Поль Пуарэ – создатель моды ХХ века

Первым модельером нового века и выдающимся реформатором женского костюма был француз  Поль Пуаре. Именно этот художник сумел выразить в одежде признаки тогда лишь рождавшегося образа новейшего времени и определил совершенно особое место кутюрье в современном мире. Он стал Диктатором моды, задающим не только фасон платья, но и стиль жизни. Проведённая Пуаре реформа костюма, освободившая женское тело от жёстких корсетов, оказалась необратимой. 

Наделённый мощным артистическим темпераментом и творческой фантазией, Пуаре хорошо рисовал, ещё лучше кроил и шил, превосходно разбирался в тканях и фурнитуре, увлекался историей искусств и фольклором. Всё созданное им было талантливо, ярко, неординарно, смело. Пуаре отказался от амплуа портного и ловкого торговца, поставщика модных товаров, которым гордились Ворт и Дусе. Он заставил публику относиться к костюму как к важнейшей части культуры, как к истинному произведению искусства. Пуаре мы обязаны и возрождением уважительного отношения к человеческому телу, не спрятанному, а живущему в любом костюме и вместе с ним. 

Путь Поля Пуаре к славе был необычайно быстрым. За несколько лет не слишком удачливый торговец зонтами, предлагавший за бесценок свои эскизы дамского платья известным Домам молы, стал обладателем собственной марки. Уже в начале XX в. Пуаре попытался создать особую индустрию роскоши, производящую в стиле мастера и «за единой подписью» одежду, обувь, шляпы, аксессуары, духи, т.е. всё то, что насыщает и украшает жизнь, превращает серые будни в праздники, а обычную женщину — в королеву.  

Живя недалеко от Лувра, он был его постоянным посетителем. В музее он обратил внимание на то, что античный костюм «держится» на плечах — поток легких, воздушных  и пластичных тканей, струясь, как бы стекает с плеч и растекается по упругому телу многочисленными струйками мелких складок. Его приводил в восхищение костюм, служивший лишь для того, чтобы подчеркнуть пластику тела, гибкость и быстроту движений. Гениально подметив это, Пуаре напрочь отказался от раздражавшего его членения женской фигуры на две части Подымающийся впереди пышный бюст и аппетитно выступающий зад) и решительно воспользовался своей находкой в моделировании одежды. Резко уменьшив количество нижнего белья, носимого под платьем, он учил женщин чувствовать, знать, любить собственное тело, учил не на словах, а придумывая сотни оригинальных туалетов — от девически нежных до умопомрачительно экстравагантных. Пуаре заменил привычную гамму цветов фейерверком алых, зеленых, королевских синих, оранжевых, лимонных оттенков. Попирая все принятые нормы, он смело сочетал изумрудный атлас с фиолетовой подкладкой и розово-алый шелк с голубой отделкой. 

Дух экспериментаторства был присущ Пуаре с детства, когда на него, как, в прочем, и на многих других знаменитых модельеров, неизгладимое впечатление произвел театр. Свои первые дизайнерские фантазии Поль — сын торговца сукном — воплощал на куклах своей сестры, Уже тогда он стал рисовать эскизы одежды и рассылать их известным кутюрье того времени. Его работы привлекли внимание самого Жака Дусе-младшего, который купил многие из них и пригласил этого молодого подмастерья у изготовителя зонтиков работать в своем Доме моды. Вскоре пришел первый успех: его первая модель — красный плащ — пользовалась невероятной популярностью и была продана 400 раз!

В 1896 г. юный Поль, сын лавочника, поступил на работу в лучший парижский салон — к Жаку Дусе. Здесь он провёл годы, послужившие первыми ступеньками к Олимпу моды. Оценив талант начинающего художника, Дусе поручил ему обслуживать самых капризных клиенток — актрис Сару Бернар, Габриэль Режан и Мистангетт, деливших между собой столичную сцену и славу элегантнейших женщин Парижа. В книге «Одевая эпоху» (1930 г.) Пуаре с умилением вспоминает свое первое самостоятельное произведение, в буквальном смысле сочинённое для спектакля «Заза», в котором блистала Режан. Двойная широкая накидка-манто из чёрной тафты и тюля была от руки расписана белыми и сиреневыми ирисами, в полном соответствии с требованиями тогдашней моды в стиле раннего модерна — меланхоличной и витиеватой. Позднее он одевал танцовщицу Иду Рубинштейн, аристократок и певиц кабаре, русских великих княгинь и лам полусвета, придумал сотни оригинальных туалетов — от девически нежных до умопомрачительно экстравагантных... 

В 1903 г., после  военной службы и недолгой работы в Доме Борта (1901—1903 гг.), Пуаре открыл собственный салон на Рю-Аубер, 5, в котором всё, от роскошной мебели и высоких зеркал до таинственно мерцающей витрины, украшенной китайскими вышивками, цветами и пожелтевшими осенними листьями, представлялось новым, неожиданным и манящим. Это было не просто дорогое ателье, это был дом Хорошего Вкуса, выставочный зал, центр искусств, клуб избранных, наконец. Сам модельер выступал в образе гостеприимного, но властного хозяина, а его прелестная жена и муза Лениз — в роли лучшей подруги посто­янных заказчиц. 

Пуаре учил женщин чувствовать, знать, любить собственное тело, учил не на словах, а демонстрируя всё новые и новые модели, рождённые неистощимой фантазией. Начиная с 1907 г. мастер предлагал клиенткам соблазнительные платья в стиле Директории, Консульства и Империи. Они не требовали использования жесткого длинного корсета, превращавшего женскую фи­гуру в подобие песочных часов и придававшего телу S-образный изгиб (речь идёт о жёстком корсете с косточками из китового уса или металла, которым сильно сдавливали талию и подпирали грудь и против которого в печати высказывались врачи). Теперь юбки падали прямыми стройными складками: у вечерних платьев — по-прежнему до самой земли, у прогулочных и визитных — до щиколотки. Линия талии сместилась под грудь, что позволяло создать более цельный образ, сгладить переходы от одного объёма к другому. Пуаре заставил молнии отказаться от шуршащих нижних юбок, украшенных вышивкой, мережками и кружевами, — тех, что дюжинами включали в приданое любой уважающей себя девицы заботливые матери и что голами накапливались в шкафах и сундуках у каждой рачительной хозяйки. Впервые за последние 100 лет женщина получила воз­можность одеваться самостоятельно, без помощи горничной, которая шнуровала традиционный корсет. 

Пуаре давал моделям громкие имена, взывающие к исторической памяти: лилово-фиолетовое платье «1811 год», белоснежная «Жозефина», тёмно-красная «Евгения». Он использовал в своих композициях классическую основу и мотивы японского национального костюма, античный орнамент, арабскую вязь и пёструю украинскую вышивку.

Привычную гамму цветов, пастельную и «неврастеничную» (по выражению Пуаре), мастер заменил фейерверком алых, зеленых, королевских синих, оранжевых, лимонных, всегда ярких и чувственных красок. Зимой 1907/08 г. он одел Париж «плотоядными восточными шелками», дерзко сочетая в вечерних туалетах изумрудный атлас основных деталей с фиолетовой подкладкой и розово-алый шёлк с голубой отделкой. Лучшими работами Пуаре дразнил и искушал публику, создавал настроение праздника, волшебного приключения. Платья самого простого фасона, но сшитые из панбархата и тюля, в цветах, бисере, перламутре, в искусственном жемчуге и кружевах, предвосхищали композиции в стиле ар деко. Знаменитое бархатное манто «Исфахан», почти вульгарное в своей изобильной позолоте, было похоже на кафтан персидского шаха. 

Костюмы Пуаре в камерном, интимном варианте производили такое же впечатление, как и грандиозные декорации Льва Бакста к балету «Клеопатра», впервые увиденному парижской публикой в 1909 г. В них были тот же наивный, сказочный, свире­пый, но не опасный ориентализм (от лат. orientalis — «восточный», «свойственный странам Востока»), та же мечта усталого европейца о полуденном Востоке, что нашли воплощение в некогда скандальных полотнах Эжена Делакруа «Смерть Сарланапала» и «Алжирские женщины». Благодаря творчеству Поля Пуаре мола на всё восточное с невероятной быстротой проникла во дворцы наследственной знати и финансовых магнатов, в квартиры адвокатов и врачей, в салоны светских дам, в мансарды журналистов.

Платья-туники, расшитые бисером и блестками; манто  с рукавами- кимоно из парчи всех оттенков золота и серебра, подобные ризам священников; платья-сак, имевшие вид простой рубашки; легкомысленные узкие юбки; свободные юбки-брюки для пи­жам, а затем шёлковые шаровары для утренних туалетов вызывали если не восторг, то изумление Парижа и других столиц мира. Кроме драгоценных шелков Пуаре часто использовал набивные ткани фантастических расцветок, созданные для него знаменитым художником-декоратором Раулем Дюфи. На таком ярком фоне бриллианты в изящной оправе терялись, и предпочтение отдавалось крупным цветным камням, массивным золотым и серебряным украшениям, эмалям. Более того, Пуаре решительно упразднил пышные причёски, фальшивые локоны и шиньоны; модными стали гладкие, желательно тёмные волосы, а в качестве дополнений — ленты, эгреты (перья) и небольшие тюрбаны. 

Желая сделать  свою моду и новый стиль доступными широкой аудитории, Пуаре пригласил к сотрудничеству известнейших художников-иллюстраторов и уже в 1908 г. выпустил в свет малотиражный альбом «Платья Поля Пуаре, увиденные Полем Ирибом». Через четыре гола появилось ещё одно роскошное издание — альбом Жоржа Лепапа «Веши Поля Пуаре», который всему свету продемонстрировал достижения выдающегося модельера и усилил его влияние в художественном мире. В 1911 г. слава Пуаре достигла апогея: он организовал первое в истории высокого шитья турне по столицам Европы с участием манекенщиц, или, как тогда говорили, живых манекенов, открыл фирму по производству духов и косметической продукции, школу искусств.

Пуаре бурно и расточительно пытался представить жизнь как один сплошной праздник. Он первым в истории моды путешествовал с труппой из девяти! манекенщиц по всему миру: Лондон, Берлин, Вена, Брюссель, Москва, Санкт-Петербург и, наконец, Нью-Йорк. И всегда он возвращался с новыми идеями. В 1912 году он создал самый эпатажный журнал того времени — «Газетт дю бон тон» («Журнал изысканного тона»), провозгласивший новую эру понимания красоты и манеры одеваться и мгновенно ставший бестселлером. 

Но не все  и не всегда проходило у Пуаре гладко. Так в 1909 г. он привез на скачки трех своих лучших манекенщиц (в том числе модель №1 — свою собственную жену стройную брюнетку Дениз), одетых в платья с разрезом до колена, так что были видны щиколотки и икры в чулках телесного цвета. Это вызвало настоящий скандал. Пуаре встретили улюлюканьем и свистом. По отчетам газетчиков, некоторые особо впечатлительные дамочки даже падали в обморок (либо искусно разыгрывали его?); те же, что отличались более крепкими нервами, решительно тянули своих «запавших» на ноги манекенщиц мужей к выходу. 

Стремительность была присуща Пуаре.. Мысль его не дремала, чувствуя, что пришло его время, он создавал проекты один безумней другого. 24 июня 1911 года Поль Пуаре устроил в своем Доме моды грандиозный костюмированный праздник «Тысяча вторая ночь, или Торжество по-персидски!» Его гости – парижские знаменитости, облаченные в необъятные шелковые шаровары и бархатные безрукавки, увешанные настоящими и поддельными драгоценностями, загримированные «под Восток», пировали и веселились, забыв о Париже, в дивном оазисе «Востока и Любви» под ленивый лепет маленьких фонтанчиков и пение «райских» птиц в фигурных клетках. Сам хозяин был невероятно импозантен в просторном атласном халате, тунике из белой тафты и красном тюрбане. Через год Пуаре восславил вечно юный античный костюм, созвав друзей и… недругов на «Праздник Вакха!».

В Доме моды парижского кутюрье Поля Пуаре настоящий ажиотаж! Только вчера на сцене Гран Опера показали «Шехерезаду», а сегодня утром клиентки Дома наперебой разъясняют мастеру свои пожелания. «Поль, будьте так любезны сделать мне тунику с таким ориентальным орнаментом, как в первом акте, и тюрбан, как в конце второго, но из серебристой ткани! И я вас очень прошу, как только можно скорее! Буду безмерно благодарна!» – кокетливо щебечет одна немолодая особа. Пуаре благосклонно кивает головой, благо, он тоже был на премьере и понимает, к чему клонит мадам.

Устраивая позднее такие торжества, Поль Пуаре стремился воссоздать на один день или одну ночь органичную среду обитания для произведений своего высокого искусства. Он окружал их зеркалами и цветами, окуривал благовониями, «повествовал» о них стихами, музыкой, танцем… 

Свои первые духи — «Роза Розины» — он посвятил старшей дочери. За ними последовали пряные восточные ароматы: «Китайская ночь», «Аладдин», «Минарет», «Запретный плод». Именем другой дочери, Мартины, Пуаре назвал основанную им школу прикладного искусства, куда принимали талантливых девушек. Продукция этой школы — ковры, вышитые покрывала, обои, абажуры и прочая мелочь для оформления домашнего интерьера — продавалась в небольшом магазине в предместье Сент-Оноре. Ещё до Первой мировой войны филиалы «Мартины» появились в Берлине, Лондоне и даже в Новом Свете, в Филадельфии. 

Система преподавания в школе, так же как и принципы обучения персонала в Доме Пуаре, была неортодоксальной. Пуаре не спешил, как когда-то Чарлз Борт, «учить руки», он хотел развить душу, воспитать личность, обострить зрение, пробудить любовь к прекрасному. Его подопечные занимались в музеях, писали этюды в Люксембургском саду, посещали выставки, театральные представления и скачки, много читали. 

В 20-х гг. Поль Пуаре вновь проявил чутье прирождённого новатора, впервые использовав в своих коллекциях чулки телесного цвета и бюстгальтеры современной формы. В его планы входило издание еженедельника, рассчитанного на так называемую среднюю женщину, в котором появлялись бы сделанные и подписанные им выкройки одежды. Между тем безудержная энергия и фантазия художника далеко не всегда подкреплялись трезвым деловым расчётом. Многие интересные начинания были крайне невыгодными в финансовом отношении. В результате накопился огромный долг. В 1926 г., надеясь спасти своё предприятие, хозяин распродал личную коллекцию — десятки полотен Матисса, Кеса ван Донгена, Вламинка и Пикассо, драгоценности жены. Но вырученных денег катастрофически не хватало, и прославленный Лом Пуаре пришлось закрыть. Ещё около десяти лет Пуаре работал в театре, издавал мемуары и книги по кулинарии, занимался любимой им живописью.