Битва при Сфактерии по Фукидиду

Глава 2. Причины поражения

Как известно, Фукидид пережил  всю Пелопоннесскую войну и на всем ее протяжение собирал материалы для написания своей «Истории». Повествование же древнегреческого историка обрывается на 411 г. до н.э. Несмотря на это, внимательный читатель уже по описанию Архидамовой войны может предположить, как закончатся военные события. Дело в том, что начиная со смерти Перикла, Фукидид, через описания сражений и с помощью речей главных действующих лиц афинской армии показывает причины поражения.

Начнем с самого начала войны. Перикл был первым человеком  в Афинах на протяжении 15 лет. Фукидид говорит, что он был человеком, «одинаково выдающимся как оратор и как государственный деятель»⁵⁸. В народе его прозвали «олимпийцем», как отмечает Плутарх,  «за его дар слова:…он гремел и метал молнии, когда говорил перед народом, и носил страшный перун на языке»⁵⁹. Несмотря на то, что Перикл относил себя к демократической партии, Фукидид изображает государственный строй при нем как аристократический: «по названию это было правление народа, а на деле власть первого гражданина»⁶⁰. Тем не менее, историк, придерживавшийся умеренной демократии считал Перикла лучшим из политиков и военачальников того времени. Дело все в том, что Перикл «затянул в своей политике песню на аристократический и монархический лад и проводил эту политику согласно с государственным благом прямолинейно и непреклонно. По большей части он вел за собою народ убеждением и наставлением, так что народ сам хотел того же… Причиной этого (его сильной власти) была не просто сила слова, но. Как говорит Фукидид, слава его жизни и доверие к нему: все видели его бескорыстие и неподкупность. Хотя он сделал город из великого величайшим и богатейшим, хотя он могуществом превзошел многих царей и тиранов, из которых иные заключили договоры с ним, обязательные даже для их сыновей, он ни на одну драхму не увеличил своего состояния против того, которое оставил ему отец»⁶¹.

«Как стратег, Перикл славился больше всего своей осторожностью: он добровольно не вступал в сражение, если оно было опасно и исход его был сомнителен; тем военачальникам, которые рискованным путем получили блестящий успех и возбуждали общий восторг как великие полководцы, он не подражал и не ставил их себе в образец»⁶².

Главной задачей Перикл находил  «охрану и укрепление наличных владений, считая уже достаточно важным делом  остановить рост могущества Спарты. Поэтому  он вообще относился к ней недоброжелательно»⁶³, так же как и лакедемоняне не любили Перикла. По сообщению Плутарха, стратег пытался отсрочить войну и выиграть для себя время тем, что подкупал спартанское правительство.

Перед объявлением войны  обе стороны, подстрекаемые союзниками, еще колебались. В этот момент Перикл решительно выступил за начало военных  действий: «Не думайте, что война  начнется из-за мелочей, если мы не отменим  мегарского постановления. Именно это они чаще всего и выставляют доводом и постоянно твердят: отмените мегарское постановление, и войны не будет. Пусть вас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Ведь эти пустяки представляют вам удобный случай проявить и испытать вашу силу и решимость. Если вы уступите лакедемонянам в этом пункте, то они тот час же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха. Если же вы решительно отвергните их требования, то ясно докажете, что с вами следует обращаться как с равными»⁶⁴. Перикл ясно понимал, что двум могущественным центрам таким, как Спарта и Афины, не получится мирно ужиться в маленькой Греции, так как все больше и больше возрастающие политические и экономические интересы одной из сторон, вступают в конфликт с интересами другой. Таким образом, по соображениям Перикла, военное столкновение неизбежно.

Зная, что афинский флот самый  сильный в Элладе, Перикл выработал  стратегию, по которой афиняне должны были «не вступать в открытый бой  с противником, ограничиваясь обороной, далее – снаряжать флот, как  основу афинской военной мощи и крепко держать в руках союзников, потому что доходы и дань от союзников  – денежная опора города: ведь рассудительность и полная казна важнее всего для  военного успеха»⁶⁵.

Когда огромная лакедемонская армия вторглась на территорию Афинского государства и начала разрушать все на своем пути, среди защитников города поднялся ропот. «Граждан, которые требовали сражения и не могли выносить происходящего опустошения страны, он старался успокоить: он указывал им, что деревья, обрезанные и срубленные, скоро вырастут, а воротить назад убитых отнюдь не так просто. Народного собрания Перикл не созывал из опасения, что его заставят поступить вопреки его убеждению. Как кормчий на корабле, когда в открытом море поднимается ветер, приведя все в порядок, натянув канаты, действует по правилам искусства, не взирая на слезы и просьбы испуганных пассажиров, страдающих морской болезнью, так и Перикл, заперши городские ворота и расставив везде караулы для безопасности, руководился своими соображениями, мало обращая внимания на негодующие крики и недовольство граждан»⁶⁶.

Никакие невзгоды не могли  поколебать Перикла, он был твердо уверен, что «процветание города в целом  принесет больше пользы отдельным гражданам, чем благополучие немногих лиц при  общем упадке. Действительно, как  бы хороши ни были дела частного лица, с гибелью родины он все равно  погибнет, неудачник же в счастливом городе гораздо скорее поправится»⁶⁷. Но Перикла погубила чума. Когда она была занесена в город, то из-за большого скопления людей (все сельские жители с начала войны укрывались по приказу Перикла в Афинах) и антисанитарии она быстро убил две трети населения. В связи с этим, жители уже не могли и категорически не хотели следовать стратегии Перикла. Даже когда они опомнились и поняли, что лучше не стало, несчастье уже сломило и самого Перикла (от болезни погибли его наследники, многие родственники и друзья). В 428 г. до н.э. стратег умер. Тем не менее, до конца своих дней Перикл был верен выбранной стратегии. Плутарх приводит такую историю: «Когда Перикл был уже при смерти, вокруг него сидели лучшие граждане и оставшиеся в живых друзья его. Они рассуждали о его высоких качествах и политическом могуществе, перечисляя его подвиги и количество трофеев: он воздвиг девять трофеев в память побед, одержанных од его предводительством во славу отечеству. Так говорили они между собой, думая, что он уже потерял сознание и не понимает их. Но Перикл внимательно все слушал и, прервавши их разговор, сказал, что удивляется, как они прославляют и вспоминают такие его заслуги, в которых равная доля принадлежит и счастью и которые бывали у многих полководцев, а о самой главной и важной заслуге не говорят: «Ни один афинский гражданин, - прибавил он, - из-за меня не надел черного плаща»⁶⁸.

После смерти Перикла в  Афинах началась ожесточенная политическая борьба. Основными ее представителями  были Никий и Клеон. Клеон, ярый приверженец  аристократии и «самый неистовый из граждан»⁶⁹, был особенно ненавистен Фукидиду. Он был убежден «в неспособности демократии властвовать над другими государствами»⁷⁰, а так же считал, что «владычество над союзниками – это тирания, осуществляемая против воли ваших подданных, которые злоумышляют против вас»⁷¹.  Исходя из этих мыслей, Клеон несколько раз порывался казнить целые города из-за их неподчинения Афинам. По причине вражды с Периклом, а так же ощущая свою слабость, Клеон не мог терпеть ораторское искусство: «… Убеждаю вас не поддаваться трем вреднейшим для великой державы слабостям – жалости, увлечению красноречием и великодушию»⁷².

Когда лакедемонские послы прибыли в Афины с предложением о мире, главным условием которого было освобождение гоплитов с острова Сфактерия, Клеон был главным противником перемирия: «Особенно подстрекал к этому Клеон, сын Клеенета, в то время наиболее влиятельный народный вождь. Он то и посоветовал народу заставить лакедемонян на острове сложить оружие и сдаться и привезти их в Афины; а затем пусть лакедемоняне выдадут Нисею, Пеги, Трезен и Ахаию… Тогда Клеон яростно набросился на послов, объявив, что у них, как он уже раньше заметил, нет ничего доброго на уме, а теперь это совершенно ясно…»⁷³ Плутарх отмечает, что Клеон расстроил переговоры в «значительной мере из-за ненависти к Никию. Он был его врагом, и, видя готовность Никия содействовать лакедемонянам, убедил народ голосовать против перемирия»⁷⁴.

Однако нельзя отрицать тот  факт, что Клеон блестяще справился  с операцией на острове Сфактерия (точнее он вовремя привел войска для  Демосфена), в то время как трусливый  Никий сидел в Афинах и надеялся на поражение своего противника. «Теперь  Клеон раздулся от гордости, наглость его стала беспредельной, и он принес городу множество бедствий, которые в немалой степени  коснулись и самого Никия. Клеон  перестал соблюдать всякие приличия на возвышении для оратора: он был  первым, кто, говоря перед народом, стал вопить, скидывать с плеч плащ, бить себя по ляжкам, бегать во время речи; так он заразил государственных деятелей распущенностью и презрением к долгу, который скоро погубил все»⁷⁵, - так описывает Плутарх последующие события. 

Действительно, Клеон не был ни умелым военачальником, ни искусным стратегом. Тем не менее, он рвался в  бой, а успех при Пилосе вскружил ему голову. Весной 422 г. до н.э. «Клеон убедил афинян послать его на Фракийские побережья с эскадрой… и со множеством союзников»⁷⁶. В бою при Амфиполе против одного из лучших спартанских полководцев Брасида из-за своей неграмотности он потерпел сокрушительное поражение и сам погиб. Так описывает это Фукидид: «Между тем афинян постигла вторичная неудача в битве под Амфиполем, где пали оба главных противника мира – Клеон и Брасид. Один был настроен воинственно потому, что война принесла ему успех и почет, а другой опасался, что с установлением мира его злокозненность легче обнаружится, и его клеветническим наветам уже не будут доверять»⁷⁷.

Соперник Клеона Никий  «пользовался почетом еще при  жизни Перикла, был вместе с ним  стратегом и сам занимал многие высшие должности, а после смерти Перикла сразу  выдвинулся на первое место. Богатые и знатные граждане выставили его противником наглому  и дерзкому Клеону, но это не мешало ему пользоваться благосклонностью и уважением народа. Фукидид имел такое мнение о нем: «… Никий, сын  Никерата, - наиболее удачливый полководец своего времени. Никий, которому до сих пор всегда сопутствовало счастье и почет в городе, предпочитал не рисковать этим и желал не только сам избежать тягостей войны, но и избавить от них сограждан, оставив потомкам память о себе как о человеке, который за всю свою жизнь не принес несчастье родине. Никий полагал, что добиться этого можно, не пускаясь в рискованные предприятия и как можно меньше полагаясь на счастливую судьбу; наилучшей же защитой от опасностей является мир»⁷⁸. Скорее всего, древнегреческий историк из всех афинских стратегов после Перикла больше всего симпатизировал Никию. Тем не менее, Никий во многом уступал Периклу. Во-первых, Никий избегал военных сражений из-за своей трусости и нерешительности: « «Никий старательно уклонялся от руководства длительными и тяжелыми походами, а когда принимал на себя командование, то, прежде всего, думал о безопасности, и, как следовало ожидать, в большинстве случаев с успехом завершал начатое…»⁷⁹ Во-вторых, он был с головой погружен в политическую борьбу с Клеоном, для победы в которой он руководствовался своими собственными во многом эгоистическими интересами, которые часто наносили вред стратегическим интересам всей страны. Так он позволил Клеону взять на себя обязанности стратега и повести корабли к Пилосу с расчетом избавиться от него. «Никию это принесло дурную славу. Добровольно, из трусости, отказаться от командования и дать своему врагу совершить столь блестящий подвиг было в глазах афинян хуже и позорнее, чем бросить щит… И государству, конечно, Никий причинил не малый вред тем, что позволил Клеону прославиться и усилить свое влияние»⁸⁰.

Никию не удалось отговорить афинян от похода в Сицилию в 415- 414 гг. до н.э. Сильнее Никия оказался Алкивиад, который еще до созыва Собрания воодушевил толпу своими многообещающими планами и расчетами. В духе Перикла стратег говорил о том, что «нельзя рисковать тем, что у вас уже в руках, ради неопределенных выгод в будущем… В случае большой неудачи враги немедленно бросятся на нас. Ведь им пришлось заключить мир по необходимости после неудачной войны, находясь в более униженном положении, нежели мы… Поэтому нам следует… не подвергать наш город опасностям в настоящем его непрочном положении и не стремиться к расширению нашего владычества, пока мы не закрепили того, что имеем… Сицилию же – отдаленную страну с многочисленным населением – если даже мы и покорим, то едва ли будем в состоянии надолго удержать там наше владычество. И сколь неразумно нападать на страну, господство над которой нельзя удержать даже после победы, зная, что при неудаче мы окажемся в гораздо худшем положении, чем раньше»⁸¹. Тем не менее, не отказываясь от должности стратега, Никий поплыл с эскадрой к Сицилии и фактически стал главным виновником сокрушительного поражения. Так пишет о Никии Плутарх: «Однако после того, как он не смог ни отговорить народ от войны, ни сам уклониться от командования, но как бы силой взят народом, возвышен и облечен званием стратега, уже не время было озираться, медлить, как ребенку смотреть с корабля назад, терзать и расхолаживать даже своих товарищей по командованию, беспрестанно твердя о своем несогласии, и тем губить все дело – подобало, наоборот, преследовать врага по пятам и в битвах искать счастье»⁸². « Действительно, первое время по прибытии Никий внушал страх. Но так как он не атаковал Сиракузы сразу, а зазимовал в Катане, то вызвал к себе пренебрежительное отношение. Гилипп тем временем успел привезти из Пелопоннеса войско, которое сиракузяне даже не вызывали бы, если бы Никий немедленно напал на Сиракузы. Ведь вначале сиракузяне предполагали, что сил у них достаточно, и поняли бы свою слабость лишь тогда, когда были б уже окружены осадной стеной, а после этого после этого и помощь из Пелопоннеса не была бы им столь полезна»⁸³.

Окончательно Никий погубил  афинское войско благодаря своим  суевериям. Когда был уже отдан  приказ к отступлению, произошло  лунное затмение. «И Никий (который вообще придавал слишком много значения предзнаменованиям и тому подобному) также заявил, что не может быть и речи о том, чтобы двинуться с места, пока не пройдут указанные прорицателями трижды девять дней»⁸⁴. «Отложив чуть ли не все дела, Никий приносил жертвы и гадал. А тем временем враги подступили вплотную, осадили стены и лагерь афинян, заперли своими кораблями гавань…»⁸⁵  Фукидид постоянно подчеркивает суеверие, его нерешительность, медлительность и вообще не находит оправдания его действиям под Сиракузами. Перикл же не верил в предрассудки и не позволял таким природным явлениям влиять на его тактические решения. По словам Плутарха, однажды, афинская армия готова была выступить в поход. «Уже войска сели на суда и сам Перикл взошел на свою триеру, как вдруг произошло солнечное затмение, наступила темнота, все перепугались, считая это важным предзнаменованием. Перикл, видя ужас и полную растерянность кормчего, поднял свой плащ перед его глазами, и, накрыв его, спросил, неужели в этом есть какое-нибудь несчастье или он считает это предзнаменованием какого-нибудь несчастья. Тот отвечал, что нет. «Так чем же то явление отличается от этого, - сказал Перикл, - как не тем, что предмет, который был причиной темноты, больше плаща?»⁸⁶

Таким образом, по мнению Фукидида, после смерти Перикла в афинской армии не осталось талантливых стратегов  и военачальников. Политические оппоненты  были скорее заняты борьбой между  собой, нежели заботились о благе  всего государства. Именно в битве  при Сфактерии впервые явно проявилась эта конкуренция, что впоследствии привело к поражению Афин в  Пелопоннесской войне.

III Заключение

Пелопонесская война –  безусловно, сложная тема для исследования. Так как военная мощь противников  была примерно равной, это делало битвы  ожесточенными и кровопролитными, а перевес сил падал то в  одну, то в другую сторону. Более  того, множество союзников великих  держав, отстаивавших свои интересы, постоянно  поднимали восстания, перебегали на сторону врага или протестовали против, по их мнению, несправедливого  мира. Исследовав «Историю» Фукидида, в первой главе своей работы я  разобрала тактику и стратегию  военачальников афинской и спартанской  армий в битвах при Пилосе и  Сфактерии, а так же определила причины  поражения пелопоннесцев. Во второй главе была рассмотрена логика основных стратегов Афинской державы в  Архидамовой войне, а также оценка автором их действий.