Соотношение международного частного и международного публичного права

Глава 3. Соотношение международного частного и международного публичного права.

1. Общая характеристика  взаимодействия международного частного и международного публичного права.

Вопрос соотношения международного публичного и международного частного права в реалиях складывающихся экономических, социальных и политических отношениях и развитием глобализации имеет особое значение. Необходимо отметить, что по мнению И.И. Лукашука: "глобализация - сложный процесс, связанный со стремительно растущим движением идей, капитала, технологий, товаров и услуг по всему миру, - уже привела к глубоким изменениям в наших обществах"¹.

Возрастание международных  контактов между государствами  и находящимися под их властью  субъектами, а также небывалая  активизация процессов миграции населения, расширения культурных и  хозяйственных связей, усиление взаимозависимости  и открытости обществ по отношению  друг к другу в целом - все это  проявило себя как соответствующие  тенденции современных международных  отношений. Таким образом, процессы интернационализации международной хозяйственной жизни, с одной стороны, и общее русло социальной, политической и экономической деятельности государств, правительств, международных организаций, объединений лиц и граждан в направлении к трансформации в единую взаимоувязанную глобальную систему отношений и связей - с другой, заставляют ныне еще и еще раз задуматься, в чем же состоят цели, объект и сфера регулирования международного публичного права (МПП) применительно к сопоставлению с международным частным правом (МЧП), особенно, когда речь заходит о правовом положении юридических и физических лиц, ответственности государств перед кругом частноправовых субъектов, которые имеют различную государственную принадлежность и ведут экономическую деятельность на территориях нескольких стран.² 
 Международное частное право исторически «шло рука об руку» с международным публичным правом.

«Идейное», концептуальное»  взаимное влияние и проникновение, наблюдаемое во взаимодействии международного и внутригосударственного права, о котором издавна говорилось в науке и практике межгосударственных отношений, равно как и в теории международного права, в реальной действительности XX века подкрепляется прямой рецепцией, отсылкой или инкорпорацией норм международных договоров в международное частное право некоторых стран, в их внутригосударственное право. Подобного рода примером служит включение рядом государств в акты национального права международных конвенций как таковых целиком, без изменений (ФРГ — Гаагской конвенции о коллизии законов в отношении формы завещаний от 5 октября 1961 г., Гаагской конвенции о праве, применимом к алиментным обязательствам, от 2 октября 1973 г., Римской конвенции о праве, применимом к обязательствам, от 19 июня 1980 г., Индией — Нью-Йоркской конвенции о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений от 10 июня 1958 г., Женевского протокола об арбитражной оговорке от 24 сентября 1923 г., Женевской конвенции об исполнении иностранных арбитражных решений от 26 сентября 1927 г., Англией — Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам (равно как и другими странами-членами ЕС), и протоколов о присоединении к ней в Законе о договорах (о применимом праве) 1990 г., Швейцарией — Гаагской конвенции о праве, применимом к дорожно-транспортным происшествиям, от 4 мая 1971 г. путем отсылки в Законе о международном частном праве 1987 г., СССР — норм Женевской конвенции о единообразном законе о переводном и простом векселе 1930 г. — в Положении о переводном и простом векселе, утвержденном ЦИК и СНК СССР 7 августа 1937 г. после присоединения СССР к вексельным конвенциям 25 ноября 1936 г., Федеральном законе РФ о переводном и простом векселе 1997 г. и т.д. Частичное рецепирование во внутреннем законе положений международных конвенций подтверждается также и правотворческой практикой Швейцарии, Закон о международном частном

праве 1987 г. которой также использовал нормы Римской конвенции. В этом, таким образом, проявляет себя принципиальное явление, свойственное развитию систем международного и внутригосударственного права, — их фактическое взаимодействие. Помимо этого, характерная черта взаимосвязи международной и национально-правовых систем выражается в том, что средства международного и внутригосударственного права используются комплексно, т.е. в сочетании друг с другом, о чем говорят как положения международных договоров, так и национальных актов.³

В вопросе соотношения  международного частного и международного, публичного права Россия получила новый  толчок в связи с принятием  и вступлением в силу Конституции  РФ 1993 г., в которой закреплено, что, во-первых, общепризнанные принципы и  нормы международного права и  международные договоры, заключенные  Российской Федерацией, являются составной  частью ее правовой системы (п. 4 ст. 15), и, во-вторых, что в РФ признаются и гарантируются права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (п. 1 ст.17).

Нельзя не отметить тот  факт, что сфера международно-правового  регулирования в МЧП постоянно  расширяется, а возникновение новых  видов унифицирующих договоров  становится закономерным и ординарным явлением. В тех же областях, в  которых правовая регламентация  соответствующих отношений достаточно давно осуществляется материально-правовыми  либо коллизионными единообразными нормами, появляется необходимость выработки специальных положений, рассчитанных на применение к ранее не известным аспектам отношений. В частности, в области интеллектуальной собственности такие традиционные объекты исключительных прав, как фирменное наименование, коммерческое обозначение, товарный знак или знак обслуживания, особенно в случаях, когда они выражены словесно (логотипом), в современных условиях требуют не только адекватного внимания национальных законодателей (внутригосударственной регламентации), но и более детального урегулирования в широком международно-правовом масштабе с учетом существующего уровня развития компьютерных телекоммуникационных сетей, и в связи с этим надлежащего правового регулирования. В этом отношении весьма показателен пример недостаточности существующих правовых средств применительно к отношениям, связанным с киберпространством, что по-новому высветило проблему фирменных наименований и обозначений в связи с «электронными адресами». Понятно, что средств Парижской конвенции 1883 г. или иных существующих международно-правовых актов для этих целей порою недостаточно⁴.

Проблема соотношения  международного и внутригосударственного права - центральная в теории международного права, поскольку в ходе ее практического  исследования имеется возможность  осуществить сравнительный анализ объектов регулирования каждой из систем, выявить специфические особенности, пространственную и субъектно - объектную сферы действия, свойственные той и другой методы регулирования, а также определить формы и способы имплементации международно - правовых норм в рамках отдельной страны.

2. Международно - правовой подход соотношения международного частного и международного публичного права. 

Представителями данной теории являются: С.А. Голунский, В.Э. Грабарь, С.Б. Крылов, Ф.И. Кожевников, A.M. Ладыженский, М.А. Плоткин, С.А. Малинин, В.И. Менжинский, Л.Н. Галенская, И.П. Блищенко, а также М. Геновски (Болгария), Морено Кинтана (Аргентина) и др. Они исходят из того, что в состав международного частного права входят только нормы международно-правовые, в основном договорные, а следовательно, международное частное право есть одна из составных международного публичного права в целом. Представители настоящей теории основывают свои суждения на том, что конвенционные международные нормы частного права отличаются только по предмету регулирования (частноправовые отношения) от норм других отраслей международного публичного права (например, охрана окружающей среды, сотрудничество в космосе и т.п.).

В обоснование  этой точки зрения указывалось не только на глубокую связь, которая существует между международным публичным  и международным частным правом, на близкое внутреннее родство между  ними, но и на единство источников, которому придавалось решающее значение. Эта  точка зрения основывается на том, что  в международном частном праве  речь идет о межгосударственных отношениях, затрагивающих вопросы гражданского права. При этом обращалось внимание на то, что всякий спор, конфликт в  гражданско-правовой области между  отдельными фирмами, даже спор о разводе  между гражданами разных государств может в конечном счете перерасти в конфликт между государствами. Кроме того, и нормы таких других отраслей принципиально ничем не отличаются от международных норм частного права с точки зрения их действия в силу рецепции в национальных правопорядках различных стран (в частности, применения их органами и должностными лицами). 
В этом отношении можно сослаться на работы И.С. Перетерского и Б.С. Крылова,⁵ Л.А. Лунца,⁶ Г.К. Матвеева, коллективный труд "Международное частное право: современные проблемы" и др.⁷ . Таким образом, ответ на вопрос о соотношении международного публичного и международного частного права для многих ученых - юристов представляет собой принципиальный момент прежде всего при выявлении природы и специфики последнего, равно как и характера взаимодействия между МПП и МЧП.

Предполагается, что основным фактором, который объясняет подобный подход, выступает, наличие и в  той и в другой категориях элемента "международный". Международный, в значении "межгосударственный", характер МПП в современных условиях не вызывает сомнений, хотя и предпринимаются  попытки расширить круг его субъектов  за счет включения в него транснациональных  корпораций и многонациональных  компаний, а также индивидуумов (физических лиц). Одновременно тот же самый термин весьма неоднозначно может быть истолкован в категории "международное частное  право". В термине "МЧП" оно  присутствует для обозначения более  широкой, нежели внутригосударственные  рамки конкретного государства, сферы существования регулируемых им общественных отношений. Крайне важно  подчеркнуть проявление международного характера МЧП не только за счет того, что оно регулирует отношения, лежащие в сфере международного хозяйственного, торгового и гражданского оборота, то есть выходящие за пределы  правопорядка одного государства.⁸ "Международность" МЧП усматривается также и в другом обстоятельстве. Во-первых, весомый удельный вес в составе норм МЧП занимают предписания, согласованные международно - правовым (договорным или обычно - правовым) путем. Следовательно, поскольку такие нормы не могут быть изменены государствами в одностороннем порядке, МЧП имеет в своем составе, хотя и с известными ограничениями по своему смысловому содержанию, единые (то есть возникшие из международных договоров либо обычаев) нормы. Во-вторых, коллизионные правила каждого государства нередко отсылают регулирование к материальным нормам иностранного права, и в каждом отдельном случае регламентация данного отношения обеспечивается международным взаимодействием национальных правовых систем. В сочетании действия коллизионной нормы отечественного правопорядка и материальной нормы иностранного права (как одном из возможных вариантов), совместно регулирующих конкретные общественные отношения, проявляется международный характер МЧП в ином аспекте, нежели при одновременной констатации гражданско - правовой (цивилистической), или невластной (несуверенной), природы анализируемых отношений, которые выходят за рамки правопорядка только одного государства.⁹

В.Э. Грабарь писал: "Международное гражданское право (которое часто именуется международным частным правом) представляет выделившуюся особую отрасль международного права, наряду с международным административным и международным уголовным правом. Приведенное выше содержание его ясно свидетельствует о международно- правовом характере его норм. Спор о том, куда следует отнести эту отрасль права, к международному праву или к национальному, может касаться собственно только некоторых из входящих в эту отрасль права вопросов, главным образом вопроса о столкновении гражданских законов разных государств.¹⁰ 
 В.Э. Грабарь, называя МЧП «международным гражданским правом», также понимал, что это особая отрасль международного права. Для С.Б. Крылова международное договорное право составляло подлинное содержание МЧП. При этом явное противоречие указанного коллизионному характеру регулирования объяснялось тем, что коллизионные нормы имеют также международно-правовое происхождение, «поскольку по поводу той или иной нормы установилось соглашение государств и поскольку в основе коллизионной нормы нередко лежит веками сложившийся международный

обычай (например, locus regit actum, lex rei sitae)».¹¹

М.И. Брун считал коллизионную норму публично - правовой, поскольку она содержит императив, адресованный только органам государственной власти, уполномоченным делать выбор между разноместными гражданскими законами, предопределяет поведение судей данной страны и ни к чему не обязывает частных лиц. Коллизионная норма, по его мнению, действует независимо от инициативы со стороны частных лиц. Если она велит применить иностранный закон, то судья не вправе не применить его, каково бы ни было поведение заинтересованных сторон¹². В дополнение к этому ученый утверждал, что "международное частное право не есть частное право; но это не только потому, что его нормы имеют иное содержание, но и потому еще, что они суть нормы публичного права"¹³. В свою очередь А.М. Ладыженский полагал, что нормы, на основе которых происходит регулирование частноправовых отношений, есть "публично - правовые, потому что обязывают власть (публичную власть) различных государств применять их, то есть создают публичные права одних держав по отношению к другим в части требования и права применять эти нормы..."¹⁴.

Хотя объективные факты  и позитивное право, говорят о  «сосуществовании» международного публичного и частного права, доктрина (не только западная, но и отечественная) иногда все же не отказывается от деления международников на «публичников» и «частников», равно как и самих договоров на таковые международного публичного и международного частного права. Вместе с тем  подобное разграничение не может не вызвать возражений. Особенно ярко это противопоставление проявилось при анализе правоведами различных стран решения Международного Суда ООН по делу «Нидерланды против Швеции» (о применении Гаагской конвенции 1902 г. об опеке над несовершеннолетними). Судья Мореро Кинтана, затрагивая вопрос о соотношении рассматриваемых двух сфер права, писал: «Мы столкнулись с вторжением того, что может быть названо международным публичным правом, в вопрос о толковании международной конвенции. И именно Суд как юридический орган должен разрешить этот вопрос. Произошло превращение международного частного права в международное публичное право, что позволяет Суду осуществить свои полномочия»¹⁵. Однако, "превращения" как такового не происходит, поскольку международное соглашение в любом случае не прекращает быть договором международного права, даже если в его содержании находят отражение положения, в конечном итоге направленные на регулирование отношений между частноправовыми субъектами. Как представляется, данное высказывание по своей сути еще убедительнее подтверждает прямо противоположную мысль о том, что международный договор, унифицирующий коллизионные нормы (а именно таковым является Гаагская конвенция, примененная Международным Судом ООН в цитируемом деле), есть часть международного публичного права, вследствие чего Международный Суд может опереться на нее как на один из источников права, поименованных в ст. 38 Статута Международного Суда ООН.¹⁶