Международная безопасность и глобальные угрозы

отсутствие угрозы выживанию системы, с которым и отождествляется безопасность» (Богатуров. 1997).     Наконец, пятая группа условий, необходимых для организации всеобъемлющей системы коллективной безопасности, может быть названа ситуационной. В нее входят, прежде всего разработка общепринятого определения агрессора; готовность всех членов сообщества безопасности идти на риск и жертвы ради общих интересов; наличие силы, превосходящей силу любого потенциального агрессора (Aron. 1984).

        В период  холодной войны практически всех  парадигм  и  направлений  в международно-политической  науке  исходили  из  понимания  безопасности  как  способности государств к защите от внешних угроз. Главное  внимание  ученых, аналитиков  и  экспертов,  занимающихся  проблемами  безопасности,  было  бы приковано к изучению угроз,  исследованию  вопросов  применения  и  контроля военной силы (см.:Keohane and Nye.  1989).  Состояние  мира  рассматривалось прежде всего как продукт  безопасности  и  стабильности  во  взаимодействиях между государствами, а безопасность- как объект  переговоров и контроля,

направленного на достижение качественного  и количественного равновесия  сил. Важное  место  уделялось  совершенствованию  и  созданию  новых  технических средств     контроля     проверки     (спутники     военного     наблюдения, сверхчувствительные сейсмографы, многообразные инспекции…) и  мерам  доверия и  безопасности,  которые  разрабатывались  в  рамках  ООН,  ОБСЕ  и  других межправительственных организаций.

       Сегодня   само   существование   государств   означает    продолжение существования  и  междгосударственных  отношений,  в  том  числе  и   в   их традиционном,  военно стратегическом,  аспекте.  Сохраняют   свое   значение традиционные стратегические  факторы  и  подходы.  Глоболизация  существенно снизила  их  удельный  вес  в  общей  структуре  проблем  безопасности,  они претерпивают серьезные качественные измениния. Однако полностью отрицать  их роль пока нельзя. Как показывают эксперты  СВОП,  «старые  парметры  мощи  и влияния   работают   на   остающей   переферии   новой постиндустриальной

цивилизации. Сохраняют свое значение и в  «центре»  этой  цивилизации  –  во многом из-за  инерционности  мышления  и  институтов,  оствшихся  от  старой системы. Их весьма часто  поддерживают  полуискуссвенно.  Ослабление  России создает соблазм использовать эту слабость  с  поиощью  традиционных  методов экспансии и тем самоым потпитывают геостратегическое  мышление.  Рассширение НАТО было не  мыслемо,  если  бы  Россия  развивалась  хоть  сколько  нибудь динамично» (стратегия для России. 2000. 5. 2)

     В наши дни еще  рано списывать в архив известные  и проверенные  временем идеи  стратегических  исследований,   касающиеся   безопасности.   Например, известный неореалист С.Уолт выступил в конце 1980 – х гг. с теорией  баланса угроз, которая,по мысли автора, должна была бы дополнит широко известную(  и котегорично отвергаемую сегодня представителями либерално –  идеалистической парадигмы) теорию баланса сил. По причинам, о которых будет  сказанно  ниже, теория баланса угроз не имела широкого резонанса в заподной  литературе  и была мало известна у нас в  стране.  Поэтому  ее  стоит  рассматореть  более подробно.

     Как уже было отимеченно, теория баланса угроз  была  призвана  развить, усовершенствовать и дополнить теорию баланса сил. Последняя,  как  известна, показываето, каким будет поведение государств в том случае, когда  одно  или коалиция нескольких из них достигнут мощи, значителшьно  превосходящий  мощи остальных. Дисбаланс сил появляется, если в  системе  одно  государство  или коалиция  обладает  значительно  большей   силы,   чем   другое   сильнейшее государство  или  коалиция  этой  системы.  В  ответ  на  подобную  ситуацию остальные государства системы  начинают  наращивать  свою  собственную силу

и/или  заключают  друг  с  другом  союз,  направленный  против  усилившегося  государства (коалиции), т.е. стремятся уровновесить  возросшую  силу  одного совокупной силой коалиции. Другими словами, они реагируют  прежде  всего  на силы  (которая  включает  военные   экономические   возможности,   природные ресурсы,  населения).  В  отличае  от  этого  теория  баланса  угроз,   т.е. ситуации, когда одно государство или коалиция становятся особенно  опасными. Например, тория баланса угроз помогает  объяснить,  почему  шгосударство  на

срелднем востоке формируют  союзы прежде всего для  того,  чтобы  провостоять  угрозам своих соседий, а не в ответ на изменения глобального баланса сил.  А поступают они подобным образ потому,  что  их  соседи  представляются  более опсными, чем любая сверх держава, хотя бы силу географической близости  (там же).  Наконец,  теория   баланса   угроз   может   также   объяснить   выбор потенциальных   союзников   государства   в   той   ситуации,   когда    они

приблизительно равны по силе. В этом случае  государство  заключает  союз  с наименее, в его представлении, опасной стороной.

     С позиции  теории  баланса  угроз  одно  из  государств  (или  коалиции государств)  угрожает  другим  случае  его  географической   близости,   его наступательной способности агрессивности  его  намерений.  При  этом  важное значение  играет  не  столко  декларации  и  даже  не   реальные   намерения государств или их союзов, воспринимаемые другими государствами  или  союзами как угрожающие их интересами, сколько  восприятия  их  действий  в  качестве таковых.

2. Изменение среды  безопасности и новые глобальные  угрозы

В условиях распада жесткой биполярной структуры, определявщей степень и характер участия акторов не только в «высокой» (касающейся вопросов безопасности, войны и мира), но и «низкой» политике (охватывающей вопросы культурных обменов, научных и профессиональных контактов…), вторжение новых действующих лиц в обе и эти сферы приобрело поистине обвальный характер. Это касается традиционных международных акторов- государств и межгосударственных институтов, и в еще большей мере новых участников, таких, как субнациональные структуры, транснациональные корпорации, неправительственные организации, различного рода ассоциации, устойчивые группы (вплоть до мафиозных структур) и выдающиеся личности. Но пожалуй, еще более впечатляющими являются те изменения, которые вносит сегодня в характер и состояние международных отношений участие в них различного рода временных объединений и «неорганизованных» частных лиц. Как уже было показано в главе 8, такое участие становится источником абсолютной случайности в сфере международных отношений и влечет за собой переход от ситуации риска, свойственной периоду «холодной войны», к ситуации сомнения и связанному с ней парадоксу участия

(Allan. 1994. P. 65).

        Процессы взаимозависимости  стирают грань между внутренними  и внешними, между государственными и общественными интересами. Внутренняя и внешняя политика становятся тесно связанными. Соответственно происходят изменения и в сфере безопасности. Как подчеркивается в Хартии Европейской безопасности, принятой в Стамбуле в ноябре 1999г., «стало все более очевидным, что угрозы нашей безопасности могут быть следствием конфликтов как между государствами, так и внутри государства» (Хартия Европейской безопасности. 1999). Учитывать национальные интересы становится все труднее. Традиционные максимы международной политики, которые используются государствами в их национальных интересах или те, с помощью которых они пытаются увеличить свою силу, становятся сомнительными.

       С другой стороны,  свою неприспособле6нность к новым  реалиям обнаружили фактически все международные институты безопасности- ООН, ОБСЕ, НАТО последняя была создана в целях противостояния СССР, и с его распадом утратила противника, а следовательно, и первоначальный основной смысл своего существования).

        Относительно  ООН следует сказать следующее.  Дело не в том, что она была создана с целью предотвращения новой мировой войны и внезапного нападения одного государства или группы государств на другое, а сегодня столкнулась с ситуацией, в которой «в настоящий момент нет опасности мировой войны или даже большой войны между государствами.

      Речь идет как о появлении на политической карте мира (после распада СССР и Югославии, раздела Чехословакии, а также в результате обретения независимости Науру, Тонга и Кирибати) «национальных» акторов т.е.новых независимых наций-государств, так и об интенсификации международных контактов и об усилении роли в мировой политике субнациональных (провинций, штатов, республик, земель и других субъектов федеративных государств), транснациональных (предприятий и фирм, банков и корпораций, организованных

групп и т.п.), наднациональных (ЕС, НАФТА, МЕРКОСУР) и межнациональных (НАТО) акторов. том, что право вето стало главным препятствием для принятия решений, которые способны быстро и эффективно помочь выйти из кризисной ситуации или предотвратить угрозы нетрадиционного характера (см. там же). Обоснованность этих двух момент вызывает определенные сомнения. В первом случае сомнения вызваны, например, принятием Конгрессом США решения о развертывании новой системы ПРО (в отсутствие угрозы войны это выглядит совершенно бессмысленным). А во втором сомнения возникают относительно того, что решение о военной операции в Косово ( принятое без мандата ООН именно с целью избежать вето со стороны РФ и Китая) позволило радикально улучшить ситуацию в Косово (см., например: Ramses 2000. P. 347).

        Право вето, действительно далеко не идеальный инструмент для выработки и принятия согласованных решений. Но до тех пор пока в системе ООН не удастся выработать более совершенного механизма сдержек и противовесов, именно право вето выполняет эту роль в условиях, когда большинство в составе постоянных членов СБ принадлежит Западным странам и именно у них есть возможность оказывать давление на страны, избираемые в него лишь на двухлетний срок. Возможно, что как раз использование данного инструмента будет стимулировать интенсивные поиски легитимных путей разрешения Косовской проблемы.

        Несоответствие  ООН новым требованиям в области  безопасности связано с другим обстоятельством, а именно противоречием между провозглашаемыми в Уставе ООН правом наций на самоуправление и ценностью неотъемлемых прав человека, с одной стороны, и незыблемостью принципа государственного суверенитета, сохранения целостности государств и нерушимости государственных границ- с другой. То же можно сказать и о «Хельсинском декалоге». Провозглашенные в нем принципы суверенитета, нерушимости границ, территориальной целостности государств и невмешательство во внутренние дела вступают в конфликт с такими принципами, также отраженными в декалоге, как уважение прав человека и основных свобод, равноправие и прав народов на самоопределение. Что же касается НАТО, то, во-первых, несмотря на проведенные реформы, создание и начало осуществления новых программ (ПРМ, ССАС и т.п.) и стремительное расширение на восток, Альянс продолжает

испытывать проблемы, связанные  со все еще не найденной новой самоидентификацией. Во- вторых, окончание холодной войны и исчезновение советской угрозы вывели на первый план различие интересов США и их европейских союзников и обострили проблемы доверия между ними. Кроме того, судьба и жизненный опыт нового поколения американской и европейской элиты, сменяющего у власти старое поколение, уже не связаны с прежней преданностью идеям Атлантического сообщества. Усиление Европейского союза усложняет связи с Соединенными Штатами. Отмечая эти обстоятельства, С, Уолт не исключает того, что «со временем американцы, возможно, будут рассматривать такую Европейскую супердержаву,  как своего главного глобального соперника» (Walt. 1998/99). Подчеркивая, что альянсы, рожденные в дни войны, редко переживают разгром врага и что в этом смысле НАТО уже является аномалией,

Уолт заключает: «Вместо бессмысленной  раздачи гарантий в каждой потенциальной «горячей точке», вместо того, чтобы основывать нашу внешнюю политику на презумпции постоянного      партнерства.

    Возможно, данные выводы слишком  категоричны.  Вместе  с  тем  вряд  ли можно отрицать, что в них обозначены  действительные  проблемы,  с  которыми сегодня сталкиваются сегодня Атлантический альянс. Кроме того,  несмотря  на постоянные утверждения о том, что НАТО  не  только  и не  столько военная, сколько политическая организация, целью которой  является  предупреждение  и разрешение кризисов, остается фактом то, что  она  слабо  приспособлена  для участия в спасательных и гуманитарных операциях в случае стихийных  бедствий и природных катостроф и не проявляет заинтересованности в таком участии.

       Между тем большая  часть современных вызовов и  угроз международной безопасности ребует для своего решения новых, прежде всего не военных подходов. Это относится не только к решению экономических проблем и проблемы деградации окружающей среды, но и совместному поиску правового разрешения противоречия между стремлением к самоуправлению и групповой самоидентификации и сохранением целостности государств, между ростом сепаратизма и нерушимостью границ, между стремлением субнациональных групп и регионов к суверенитету и суверенитетом нации-государства, частью которого они являются. В этом отношении нельзя не согласится с выводом о том, что «война создает больше проблем, чем она может решить. Спорный триумф НАТО в Косово создает больше проблем, чем решает их» (см. об этом: Цыганков. 2000).

          Сегодня   основные  вызовы  безопасности  связанны   с   глобальным кризисом систем общественной и  политической  организации  и  идеологических устоев.  Обобщая  выводы,  касающиеся  данной  проблемы  и  содержащиеся   в отечественной  и  зарубежной  литературе,  можно  выделить   четыре   группы вызовов.