Факты и альтернативы отечественной истории

Факт первый — так называемое призвание варягов. Альтернатива не в том, были или нет на самом деле призваны варяги (известный шведский конунг Рюрик с братьями, от которых ведут родословие все русские князья), о чём спорят норманнисты и антинорманнисты со времён Ломоносова уже без малого 250 лет, а совсем в другом. Суть дела заключается в том, что в начале всех русских летописей, в основе всего последующего историописания, лежит именно данная легенда, характеризующая новгородских словен как людей, отказавшихся от самоуправления из-за хронической гражданской неустроенности («вста род на род и племя на племя и не было у них наряда»). Именно легенда о призвании варягов формировала на протяжении почти целого тысячелетия у политического класса, а затем и у всех грамотных людей Руси, Московии и России, взгляд на государство как на чуждый, инородный, но необходимый инструмент добровольного рабства («земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет… приидите володеть и княжить нами»), т.е. взгляд на государство как на необходимое зло.

А что, если бы в основе русского летописания  оказалась другая легенда, хотя бы наподобие  той, которая предваряет историю  государств античной Греции и Рима? Ведь согласно тем легендам, сами участники  гражданской смуты после долгого  и бессмысленного братоубийства  собирались в центре своей земли  и решали отныне иметь общее место  для собраний, суда, рынка, сбора  войска и служения богам. Они договорились во избежание общей гибели сообща утверждать единые законы и выбирать для исполнения этих законов наиболее достойных из своей среды. В этом случае государство представляется общим благом, прямым результатом общественного компромисса. Таким образом, суть первой в отечественной истории альтернативы в том, что легенда о призвании варягов ментально закрыла и закрывает до сих пор путь к гражданскому обществу и правовому государству, отбрасывая нас при каждой попытке создать такое общество и государство в гражданскую смуту, а затем в любовно взваливаемый на себя государственный деспотизм. В то время как легенда о создании государства самим населением путём общественного договора-компромисса, наоборот, ментально открывает дорогу к гражданскому обществу и правовому государству. И если бы… именно такая легенда была бы вписана в Повесть временных лет, то мы все были бы давным-давно (ещё со времён Древней Руси) ответственными гражданами и субъектами политического процесса, членами гражданского общества и подданными правового государства, а не «лукавыми рабами» или «добровольными холопами» государственного деспотизма. Но, быть может, неспроста в начале русского летописания монах Нестор помещает именно легенду о призвании варягов, легенду, которая для него как для христианина была, безусловно, предпочтительнее языческих «эллинских мудрований» об общественном договоре и о государстве как о благом деле. Скорее всего, в глазах Нестора-летописца легенда о Рюрике должна была показать изначальную добродетель новгородцев, «смиривших гордыню» перед чуждой силой государства и тем самым оставивших место для Бога, «отдавши кесарю — кесарево». Не здесь ли корни представлений о Святой Руси, о «народе-богоносце», отдающем мирские дела в руки чужеземцев, чтобы всею душою устремиться к Богу? И тогда «добровольное» рабство перед государством «кесаря» становится христианским смирением…Особо подчеркну, что автор Начальной русской летописи, кто бы он ни был, «по своей и Божьей воле», своим авторским художественно-политическим видением, записал в летописи легенду именно в такой форме. И тем самым определил на целое тысячелетие одну из существеннейших мировоззренческих черт русского народа.

Факт второй. Ещё одна судьбоносная легенда о выборе веры князем Владимиром и Крещении Руси. По данным летописи, Владимир выбирал между православием, западным христианством (католичеством), исламом и иудаизмом и выбрал восточное христианство (православие), определив тем самым для России особый цивилизационный путь «православного царства». Но представим себе, что бы произошло, если бы выбор Владимира оказался иным? Приняв христианство в католическом (западном) исповедании, князь Владимир, скорее всего, оказался бы основателем огромной и мощной славяно-германской империи, включавшей в себя Польшу и Чехию, а вероятно, и большую часть скандинавских, северо- и центральногерманских земель. Это супергосударство отразило бы натиск татар и вряд ли допустило бы турок в Европу. Глядишь, и сейчас граница Евросоюза прошла бы по Уралу на востоке и Армянскому нагорью на юге…

А если бы Древняя Русь стала исламским  государством? Мечети и минареты стояли бы тогда в Полоцке, Гродно, Ужгороде и Перемышле на границе Русистана и в Бухаресте, Буде и Эгере, скорее всего, в самой Вене на границе Турецкого султаната. Думается, что в таком случае вся всемирная история пошла бы совершенно по-другому. Византия пала бы под натиском турок-сельджуков ещё в XI—XII вв. Крестовые походы были бы невозможны. Христианская Европа оказалась бы бедной и жалкой окраиной цивилизованного мира, прижатой спиной к гибельному для неё Океану. Америка и Африка оказались бы колонизованы мусульманами, и сегодня центр всемирной цивилизации был бы не в Нью-Йорке, а, например, в Багдаде.

Но ведь князь Владимир мог принять и  иудаизм. И это не было в то время  невозможно, скорее, именно такой поворот  событий и был наиболее вероятным, учитывая традиционную вражду Руси и  Византии и тесные отношения Киева  с Хазарией, исповедывавшей иудаизм. Ведь и официальный титул Владимира был построен по хазарскому образцу и звучал как «Хакан-Рус». Появление в центре Евразии огромного лесостепного финско-славяно-тюркского иудаистского государства, скорее всего, привело бы к совершенно необычным последствиям, наподобие формирования в Средневековье единой авраамической религии (объединяющей христианство, ислам и иудаизм) и соответствующей культуры и цивилизации…В итоге князь Владимир совершил свой поистине всемирно-исторический выбор веры для Руси самостоятельно и ответственно. Пусть после долгих размышлений и советов с приближёнными, родственниками и друзьями, но «своею волей, а не нехотя», определил на тысячелетие границы культур, цивилизаций и религий

Факт третий. После долгой и продолжительной усобицы внуков Ярослава Мудрого из-за дележа земель Руси на съезде князей в Любече в 1097 г. князь Владимир Всеволодич по прозвищу Мономах уговорил князей отменить единое владение Русской землёй и разделить её на «отчины». С тем, чтобы каждое колено Ярославичей владело только теми землями, которые получили в удел их отцы — сыновья Ярослава Мудрого. Так было положено начало разделению Древней Руси на уделы, ставшему основой для распада страны на более чем двадцать самостоятельных княжеств уже в следующем поколении. В конечном счёте, монголы в 1237—1242 гг. достаточно легко преодолели сопротивление разрозненных уделов и превратили Русь в один из улусов своей великой империи.Но представим себе (и такая возможность реально была), что Мономах смог убедить (или заставить! тогда было много способов заставить) свою «братью» отказаться от амбиций самостоятельных суверенов и отдаться под его покровительство «названного отца», легитимного выбранного на сейме великого князя. Периодические выборы такого монарха стали бы политической основой своеобразной Русской аристократической республики от Балтики до Чёрного моря и от Волги до Западного и Южного Буга. В этом случае монголы разбились бы об эту славяно-финскую «Речь Посполитую» и на месте Российской империи воссияла бы, удивляя весь мир вольностью и богатством, «Русская Федерация градов и весей» Близко находился и другой вариант, например идея наследственной монархии. Съезд мог, под давлением Мономаха, закрепить уделы не за «коленами» Ярославичей, а персонально за главами этих «колен» с правом наследования по прямой линии. В этом случае Русь разделилась бы уже в XII в. на ряд (10—12) устойчивых наследственных монархий и городских республик, приблизительно совпадающих с племенным делением славян и финнов. Тогда на месте сегодняшних многонациональных России, Украины и Беларуси мы увидели бы десяток говорящих на родственных, но разных языках моноэтнических государств, большей частью находящихся друг с другом в сложных отношениях, наподобие тех, что связывают и разделяют другие славянские государства: Чехию, Словакию, Польшу, Сербию, Словению, Хорватию, Болгарию, Черногорию, Македонию…Особо подчеркнём, что Мономах выступает здесь перед нами не только как человек, предопределивший своим мягким, хотя и самостоятельным компромиссом удельную раздробленность Руси и победу монголов. Мономах оказался правителем, упустившим шансы, пожертвовавшим будущим в пользу настоящего, не пошедшим на подлинно решительные меры, необходимость которых всеми сознавалась, но была заблокирована традицией и разнообразными личными амбициями. 

Факт четвёртый. Великий князь Владимирский Андрей Юрьевич, по прозванию Боголюбский, совершил исторический фальстарт. Попробовал ещё во второй половине XII в. изменить в своём Ростово-Суздальском уделе общерусский порядок правления и вместо традиционного княжения с опорой на бояр, «градских мужей» и веча старых племенных городов начал править самодержавно, опираясь только на свою, лично преданную ему дружину и своих же собственных привилегированных холопов — тиунов и огнищан. За что и был убит боярами Кучковичами Московскими и некоторыми из приближённых холопов в башне собственного замка Боголюбово, не сумев, как видно, организовать адекватную автократическому режиму охрану жизни первого лица. А если бы великий князь Андрей Юрьевич оказался более изощрён в искусстве средневековых «аппаратных игр»? Если бы ему удалось ещё тогда, за два поколения до монгольского нашествия, построить самодержавное правление на территории от Волги до Днепра и от Ладоги до Дона и Воронежа? Если бы не Кучковичи убили его, а он — их?

В этом случае на крайнем северо-востоке  тогдашнего цивилизованного мира возникло бы за четыреста лет до Московской Руси обширное и густонаселённое  «православное царство» чисто византийского  образца. Оно, естественно, протянуло  бы руку помощи слабеющей Византии в конце XII — начале XIII в., справилось с монгольским вторжением и, скорее всего, оказалось бы значительно более «продвинутым» в культурном отношении, чем полуварварская ещё тогда Западная Европа. И кто у кого учился бы сегодня экономике и праву, живописи и музыке, богословию и философии, если вспомнить, что до взятия Константинополя крестоносцами и до монгольского нашествия Византия и догоняющая её Русь в экономическом и культурном отношении, безусловно, превосходили Запад?

Факт пятый. Это загадочный во всех отношениях манёвр монгольского войска в марте 1238 г. Тогда, разгромив Рязанское и Владимиро-Суздальское княжества, монголы под командованием старого и опытного Субэдэ «в силе тяжцей» двинулись на Новгород селигерским путём. Но, не дойдя до Новгорода несколько дневных переходов, у «Игнач-креста» они повернули на юг и вышли к малому городку Козельску, у слабых валов которого провели в тяжёлой осаде семь недель.

Что-то очень серьёзное и опасное  заставило мужественного и многомудрого «тигра Чингисхана» отступить от Новгорода. Что именно — мы доподлинно не узнаем никогда, кроме того, что это «что-то» представляло прямую угрозу всему монгольскому войску… Значит, можно увидеть здесь важнейшую для всей последующей отечественной истории «развилку». Если бы Субэдэ не ушёл на юг, то где-то в тайге между Селигером и Ильменем должно было погибнуть всё это страшное нашествие. И тогда не было бы 400-летнего отделения Руси от соприродной ей остальной Европы и не стала бы Русь отдалённой глухой провинцией гигантской степной империи. Не были бы нам навязаны чуждые социально-психологические и политические обычаи, превратившие, в конечном счёте, Древнюю Русь, эту подававшие блестящие надежды культурную дочь Византии, в деспотическое государство, которое даже его начитанные подданные именовали не иначе, как Московской ордой.

Факт шестой. Великий князь Владимирский Александр Ярославич, известный как Александр Невский, совершил самые главные деяния в своей жизни отнюдь не на «брегах Невы», где он разбил относительно небольшой шведский отряд и даже не на льду Чудского озера, где ему удалось разгромить достаточно крупное войско «псов-рыцарей». Самые главные дела, оставившие нестираемый след в отечественной истории, князь Александр Ярославич совершил, уже будучи зрелым мужем. Он отказался поддержать антимонгольское восстание своего старшего брата Андрея Ярославича, который рассчитывал на помощь католиков-европейцев. Он осознанно подчинился монгольскому господству, принял «младшее побратимство» от Бату-хана, привёл вольных новгородцев и смолян в подчинение монголам, отправился в Каракорум — столицу всемонгольской империи, чтобы лично «поклониться Великому царю всею Русью». Именно Александр Ярославич этим своим «поклоном» придал законный характер монгольскому владычеству над Русью, сделал нашу страну одним из улусов государства чингизидов. Со времени Александра Ярославича монголы на законных основаниях назначали своим ярлыком того или иного великого князя Владимирского, который теперь был всего лишь наместником-сатрапом «Великого царя» на русских землях. Этот порядок Александр Ярославич оставил в наследство своим потомкам — князьям московским Даниловичам: и Ивану Калите, и Дмитрию Донскому, и Ивану III и Ивану IV, при том, что эти последние парадоксальным образом соединили в своих властных руках полномочия и византийских кесарей и монгольских ханов.

Был ли такой путь развития нашей страны единственно возможным? Нет, конечно. Более того, этот путь был, скорее, одним  из наименее вероятных.

Значительно более вероятным в контексте  середины XIII в. представляется иное решение князя, а именно объединение сил всей Северной Руси, включая Смоленск, Полоцк, Новгород и Псков (почти не пострадавшие от первого Батыева нашествия), в сильную антимонгольскую коалицию, с последующим втягиванием в неё сил Галицко-Волынской Руси, Литвы, Польши и Священной Римской империи. Для этого надо было Александру Ярославичу «всего лишь» поддержать антимонгольское выступление «мила брата» Андрея, и далее всё сделала бы естественная сила причин и следствий. Ведь Великий хан в Каракоруме уже был недоволен «своевольничаем» Бату, Западная Русь активно искала союзников для защиты от монголов в Германской империи, Венгрии, Польше и Литве, само принятие Русью помощи Запада именно в это время, учитывая крайне напряжённые отношения германских императоров и римских пап, совсем необязательно было связано с принятием католичества, скорее германские императоры искали религиозный противовес претензиям папства на гегемонию и могли бы найти его в православии. Сами европейские государства — Германия, Венгрия, Польша, формирующаяся Литва — были смертельно напуганы неожиданным явлением монгольской орды у Адриатического моря, под Лейпцигом, на Висле, и конечно, готовы были предпринять усилия для защиты своих рубежей от этой напасти.