Исихазм. Его отражение в культуре и искусстве

     Другой  не менее яркий художник исихастского направления – Андрей Рублев. Хотя духовная почва, на которой выросли оба художника, была единой, Рублев представляет собой полную противоположность Феофану Греку. В его творчестве основные постулаты исихазма получают совершенно иную трактовку и иной зрительный образ. Образы Рублева совершенно другие, они также полны света, но этот  свет расширяет пространство, ровно заполняет пространство иконы. Ранние иконы Рублева говорят о созерцательности его творчества, а концепция Фаворского света получит свое воплощение позже, в работе над фресками Успенского собора во Владимире. Вместе со своим товарищем Даниилом Черным Андрей Рублев расписывает фресками Успенский собор. Центральное место в ансамбле занимает композиция «Страшный суд», которую художники решают в духе исихазма. В центре свода – образ Христа, грядущего в мир. Он изображен в золотых одеждах на синем фоне. Ему поклоняются Богородица, жены-мироносицы и ангелы. Вся композиция пронизана тихим светом и радостью ожидания. Гармония и согласие в образах апостолов, беседующих с ангелами. Свет, приходящий в мир, есть любовь – такова концепция Рублева. После Рублева на первый план выйдет не концепция Пришествия Христа, а адские муки, которые ожидают грешников.

     Классика  русского исихазма – Рублевский образ Святой Троицы. Это вершина творчества Рублева. Рублев не просто художник, он монах, он последователь созерцательной школы Сергия Радонежского, отсюда его особенности как творца-практика. Если Феофан Грек демонстрирует перед зрителем все стадии духовного восхождения, обнажая процесс обожения, восхождения к святому Духу, Рублев стыдливо умалчивает о той духовной работе, которую ведет подвижник в глубине своей кельи, его образы – образы совершенства, святости, того, что открывается подвижнику на вершинах созерцания. В образе Троицы – сила и кротость, благородство и духовная углубленность, мягкость черт лица и непреклонность во взглядах святых ликов. Три кротких ангела легкими склонениями голов, легкими движениями рук предвещают будущую судьбу мира. Они предвидят печали, жертвы, крестный путь, но это находит высшее разрешение в умиротворенной гармонии. Какая-то необыкновенная чистота излучается не только взорами ангелов, но и всем строем картины, ее золотисто-голубой красочной гаммой и мягкостью силуэтов. Столь любимые нашими предками волнообразные и круговые ритмы здесь доведены до самого совершенного выражения: линии плывут и поют[5;С.220].  Над всем господствует свет – не бьющий в глаза, а тихий, ласковый, достигающий сердца. И тут зритель наблюдает тот источник духа, который открыт исихасту, тот чистый поток духовности, который стал особенностью нашей отечественной культуры.

     Созданные Рублевым образы отражают тот исихастский опыт, которому обучали в монастырях Сергиевской ориентации». И в целом творчество Рублева отражает степень глубокого проникновения в русскую духовную почву учения, которое увлекло единым движением весь восточно-христианский, православный мир. Образы Андрея Рублева это, если можно так сказать, русский вариант исихазма, соединивший общие духовные законы с русской ментальностью» - утверждает Языкова. На творчество Дионисия наложила свой отпечаток молчаливая  северная красота природы. По устремленности к гармонии он ближе Андрею Рублеву, и в этом сказалась их общее славянское  происхождение в отличие от могучей энергии пришельца Феофана Грека. Дионисий много работал в северных монастырях, основанных учениками преподобного Сергия. Он истинно русский художник. Если исихазм Рублева-это его личный мистический опыт, Дионисий более следует традиции, которая досталась ему в наследство, нежели исповедует исихазм как учение. Это объясняется не только тем, что Рублев был монахом, а Дионисий - мирянин, но духовной ситуацией, сложившейся на Руси в этот период. Дионисий работал по заказам монастырей сергиевской ориентации, но также и у их оппонентов. Эта раздвоенность не сильно сказалась на его творчестве, но говорит о сложностях в духовной жизни Руси. После Андрея Рублева исихастский опыт уже не оказывал такого влияния на дух русского  народа.

     Вершина творчества Дионисия - роспись собора Рождества Пресвятой Богородицы Ферапонтова монастыря. И здесь  Дионисий начинает новую для Руси традицию, более характерную для  Балканских центров исихазма – это  традиция наружных росписей. В русских  северных землях такая традиция не могла прижиться вследствие суровости  климата, поэтому очень скоро  в Ферапонтове собор пришлось обстроить крытой галереей. Это свидетельствует  о тесной связи исихастских центров в тот период. Однако следует сказать, что свет у Дионисия уже не несет ту смысловую нагрузку, что у Феофана и Рублева. Свет уже не самостоятельная категория, а лишь составляющая цвета. Дионисий – последний колорист классической русской иконы.  Он прекрасно чувствует цвет, который в его творчестве предстает как воплощение радости, его цвет более созвучен музыке.

     Рассмотрим  икону Дионисия «Распятие». Романские и готические художники вносили в этот сюжет много драматизма и страданий. У Дионисия, несмотря на лирический оттенок печали, господствует мажорный тон. Христос стоит на кресте, грациозно изогнувшись, ничто не говорит о его страданиях, раскинутые руки кажутся жестом благословения, он как бы обнимает весь мир. Нет ни крови, ни судорог. Ступни ног не скрючены, как на готических распятиях, а непринужденно стоят на нижней перекладине креста. Ангелы вьются вокруг легко, как бабочки. Ласкающая глаз светлая и богатая гамма создает ощущение радости: Христос распят, но он жив.  Это песня, у которой заранее известен хороший конец, и потому мелодия исполнена бодрости, даже если слова печальны. Цельность и красота композиций Дионисия основана на внутреннем равновесии всех частей. С точки зрения П.П.Муратова, после Дионисия древнерусская живопись создала много прекрасных произведений, но Дионисиева мерность и стройность уже никогда более не были ей возвращены.  
 
 

Работу подготовила: Давыдова Елена, гр. 1302.