История создания поэмы «Мёртвые души»

       Самое знаменательное превращение происходит при встрече апостола Павла с  апостолом-рыболовом Плюшкиным. “Вон наш рыболов пошел на охоту”, - говорят о нем мужики. В этой метафоре заложен глубокий смысл  “вылавливания душ человеческих”. Плюшкин, в рубище, как святой подвижник, вспоминает о том, что он должен был  “вылавливать” и собирать вместо бесполезных вещей - эти души человеческие. “Святители мои!” - восклицает он, когда  эта мысль озаряет его подсознание. Читателю также сообщается житие  Плюшкина, что в корне отличает его от других помещиков и сближает с Чичиковым. Из мира античности Чичиков  попадает в мир раннехристианский двух церквей Плюшкина. Используются платоновские ассоциации уподобления души человека упряжке коней (гравюра в доме Плюшкина), вылезающих из грязи. Чичиков и представляет Плюшкина где-то у церковных дверей.  

       Лирическая  стихия после посещения Плюшкина Чичиковым все больше и больше захватывает роман. Одним из самых  одухотворенных образов является губернаторская дочка, ее образ написан совсем в  другом ключе. Если Плюшкину и Чичикову еще предстоит вспомнить о  своем назначении спасения душ, то губернаторская дочка, подобно Беатриче, указывает путь к духовному преображению. Такого образа нет ни в “Шинели”, ни в “Ревизоре”. В лирических отступлениях вырисовывается образ другого мира. 

2.1 Цель жизни Чичикова. Завет отца 

       Вот что писал В.Г. Сахновский в своей книге «О спектакле «Мёртвые души»: 

«…Известно, что  Чичиков был, не слишком толст, не слишком тонок; что, по мнению одних, он даже смахивал на Наполеона, что  он обладал замечательным свойством  поговорить с каждым как знаток того, о чём он приятно беседовал. Целью  Чичикова в общении было произвести самое благоприятное впечатление, расположить и внушить к себе доверие. Известно также, что у Павла  Ивановича есть особое обаяние, которым  он преодолел две катастрофы, которые  повалили бы иного с ног навсегда. Но главное, что характеризует Чичикова – это его страстное влечение к приобретательству. Стать, что  называется, «человеком с весом в  обществе», будучи «человеком сан фасон», без роду и племени, который носится  как «барка какая-нибудь среди свирепых волн», – вот основная задача Чичикова. Добыть себе прочное место в жизни, не считаясь ни с чьим и не с каким  интересом, общественным и частным, – вот в чём заключено сквозное действие Чичикова. 

       И всё, что ни отзывалось богатством и  довольством, производило на него впечатление, непостижимое им самим, – пишет о  нём Гоголь. Отцовское наставление  – «береги и копи копейку» –  пошло ему впрок. Им не владели  скряжничество или скупость. Нет, ему мерещилась впереди жизнь  со всякими достатками: экипажи, дом, отлично устроенный, вкусные обеды. 

       «Всё  сделаешь и всё прошибёшь на свете копейкой, – завещал Павлу Ивановичу его отец. Он усвоил это на всю жизнь. «Самоотвержение, терпение и ограничение нужд показал он неслыханное». Так написал Гоголь в Биографии Чичикова (Глава XI). 

       …Чичиков  приходит, чтобы отравлять. Есть зло, которое катится по Руси, как Чичиков  на тройке. Какое это зло? Оно вскрывается  в каждом по-своему. На яд Чичикова в  каждом из тех, с кем он ведёт свои дела, есть своя реакция. Чичиков ведёт  одну линию, но у него новая роль с каждым действующим лицом. 

       …Чичиков, Ноздрёв, Собакевич и другие герои  «Мёртвых душ» – это не характеры, а типы. В этих типах Гоголь собрал и обобщил многие схожие характеры, выявляя во всех них общий жизненно-социальный уклад…» 

2.2 Что такое «мёртвые  души»? 

       Первичный смысл выражения «мертвые души»  таков: это умершие крестьяне, еще  числящиеся в ревизских списках. Без такого вполне конкретного значения был бы невозможен сюжет поэмы. Ведь странное предприятие Чичикова в  том и состоит, что он покупает умерших крестьян, числившихся живыми в ревизских списках. И что  юридически это осуществимо: достаточно лишь составить список крестьян и  оформить куплю-продажу соответствующим  образом, как будто предметом сделки являются живые люди. Гоголь воочию показывает, что в России властвует закон купли-продажи живого товара, и что такое положение является естественным и нормальным.  

       Следовательно, сама фактическая основа, сама интрига  поэмы, построенная на продаже ревизских  душ, была социальной и обличительной, как бы ни казался повествовательный  тон поэмы безобидным и далеким  от обличения. 

       Правда, можно вспомнить, что Чичиков  живых людей не покупает, что предмет  его сделки крестьяне умершие. Однако и здесь прячется гоголевская  ирония. Чичиков скупает мертвых  совершенно таким же образом, как  если бы он скупал живых крестьян, по тем же правилам, с соблюдением  тех же формальных и юридических  норм. Только цену при этом Чичиков  рассчитывает дать значительно меньшую - ну как бы за товар более низкого  качества, залежалый или подпорченный.  

       «Мертвые  души» - эта емкая гоголевская  формула начинает наполняться своим  глубоким, меняющимся смыслом. То это  условное обозначение умершего, словосочетание, за которым нет никакого лица. То эта формула оживает – и  за нею встают реальные крестьяне, которых  помещик властен продать или купить, конкретные люди. 

       Многозначность  смысла запрятана уже в самом  гоголевском словосочетании. Если бы Гоголь захотел подчеркнуть одно-единственное значение, то он, скорее всего, взял бы выражение «ревизская душа». Но писатель намеренно вынес в название поэмы  словосочетание необычное, смелое, не встречавшееся в обиходной речи.  

2.3 Кто является «мёртвыми  душами» в поэме? 

       «Мертвые  души» - это заглавие носит в себе что-то, наводящее ужас… Не ревизские - мертвые души, а все эти Ноздревы, Маниловы и прочие - вот мертвые души и мы их встречаем на каждом шагу», - писал Герцен.  

       В этом своем значении выражение «мертвые души» обращено уже не к крестьянам - живым и умершим, - а к хозяевам жизни, помещикам и чиновникам. И  смысл его метафорический, переносный. Ведь физически, материально, «все эти  Ноздревы, Маниловы и прочие» существуют и в большинстве своем процветают. Что может быть несомненнее, чем медведеподобный Собакевич? Или Ноздрев, о котором сказано: «Свет он был как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица его». Но физическое бытие еще не есть человеческая жизнь. Растительное существование далеко от настоящих духовных движений. «Мертвые души» обозначают в данном случае мертвенность, бездуховность. А проявляется эта бездуховность по крайней мере двояко. Прежде всего – это отсутствие каких-либо интересов, страстей. Помните, что говорится о Манилове? «От него не дождешься никакого живого или даже заносчивого слова, какое можешь услышать почти от всякого, если коснешься задирающего его предмета. У всякого есть свое, а у Манилова ничего не было. Большинство увлечений или страстей не назовешь высокими или благородными. Но у Манилова не было и такой страсти. У него вообще ничего своего не было. И главное впечатление, которое производил Манилов на собеседника – это ощущение неопределенности и «скуки смертельной». 

       Другие  персонажи – помещики и чиновники - далеко не так бесстрастны. Например, у Ноздрева и у Плюшкина есть свои страсти. Есть свой «задор» и у  Чичикова - задор «приобретательства». И у многих других персонажей есть свой «задирающий предмет», приводящий в движение самые разнообразные  страсти: алчность, честолюбие любопытство  и так далее.  

       Значит  в этом отношении «мертвые души»  мертвенны по-разному, в разной степени  и, так сказать, в разных дозах. Но в другом отношении они мертвенны  одинаково, без различия и исключений.  

       Мертвая душа! Это явление кажется противоречивым в самом себе, составленным из исключающих друг друга понятий. Разве может быть мертвая душа, мертвый человек, то есть то, что по природе своей одушевлено и духовно? Не может жить, не должно существовать. Но существует. 

       От  жизни остается некая форма, от человека – оболочка, которая, однако, исправно отправляет жизненные функции. И  тут нам открывается еще одно значение гоголевского образа «мертвые души»: ревизские мертвые души, то есть условное обозначение умерших  крестьян. Ревизские мертвые души – конкретные, оживающие лица крестьян, с которыми обходятся так, как  будто это не люди. А мертвые  духом – все эти Маниловы, Ноздревы, помещики и чиновники, мертвая форма, обездушенный строй человеческих взаимоотношений… 

       Все это грани одного гоголевского понятия  – «мертвые души», художественно  реализованного в его поэме. И  грани не изолированные, но составляющие единый, бесконечно глубокий образ. 

       Следуя  за своим героем, Чичиковым, переезжая  из одного места в другое, писатель не оставляет надежды найти таких  людей, которые бы несли в себе начало новой жизни и возрождения. Цели, которые ставит перед собой  Гоголь и его герой, в этом отношении  прямо противоположны. Чичикова интересуют мертвые души в прямом и переносном смысле этого слова – ревизские  мертвые души и люди, мертвые духом. А Гоголь ищет живую душу, в которой  горит искра человечности и справедливости. 

2.4 Кто такие «живые  души» в поэме? 

       «Мёртвым  душам» поэмы противопоставлены  «живые» – народ талантливый, трудолюбивый, многострадальный. С  глубоким чувством патриота и верой  в великое будущее своего народа пишет о нём Гоголь. Он видел  бесправие крестьянства, его приниженное  положение и то отупение и одичание, которые явились результатом  крепостного права. Таковы дядя Митяй и дядя Миняй, крепостная девочка Пелагея, не отличавшая, где право, а где лево, плюшкинские Прошка и Мавра, забитые до крайности. Но и в этой социальной подавленности Гоголь видел живую душу «бойкого народа» и расторопность ярославского мужика. Он с восхищением и любовью говорит о способности народа, смелости и удали, выносливости и жажде свободы. Крепостной богатырь, плотник Пробка «в гвардию годился бы». Он исходил с топором за поясом и сапогами на плечах все губернии. Каретник Михей создавал экипажи необыкновенной прочности и красоты. Печник Милушкин мог поставить печь в любом доме. Талантливый сапожник Максим Телятников – «что шилом кольнёт, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо». А Еремей Сорокоплехин «одного оброку приносил по пятьсот рублей!». Вот беглый крепостной Плюшкина Абакум Фыров. Не выдержала его душа гнёта неволи, потянуло его на широкий волжский простор, он "гуляет шумно и весело на хлебной пристани, подрядившись с купцами". Но нелегко ему ходить с бурлаками, "таща лямку под одну бесконечную, как Русь, песню". В песнях бурлаков Гоголь слышал выражение тоски и стремление народа к другой жизни, к прекрасному будущему. За корою бездуховности, черствости, мертвечины бьются живые силы народной жизни – и то там, то здесь пробиваются на поверхность в живом русском слове, в веселье бурлаков, в движении Руси-тройки – залоге будущего возрождения родины. 

       Горячая вера в скрытые до времени, но необъятные силы всего народа, любовь к родине, позволили Гоголю гениально предвидеть ее великое будущее. 

3. Второй том «Мертвых  душ» - кризис в  творчестве Гоголя 

       «Мертвые  души», свидетельствует Герцен, «потрясли  всю Россию». Сам он, прочитав их в 1842 году, записал в дневнике: «...удивительная книга, горький упрек современной  Руси, но не безнадежный».  

       «Северная пчела», газета, издававшаяся на средства III Отделения личной канцелярии Николая I, обвинила Гоголя в том, что он изобразил  какой-то особый мир негодяев, который никогда не существовал и не мог существовать». Критики порицали писателя за одностороннее изображение действительности. 

       Но  помещики выдали себя сами. Современник  Гоголя, поэт Языков, писал родным из Москвы: «Гоголь получает отовсюду известия, что его сильно ругают русские помещики; вот ясное доказательство, что портреты их списаны им верно  и что подлинники задеты за живое! Таков талант! Многие прежде Гоголя описывали житье-бытье российского дворянства, но никто не рассерживал его так сильно, как он».  

       Вокруг  «Мертвых душ» закипели ожесточенные споры. В них решался, по выражению  Белинского, «вопрос столько же литературный, сколько и общественный». Знаменитый критик, однако, очень чутко уловил те опасности, которые ожидали Гоголя в дальнейшем, при выполнении обещаний продолжить «Мертвые души» и показать Россию уже « с другого боку». Гоголь не понимал, что его поэма  закончена, что «вся Русь» обрисована и что получится (если получится) другое произведение.  

       Этот  противоречивый замысел сформировался  у Гоголя к концу работы над  первым томом. Тогда писателю казалось, что новый замысел не противопоставляется  первому тому, а прямо выходит  из него. Гоголь еще не замечал, что  изменяет самому себе, ему хотелось исправить тот пошлый мир, который  он так правдиво нарисовал, и он не отказывался от первого тома. 

       Работа  над вторым томом шла медленно, и чем дальше, тем труднее. В  июле 1845 года Гоголь сжег написанное. Вот как сам Гоголь объяснил год спустя, почему был сожжен второй том: «Вывести несколько прекрасных характеров, обнаруживающих высокое благородство нашей породы, ни к чему не приведет. Оно возбудит только одну пустую гордость и хвастовство... Нет, бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколенье к прекрасному, пока не покажешь всю глубину настоящей мерзости; бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно... путей и дорог к нему. Последнее обстоятельство было мало и слабо развито во втором томе, а оно должно быть едва ли не главное; а потому он и сожжен...»