Мышление, сознание и интеллект у животных

    Сознание  представляет собой “специфическое состояние мозга, позволяющее осуществлять совокупность важнейших когнитивных процессов — ощущение и восприятие, память, воображение и мышление” (Соколов, 1997).

    Сознание связано с “субъективными переживаниями своих мыслей, чувств, впечатлений и возможностью передать их другому с помощью речи, действий или продуктов творчества” (Данилова, 1999).

    Мнения  психологов и философов о непосредственных причинах возникновения сознания человека очень разнообразны. Они не являются предметом нашего анализа. Отметим только, что привычное отечественному читателю выражение “труд создал человека”, как и целый ряд других, подвергается в настоящее время пересмотру не в последнюю очередь благодаря исследованиям зачатков мышления и сознания у животных.

    Долгое  время вопрос о наличии у животных сознания был объектом чисто абстрактных  рассуждений философов. В конечном итоге все они сводились к  тому, что у животных сознания быть не может, “потому что (по А. П. Чехову) не может быть никогда”. Действительно, проблема сознания у животных предрасполагает к спекуляциям в связи с трудностью экспериментального изучения этого феномена. Тем не менее, в настоящее время в этой области науки имеются реальные достижения. Прежде чем описывать их, перечислим некоторые характеристики сознания человека, зачатки которых в той или иной степени были исследованы у животных.

1. Сознание — совокупность знаний об окружающем мире, в которую включены также знания о социальном окружении субъекта; как следует из самого слова (“сознание”) — это совместные знания, постоянно обогащаемые новой информацией. Это обогащение оказывается возможным благодаря более или менее высокоразвитой способности к восприятию, а также благодаря мышлению, которое обеспечивает обобщенное и опосредованное отражение действительности. Развитие и проявления “социального” аспекта сознания возможны именно благодаря высокоразвитому мышлению и возможности передавать информацию с помощью символов, т.е. в словесной форме. Вопрос о происхождении сознания человека или о его биологических предпосылках, непосредственно связан с проблемой мышления животных. В предыдущих главах мы уже показали, что в мышлении высокоорганизованных животных можно найти черты сходства с наиболее сложными формами мышления человека, включая способность к образованию отвлеченных довербальных понятий и овладение элементами символизации в разных ситуациях.
2. Сознание определяет целенаправленность поведения, его волевую, произвольную регуляцию. Это формирование человеком целей деятельности, когда анализируются ее мотивы, принимаются волевые решения, учитывается ход выполнения действий и вносятся необходимые коррективы.
3. Сознание обеспечивает преднамеренность коммуникации, причем (как и у человека) эта преднамеренность включает в себя элементы обмана и дезинформации; возможность преднамеренно передавать информацию другому субъекту у человека обеспечивается наличием языка, а у животных элементы такого поведения выявлены благодаря обучению языкам-посредникам.
4. Сознание позволяет человеку отделить “Я” от окружающего мира, т.е. обеспечивает самоузнавание.
5. Сознание обеспечивает способность оценивать знания, намерения, мысленные процессы у других индивидов (“эмпатия”).

10 

3.2. Способность животных к оценке знаний и намерений других особей.

    Для решения вопроса о наличии  у животных элементов самосознания необходимо выяснить, могут ли они  оценивать, какими знаниями обладают другие особи, и понимать, каковы могут быть их ближайшие намерения. Поскольку  достаточно наглядно продемонстрировано, что антропоиды способны узнавать себя в зеркале, можно предположить, что они обладают не только понятием собственного “Я”, но могут также видеть себя как бы со стороны. Это позволяет поставить вопрос о наличии у них другой связанной с сознанием функции — способности оценивать поведение партнеров не только по их внешнему поведению, но в какой-то мере проникать в их намерения, строить гипотезы о мысленных состояниях других особей.

    О том, что обезьяны, присутствуя при  решении задач сородичем или человеком, следят за действиями и могут мысленно “ставить” себя на их место, писал еще в 20-х годах В. Кеплер. Ему удалось увидеть, что шимпанзе не только наблюдают за действиями другой обезьяны, пытающейся громоздить ящики или соединять палки, чтобы достать банан, но и сами, находясь в стороне, пытаются имитировать нужные действия. При этом они не повторяют движений другой обезьяны, не подражают ей, а самостоятельно “изображают” весь процесс, подсказывая и предвосхищая соответствующие операции.

    Одним из первых способность животных “поставить себя на место сородича” экспериментально исследовал американский ученый Д. Примэк. В его опытах участвовали двое: “актер” (один из дрессировщиков) и  уже известная самка шимпанзе Сара. Обезьяне показывали небольшие видеосюжеты, в которых знакомые ей люди пытались решать задачи, требовавшие элементарной сообразительности. Одному, например, нужно было выбраться из запертой на ключ комнаты или согреться, когда электрокамин стоял рядом, но не был включен в сеть. “Актер” не совершал необходимого действия, а только показывал, что нуждается в его выполнении. По окончании каждого сеанса обезьяне давали на выбор 2 фотографии, причем только на одной из них было показано решение задачи: например, изображен ключ или включенный в сеть обогреватель. Как правило, Сара выбирала нужную фотографию, т.е. наблюдая за действиями человека, она имела четкое представление, что ему нужно делать в данной ситуации, чтобы достичь цели.

    Затем задачу усложнили и наряду с фотографиями правильных решений ей предлагали неправильные — сломанные ключи, камин с оборванными проводами и т.п. Из нескольких вариантов решения Сара, как правило, выбирала правильный. Более того, на выбор обезьяны влияло ее личное отношение к действующему на видеозаписи субъекту. Например, в одном сюжете ей показывали, что ящик с камнями мешает человеку дотянуться до бананов. Если “актером” был любимый ею тренер, Сара выбирала “хорошие” фотографии (где камни вынуты и ящик отодвинут), для нелюбимого она выбирала “плохие” варианты, например, где человек лежит на полу, засыпанный камнями.

    Шимпанзе  обладают не только способностью к  самоузнаванию, но и более сложной  когнитивной функцией, позволяющей  поставить себя на место другого индивидуума, понять его потребности или учитывать намерения. Иными словами, у животного имеется представление о существовании мысленных процессов у других особей. Примэк назвал эту форму когнитивных способностей “теория ума”.

    Этот  термин прочно вошел в западную литературу. Он не отражает сущности явления, и в русской литературе о поведении и психике животных термин пока не имеет точного эквивалента.

    Его можно сопоставить с введенным  О. К. Тихомировым (1984) термином “Я-мышление”. При анализе самосознания человека психологи обычно разделяют образный и понятийный компоненты — “образ Я” и “понятие Я”, т.е. образное представление и отвлеченное понятие собственного “Я”. Термин, введенный Тихомировым, подразумевает процесс выработки человеком знаний о самом себе, процесс осознавания, при котором человек как личность, индивид, индивидуальность является не только субъектом, но и “объектом мышления”.

11 

    Экспериментальное исследование этой когнитивной функции  в 90-е годы XX века предпринял Д. Повинелли. Он получил ряд новых доказательств  того, что животные, узнающие себя в зеркале, способны и к некоторым формам осознания мысленных состояний, намерений и знаний других особей. Особенно убедительным представляется следующий эксперимент.

    Способность человекообразных обезьян “поставить себя на место другого” сравнивали с возможностями приматов других видов, в частности макаков-резусов, не узнающих себя в зеркале. Обладают ли этим свойством макаки-резусы, показывает тест на “перемену ролей”. Опыт заключается в следующем. Экспериментальная установка напоминает детскую настольную игру в хоккей, где пара игроков передвигает фигурки и манипулирует мячом с помощью нескольких специальных стержней. Достичь результата (получить приманку) два животных могут, лишь вместе выполняя определенные действия, причем каждое — свои. Таким образом, каждая обезьяна выучивает свою роль в этом взаимодействии. Затем животных меняют местами, и теперь они должны выполнять те действия, которые раньше выполнял партнер, т.е. происходит “смена ролей”. В экспериментах Д. Повинелли антропоиды справлялись с ней успешно и практически сразу начинали правильно выполнять новые функции. Это означает, что на предыдущих стадиях обучения они наблюдали за действиями партнера и, оказавшись на его месте, быстро воспользовались приобретенным опытом. В отличие от антропоидов, макаки-резусы в новой ситуации должны были “выучивать роль” сызнова — использовать опыт партнера они не могли.

    Результаты  этих опытов свидетельствуют о коренных различиях человекообразных и низших узконосых обезьян по способности  к самоузнаванию, оценке знаний других особей и умению “поставить себя на место сородича”.

    Согласно  гипотезе Повинелли, появлению самоузнавания  способствует усиление произвольного контроля локомоции у человекообразных обезьян, которое, в свою очередь, обусловлено большой массой их тела. Когда эти животные перемещаются по тропическому лесу, им необходимо более часто и более тщательно, чем мелким обезьянам, оценивать предстоящий маршрут. Они должны уметь определять, может или нет выдержать их вес та или иная опора. Очевидно, что у мартышковых обезьян таких проблем не возникает. Возможно, что именно необходимость соотносить свои размеры тела (длину и вес) с возможностью перемещения по недостаточно прочным опорам и была тем фактором, который повлиял на формирование у антропоидов способности “посмотреть на себя со стороны”, т.е. представлений о “схеме своего тела” и, в конечном случае, способности самоузнавания.

    В свою очередь у макак локомоция  определяется достаточно ригидными  и стереотипными движениями, которые  близки по своим физиологическим механизмам к видоспецифическим фиксированным комплексам действий. У шимпанзе движения значительно сложнее и пластичнее, управление ими базируется на “произвольном” контроле. Появление у человекообразных обезьян произвольного контроля сложных движений и представлений о “схеме тела”, высокое развитие сенсомоторной функции обеспечили прогрессивное развитие их психики — способностей к самоузнаванию и к пониманию наличия знаний и намерений у других особей.

    Гипотеза  Повинелли, несомненно, интересна, но нуждается  в более убедительном подтверждении. По нашему мнению, произвольный контроль локомоции нельзя рассматривать в изоляции от других показателей усовершенствования всех двигательных, сенсорных и когнитивных способностей антропоидов, обусловленных прогрессивным усложнением строения и функций их мозга.

    Закономерно возникает вопрос: существуют ли подобные способности у других млекопитающих, могут ли они подобно антропоидам, учитывать не только внешние проявления поведения других особей, но и их скрытые намерения? Данных, которые  позволяли бы точно ответить на этот вопрос, до сих пор практически нет. Не исключено, что какие-то формы такой способности (пусть и совсем элементарные) могут существовать и у более примитивных животных, чем антропоиды. Во всяком случае, такую возможность

12 

допускал Л. В. Крушинский (1968). На основе своих наблюдений за медведями в новгородских лесах он пришел к выводу, что при встрече с человеком эти звери строят стратегию отступления, как бы учитывая возможные ответные шаги человека.

    Когда медведь встретился с Леонидом Викторовичем почти на гребне лесного бугра, он убежал не назад за этот бугор (откуда он не смог бы видеть действий человека), а стал отступать таким образом, чтобы иметь возможность видеть маневры “противника”, т.е. держать его в поле зрения максимально долгое время. Медведь прибегнул к этой тактике несмотря на то, что траектория, по которой он уходил от человека, не была кратчайшей. Анализируя этот случай, Л. В. Крушинский писал: “Действуя таким образом, медведь, по-видимому, должен был наделить меня такими понятиями, которые имеются у него и которыми он оперирует в повседневной жизни” (курсив наш. — Авт).

    Это и другие наблюдения привели Крушинского  к мысли, что столь высокоорганизованные хищные млекопитающие, как медведи, способны реагировать не только на непосредственные действия других животных и человека, но и оценивать их намерения, предполагая с их стороны возможные “контрдействия”, которые в подобных ситуациях совершают сами медведи.

    Разумеется, такие наблюдения отрывочны и  могут показаться не очень убедительными. В то же время следует отметить, что Л. В. Кру-шинский обратил внимание на такие явления, описал их и, что самое главное, дал им вышеупомянутую трактовку еще в конце 60-х годов, до начала ставших впоследствии знаменитыми опытов с “говорящими обезьянами”, до появления работы Примэка по “theory of mind”, в период, когда только начинались исследования Дж. Гудолл.

    Способность узнавать свое отражение в зеркале, а также оценивать мысленные  состояния и намерения других особей и “ставить” себя на их место формируется на “дочеловеческом” этапе эволюции. Эти способности обнаружены только у человекообразных обезьян, тогда как другие приматы ни одной из них не обладают. Узнавать себя шимпанзе начинают в том же возрасте (около 4 лет), когда у них созревают другие высшие когнитивные функции — целенаправленное применение орудий, формирование довербальных понятий и др. Вопрос о возможности самоузнавания высшими позвоночными других таксонов требует специального изучения. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

13