостояло право личности открывать новые пути вопреки обычаю и велениям власти.

    Подобная  оценка осуждения Сократа была подвергнута критике Р. Пельманом, Э. Целлером и рядом других исследователей. С их точки зрения, казнь Сократа нельзя рассматривать как правомерную оборону полиса против пагубных последствий сократовского выступления. «С правовой и моральной точки зрения,- писал Э. Целлер,- казнь Сократа есть юридическое убийство, а с точки зрения исторической - грубый анахронизм».

    Как неоправданное мероприятие «реющионной демократию» характеризует обвинение и осуждение Сократа Г. Каффка.