Христианство и русская культура

русским религиозным  мыслителем XX в. Г.П. Федотовым его  «Капитанской  дочки»

как самого христианского  произведения в мировой  литературе.  Как  известно,

никакой специфической  религиозной проблематики в  повести  нет.  Однако  при

внимательном чтении  легко обнаружить,  что в основе  произведения  лежит

христианский подход к человеку и ко всем происходящим событиям,  здесь,  как

в семени, заложены те ценности, которые  позже  расцветут  и  размножатся  в

русской  литературе,  составят  ее  духовно-иравственный   идеал:   жалость,

сострадание к человеческой судьбе, тихая, ненавязчивая красота  добродетели.

      Христианские  идеи были особенно близки  Н.В.  Гоголю.  Любимым  чтением

писателя были религиозные  произведения  Ефрема  Сирина,  Тихона  Задонского,

Дмитрия Ростовского. Читал он и древнерусские жития, и  проповеди,  и  книгу

«Златоуст». Как и  многие другие русские писатели. Гоголь пытался передать  в

своем творчестве православный морально-этический идеал,  стремился раскрыть

универсальные воплощения добра и зла и настаивал  именно на  такой  трактовке

своих Произведений.

      С  ценностями христианской веры  был  связан  замысел  трехтомной  поэмы

Гоголя «Мертвые души».  Автор  вместе  с  читателем  и  героями  должен  был

проследовать  путем  духовного  возрождения  из   «ада»   (первый   том)   в

«чистилище» (второй том) и далее — в «рай» (том  третий). Предполагалось,  то

слово «мертвый» *в  названии поэмы будет  указывать  на  неизбежное  грядущее

возрождение: душа на самом деле  не  может  умереть  и  должна  воскреснуть.

Главы «Мертвых душ» — это своеобразные  ступеньки  духовной  «лестницы»,  по

которой идет читатель.

      Однако  замысел поэмы «Мертвые души»  оказался слишком грандиозным  даже

для гениального  писателя.  Гоголь  стремился  написать  такую  доходчивую  и

убедительную книгу, которую бы обязательно прочел каждый русский человек,  а

прочтя, понял, что  так, как он жил раньше, теперь жить нельзя,  и  полностью

изменил бы свою жизнь. Отсюда и духовный кризис писателя:

      каким  бы хорошим ни был второй  том, он  все  равно  не  мог  полностью

удовлетворить художника  — ведь его целью, по  сути,  было  создание  чего-то

похожего на новое Евангелие (книги, меняющей жизнь народов!) — Евангелие от

Николая Гоголя.

      В  другом произведении, «Выбранных  местах  из  переписки  с   друзьями».

Гоголь попытался  раскрыть свои собственные 'духовные  искания  (произведение

создавалось в период работы над  вторым  томом  «Мертвых  душ»)  и  показать

русским  людям  путь  личного  самоусовершенствования.  При  этом   писатель

стремился  достичь  единства  слова-откровения   (благовестия)   в   слова.-

проповеди, объясняющего откровение. В «Выбранных  местах»  Гоголь  органично

соединил исповедь и проповедь, слово мирское и  слово религиозное.

      Перу  Гоголя  принадлежали  и  собственно   религиозные   произведения

(«Размышления   о   Божественной   Литургии»).    Осмысливая    православное

богослужение, таинства исповеди и  причастия,  писатель  стремился  раскрыть

высший смысл церковных  обрядов.

      Исследуя  творчество Н.В. Гоголя, русские  философы  и  критики  нередко

отмечали  его  пророческий  (и  даже   апокалип-тический)   характер,   т.е.

отражение будущего России. Видели они в  нем  и  выражение  извечной  борьбы

Бога и дьявола. По мнению великого русского философа Н.А. Бердяева, в  своих

произведениях Гоголь сумел раскрыть основные болезни духовной жизни России.

Русский  мыслитель  и  писатель  Д.С.  Мережковский   подчеркивал   важность

изображения в произведениях  Гоголя  борьбы  человека  с  чертом:  «Бог  есть

бесконечное, конец  и начало сущего; черт — отрицание  Бога, а  следовательно,

и отрицание бесконечного,  отрицание  всякого  конца  и  начала;  черт  есть

начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное  и бесконечное;

черт — нуменаль-ная середина  сущего,  отрицание всех  глубин  и вершин  —

вечная плоскость, вечная пошлость».  По  мысли  Мережковского,  два главных

героя Гоголя — Хлестаков  и Чичиков — есть ипостаси именно такого  «среднего»

и пошлого черта.

      Русские  писатели часто обращались к  евангельским сюжетам. Евангельские

сюжеты и мотивы можно обнаружить даже в тех произведениях, которые по  своим

идеям  весьма  далеки  от  Священного  Писания,  например,  в  романе   Н.Г.

Чернышевского «Что делать?» («христоподобная» фигура  «особенного»  человека

Рахметова) или в  романе М.  Горького  «Мать»  (Богородица,  отдающая  своего

сына в жертву для спасения человечества).

       Попытки создания нового варианта  Писания,  которое  могло   бы  стать

Заветом  русских  людей,  предпринимали  многие  русские   писатели.   Можно

вспомнить попытку  Л.Н. Толстого  вернуться  к  первоистокам  христианства  и

создать  свою  версию  Евангелия  («Краткое  изложение  Евангелия»;  «Учение

Христа, изложенное для детей») или своеобразный  замысел  создания  Третьего

Завета — завета Бога Духа Святого, возникший у Д.С.  Мережковского и З.Н.

Гиппиус.

      Душевный  переворот, вызванный изменением  отношения к религии, пережили

многие русские  художники. В их числе Л.Н. Толстой  и  Н.Н.  Ге,  пришедшие  к

новому пониманию  отношений религии и искусства  в 80-е гг. XIX  в.  Эти  годы

стали  непродолжительным  периодом  стабилизации  русской  культуры,   когда

произошло краткое  примирение основных противоборствующих сил. И обращение  к

религиозным ценностям  было на данном этапе вполне закономерным.

      Духовные  поиски Л.Н.  Толстого  выходили  за  границы  ортодоксального

православия и во многом приближались к протестантизму (трактат  «В  чем  моя

вера?»). Но в то же время многие его  идеи  были  созвучны  поискам  русской

культуры.  Примечательно,  что  в  своем  философском  трактате  «Что  такое

искусство?» Толстой  в качестве важнейшего признака  подлинного  произведения

искусства называл  его связь  с  религией.  Сущность  искусства  он  видел  в

единении людей с Богом и между собой, а в отходе нового искусства от веры  и

в утрате им всемирности усматривал признаки «дурного искусства».  «Искусство

будущего», по  мысли  Л.Н.  Толстого,  должно  вернуться  к  первоначальному

синтезу и осуществлять  «высшее  религиозное  сознание  людей»  с  целью  их

«братского единения».

      Показательно  отношение Л.Н. Толстого к   творчеству  Н.Н.  Ге,  которое

оказалось во многом созвучно идеям писателя.  В  80-е  гг.  художник  создал

цикл  картин  на  евангельские  сюжеты.  Библейские   образы   помогали   Ге

прикоснуться к  высшей духовной правде. Вот как  характеризовал  его  картину

«Что есть истина?» («Христос  перед  Пилатом»)  Л.Н.  Толстой:  «Достоинство

картины... в том, что  она правдива... в самом  настоящем  значении  слова...

Эпоху же в христианской живописи эта  картина  производит  потому,  что  она

устанавливает  новое  отношение  к   христианским   сюжетам».   Сущность   и

актуальный смысл  этого «нового отношения» Толстой  видел  не  в  отношении  к

Христу как к  Богу или к исторической личности, а  в  «борьбе  нравственного,

разумного сознания человека, проявляющегося в неблестящих  сферах жизни, —  с

преданиями   утонченного   и   добродушного,   и   самоуверенного   насилия,

подавляющего это сознание».

      Воздействие   религии   на   русскую   литературу   не   ограничивалось

православием. Мы уже  упоминали о фактах  проникновения  в  русскую  культуру

отдельных католических (П.Я.  Чаадаев  и  В.С.  Соловьев)  и  протестантских

(Л.Н. Толстой) идей. В конце XIX в. в русскую литературу  довольно  активно

стали проникать  идеи мусульманской и буддийской религиозных систем. Об  этом

свидетельствует  и  упомянутый  выше  трактат  Л.Н.  Толстого   «Что   такое

искусство?»,  в  котором  этические  ценности  буддизма,   мусульманства   и

конфуцианства рассматривались  в одном контексте.  Воздействие  Корана  можно

обнаружить в творчестве Ф.М. Достоевского.  Однако  наиболее  популярными  в

указанный период были буддийские сюжеты. К  ним  неоднократно  обращались  и

Л.Н. Толстой, и С.Я. Надсон,  и  Н.М.  Минский,  и  Д.С.  Мережковский.  Как

правило, это было связано со стремлением по-новому  взглянуть  на  проблему,

поступок и его  нравственное последствие, а также  с попыткой найти  восточные

корни в русской  культуре. 
 

                          Русская жизнь и искусство 
 

      Русская  жизнь, русский быт были в  XIX в. тесно связаны и с искусством,

и с религией. Все  это наполняло их высокой духовностью  и  целесообразностью,

что проявлялось  и в системе  образования,  и  в  семейных  отношениях,  и  в

проведении русских религиозных праздников.

      Прекрасное  описание быта русской семьи,  каким он был в  80-е  гг.  XIX

в., оставил писатель И.С. Шмелев. В своей книге «Лето Господне. Праздники —

Радости — Скорби»  писатель воссоздал атмосферу, царившую в их доме.  Соление

огурцов  на  Покров,  освящение  яблок   в   день   Преображения   Господня,

христосование  в  Пасху,  чудесная  Масленица,  устраиваемая   старичком   в

Зарядье, березки в церкви в Троицын день  — все эти приметы праздников

свидетельствуют о  возможности синтеза, примирения  быта,  искренней  веры  и

красоты. Детское  восприятие  четче  выявляет  суть  воссозданной  писателем

картины прошлого: «Кажется мне, что на нашем дворе Христос. И  в  коровнике,

и в конюшнях, и  на погребице, и везде. В черном крестике от  моей  свечки  —

пришел Христос. И  все — для Него, что делаем.  Двор  чисто  выметен,  и  все

уголки подчищены, и под навесом даже, где был  навоз. Необыкновенные эти  дни

— страстные, Христовы дни. Мне теперь ничего  не  страшно:  прохожу  темными

сенями — и  ничего, потому что везде Христос».

      Вот  это самое ощущение — «везде  Христос» — и было основой  стабильности

и миропорядка. Исчезновение его в сознании людей и искусстве  неизбежно  вело

к негативным последствиям как для общества, так и для культуры. 
 

                             Идеология и религия 
 

      Религиозные  формы прочно вошли в русский  быт и русскую культуру.  Даже