Язык – речь – слово в духовной литературе

Последовательное прочтение "Книги притчей" показывает, как  обращение к философии ("мудрости") постоянно соединено с действиями в языке. Одно как бы не существует без другого. Многообразие ситуаций, образно описанных в притчах, ведет к тому, что множество  сентенций будут повторяться, однако богатство образов требуется  для того, чтобы обратить читателя к целостной и непеременяемой системе взглядов.

Почитаем "притчи Соломоновы" глазами педагога, комментирующего  текст на уроке современной риторики (словесности, русского языка или  литературы - этот материал достаточно широк в своем педагогическом применении):

"Блажен человек, который  снискал мудрость, и человек, который  приобрел разум, - потому что приобретение  ее лучше серебра, и прибыли  от нее больше, нежели от золота" (3, 13-14). Обращение к мудрости, внимание  к внутренней стороне человека, чистоте его сердца имеет прямое  отношение к языку, является  основой дальнейших рассуждений.  Мудрость - основа красноречия. Практическая  польза духовных наставлений  - не сиюминутна, как от "золота", но вечна.

"Больше всего хранимого  храни сердце твое, потому что  от него источники жизни. Отвергни  от себя лживость уст и лукавство  языка удали от себя" (4, 23-24). Чистота сердца дает человеку  жизнь, долголетие, опору в существовании. "Лживость" и "лукавство"  дают жизнь лишь "на мгновение". Антиномия истины и лжи, идущих  от "языка", будет постоянно  обсуждаться в разных сентенциях.

"Сын мой! внимай мудрости  моей и приклони ухо твое  к разуму моему, чтобы соблюсти  рассудительность, и чтобы уста  твои сохранили знание" (5, 1). Кроме  многократного возврата к мудрости  здесь и обучение искусству  слушать (речевое качество), и  результат такого "внимания": ты  приобретешь "рассудительность", а "уста твои" - знание. Рассудительность  как искусство говорить и "знающие"  уста основываются на мудрости.  

Систематизация правил, касающихся  этики речи в "Книге притчей Соломоновых", возможна через выделение опорных слов-понятий, которые выражают основную идею изречения. При этом выясняется, что многие сентенции синонимичны, взаимопроникают друг в друга. Поэтому с педагогической точки зрения здесь требуется корректный комментарий, пытающийся обобщить этот сгущенный мудростью текст. Ср.:

Многословие - сдержанность: При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои разумен (10, 19).

Уместность, действие речи: Радость  человеку в ответе уст его, и как  хорошо слово вовремя! (4, 23)

Пустословие - врачевание мудрым языком: Иной пустослов уязвляет как  мечом, а язык мудрых врачует (12, 18)

Действие гнева как  риторической эмоции: У глупого тотчас же выскажется гнев его, а благоразумный  скрывает оскорбление (12, 16).

Ложь противопоставлена  истине: Мерзость пред Господом - уста лживые, а говорящие истину - благоразумны Ему (13, 22). Уста праведного пасут многих, а глупые умирают от недостатка разума (13, 32)

Действие кротости на гнев: Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость (15, 1) и мн. др.

Анализ "Книги притчей" с точки зрения встречающихся  слов-синонимов, обозначающих "слово", показал следующее частотное  расположение: уста (67), слово (27), язык (26), речь (6). Самым частотным оказалось  слово "уста" - они являются как  бы  рупорами,  непосредственными действователями языка, - и эту метонимию будут продолжать многие православные писатели.

Педагог, работающий с учениками, может просить выписать и прокомментировать  притчи, где употребляются данные слова. Например, перечень притчей со словом "уста" обретет следующий  ряд сентенций:

1. Ибо Господь дает мудрость; из уст Его - знание и разум; (2:6)

2. Долгоденствие - в правой руке ее, а в левой у нее - богатство и слава; [из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит;] (3:16)

3. Приобретай мудрость, приобретай разум: не забывай этого и не  уклоняйся от слов уст моих. (4:5)

4. Отвергни от себя лживость уст, и лукавство языка удали от себя. (4:24)

5. Человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами, (6:12)

6. Все слова уст моих справедливы; нет в них коварства и лукавства; (8:8)

7. Страх Господень - ненавидеть зло; гордость и высокомерие и злой  путь и коварные уста я ненавижу. (8:13)

Характерны эпитеты, которые  сопровождают антонимические оценки языка: среди положительных эпитетов к  словам слово, язык, речь, уста  находим: мудрый, разумный, умный, непорочный, праведный, правдивый, вдохновенный, добрый, верный, сказанный прилично, кроткий, мягкий, сладкий, приятный, важный, и т.д.; Среди отрицательных эпитетов выявляются: глупый, нечестивый, лживый, лукавый, льстивый, коварный, беззаконный, законопреступный, злой, оскорбительный, зловредный, тайный, пагубный, , пламенный , и т.д.

Перечень этих эпитетов неформален. Из них выводятся следующие рекомендации: практическая речь должна быть прежде всего мудрой, а не глупой; правдивой, а не лживой; полезной, а не зловредной; кроткой, а не гордой и необузданной. Эти рекомендации даются не как догма, а как размышление и творческое направление.

Трудность анализа данного  материала (в этом же его красота) состоит в том, что читатель постепенно напитывается образными синонимическими  оценками мудрости и истины, выраженными  устами и языком.

Новый образ человека и  его словесного поведения (по сравнению  с дохристианской культурой)) выстраивается  в Святом Евангелии. Чтобы понять эволюцию в учениях о речи, совершенную  с приходом христианства, возможно сопоставить два текста: рассуждение  о счастье и благе у Аристотеля в "Риторике" и Заповеди блаженства. Аристотель называет счастье "целью" всякого человека, и поэтому все  разговоры, речи, "уговаривания или  отговаривания касаются счастья". Выразительна его формула счастья: "Определим счастье как благосостояние, соединенное с добродетелью, или  как довольство своей жизнью, или  как приятнейший образ жизни…".[8]

Аристотелем описаны (именно в риторике как учении об убедительной речи) виды благ, дано определение понятий  и видов добродетелей. Любопытен  их перечень, соотносимый с категорией прекрасного в человеке: справедливость, мужество, благоразумие, щедрость, великодушие, бескорыстие, кротость, рассудительность, мудрость [9].

Христианское учение о  блаженстве, вовсе не отвергая принципы практической морали, лежащие в основе речевого учения Аристотеля, тем не менее, кардинально меняет представление  о человеке, смещает всю систему  ценностей, предлагает иной характер поведения, в том числе, речевого.

В основание речемыслительного  поведения и общения между  людьми кладутся две формулы: (отношение  к Богу) "Возлюби Господа Бога твоего сем сердцем твоим, и  всею душею твоею, и всем разумением твоим"; (отношение к человеку в общении с ним) "Возлюби ближнего твоего как самого себя". Таким образом, религиозная этика закладывает любовь как основную речевую эмоцию в основание межличностного общения.

Поскольку в основании  культуры лежит запрет, формулируется  запрещение на определенные поступки: "не убий", "не прелюбы сотвори", "не укради". Иные запреты связаны  с речевыми действиями: "не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна", другие налагают запрет если не на речь, то на ее психологическое основание  – помысл или замысел: "не пожелай  жены искренняго своего, не пожелай  дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, и вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего".

Как принципиальное обновление человеческих взаимоотношений должно быть оценено "открытие Христианством  личности  в человеке", когда было провозглашено: "Каждый человек бесконечно ценен и важен, уникален и неповторим, послан Богом на дело, которого за него никто другой не может исполнить и не исполнит". Христианство увидело в каждом человеке "уникальную индивидуальность, неистребимый никакими испытаниями и унижениями образ Божий…"[10]  Главнейшей задачей образования становится с тех пор "формирование человека, цельной и целомудренной, нравственной личности".[11]

В настоящее время, пожалуй, можно лишь обозреть проблему в целом. Оценка "языка", "речи", "слов", "уст" содержится в Священном  Писании, проповедях отцов церкви, в  разных жанрах духовной литературы. Причем, оценки "языку" даются как бы внезапно, в  контексте общего взгляда на мир. С одной стороны, россыпь этих материалов могла бы составить целый том отдельных сентенций и высказываний, с другой стороны, поражает единство общего взгляда на "язык", который наверняка в будущем можно будет систематизировать более точно.

Сила и влиятельность  Священного писания как основного  нравственно формирующего, культурно  значимого текста европейской цивилизации  были настолько велики, что вся  последующая культура так или  иначе основывается на них. В результате двухтысячелетнего развития выстроено  цельное здание, в котором нижние "ранне-исторические этажи" (с  мыслями отцов церкви или средневековых  подвижников, например, аввы Дорофея  или Исаака Сирина) гармонично соседствуют  с "верхне-историческими", где  православные подвижники  последних двух столетий (святитель Филарет Московский, святой Иоанн Кронштадтский) продолжают наращивать многомысленные и словесноукрашенные этажи. В этом Доме Божием царствует удивительная стилистическая гармония, поскольку мысли св. Иоанна Кронштадтского будут ясно перекликаться (но не повторяться!) с мыслями Исаака Сирина или Иоанна Лествичника, а рассуждения Сергия Пражского или старца иеросхимонаха Сампсона (Сиверса), или отца Александра Ельчанинова – с мыслями и рассуждениями Василия Великого или Григория Богослова. Понятно происхождение этого чудодейственного мысле-словесного согласия – оно проистекает из общего источника: совершенного Слова Божия, воплощенного в текстах Священного Писания.

Взглянем же на ветви этого  густого древа духовного красноречия, превосходного сада духовной словесности, благоуханием которого дышит и живет  наш современный язык. Это –  не преувеличение: современный русский  язык в его совокупности – это  не только новые речевые технологии, телевизор, компьютер, массовая пресса; это – и его церковно-славянская основа, глубокомыслие и сердечная  сосредоточенность молитвы, богослужения, проповеди, всякий содержательно и  стилистически значительный текст, обращенного к Духу и душе человека.

В настоящей статье возможен лишь конспективный просмотр страниц  великих книг, в которых современный  исследователь или педагог может  обрести материалы для изучения проблем языка и слова. Это  – лишь первая попытка привести в систему огромный материал. Вот  что пишет Василий Великий  в "Беседе о смиренномудрии":

"Да не будет у  тебя софистических прикрас в  слове … речей горделивых и  решительных, но во всем отсекай  величавость".[12]  Какой совет выносится здесь? Удалить из речи лишние красоты, отсечь гордость, решительность и излишнюю величавость, умаляющие достоинство других и мешающие общению. И далее:

"Будь добр с другом, кроток со слугою, непамятозлобив  на дерзких, человеколюбив к  смиренным, утешай злосчастных,  совершенно никого не презирай…" [13]  Вновь в основание кладутся душевные качества ("добродетели"), которые не только готовят человека к общению, но и задают характер самого общения.

И лишь затем следуют речевые  советы: "приветствуй с приятностью, отвечай со светлым лицом, ко всем будь благосклонен, доступен, не пускайся в похвалы самому себе, не вынуждай и других говорить о тебе, прикрывай, сколько можно, свои преимущества, а  в грехах сам себя обвиняй и  не жди обличения от других. Не будь тяжел в выговорах, обличай не скоро и не со страстным движением, ибо это признак высокомерия; не осуждай за маловажное, как будто  сам ты строгий праведник…" [14]

По этим советам, сделанным  более полутора тысячелетий назад, можно узнать недостатки и нашего общения: приветствуем ли мы сегодня  друг друга с "приятностью" (удивительное слово, означающее "приятие" другого  человека)? "светлы" или сумрачны наши лица, когда мы отвечаем на обращенное к нам слово?  Ко всем ли мы благосклонны или только к близким и друзьям, к тем, кто нам нравится?.. Какой тренировки сердца и выдержки требует  такая благосклонность! Разве не распускаем мы себя и свой язык, позволяя то тут, то там сказать резкое, недозволенное слово? Зато, когда человек становится таким благосклонным, он обретает уверенность и спокойствие в жизни.

Многочисленные советы относительно языка и уст находим в учениях  Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, Аввы Дорофея. Изложению этого материала  необходимо посвятить отдельные  исследования. Эти советы могут быть систематизированы тематически. Например, все авторы будут писать о многоглаголании: 
"В какой мере язык воздерживается от многоглаголания, в такой озаряется ум к различению помышлений, а многоглаголанием приводится в замешательство и самый рассудительный ум" (Авва Дорофей); [15]

"Корень зла в многоглаголании,  которое происходит от того, что  человек не обдумывает своих  мыслей и не управляет своим  языком, - и таким образом делается  неосторожным в слове, а вследствие  этого удобопреклонным к злословию,  лжи, насмешкам, которыя уже  сами по себе весьма тяжкие  грехи…" (Иоанн Лествичник).[16]

Даются речевые советы к пользованию языком: