Семья и семейные традиции на Кавказе

     С этим тесно связана бoльшая плотность  семейно-родовых связей по сравнению  с внесемейными социальными коммуникациями, существование в абхазской традиционной культуре навыков «антистрессового поведения» и др.[7]

     Значимость  социальной роли старых людей обеспечивает им психологический комфорт, сохраняет  за ними часть реальной власти, обусловливает  лучшие бытовые условия, питание  и уход. Сочетание всех этих факторов может само по себе воздействовать на увеличение продолжительности жизни.

     По  мнению исследователей, непосредственная вовлеченность стариков, в том числе долгожителей, в систему неформальной коммуникации села, развитость их социальных связей и личностно-эмоциональный характер последних отличают образ жизни абхазских долгожителей от образа жизни пожилых людей в современном городе, для жителей которого более характерны деперсонализо ванные связи и ролевой тип отношений[7]. Выход на пенсию для горожан часто связан с ухудшением здоровья, уменьшением авторитета в семье, зависимостью от родственников и вынужденной бездеятельностью. Активное участие абхазских долгожителей в делах своей семьи, их включенность в социальную сеть и после прекращения трудовой деятельности в общественном производстве является важным психологическим фактором герогигиены.

     В абхазской культуре существует множество  выработанных веками форм поведения, способствующих преодолению воздействия стрессогенных  факторов. Большое значение имеет  участие в ритуалах жизненного пути и вообще в значимых для человека событиях значительного числа людей — родных, соседей, знакомых[9]. Подобные формы поведения существуют и у других народов Кавказа. Но в Абхазии обращают на себя внимание масштабы моральной и материальной поддержки, взаимовыручки родных и соседей в ситуациях жизненно важных изменений — свадеб или похорон.

     Народные  обычаи включают «психотерапевтические» способы, установленные путем долговременного  опыта, снятия или ослабления сверхсильных отрицательных эмоций. Традиция предписывает определенную дифференциацию форм поведения ближайших родственников покойного и других знавших его людей. Их сдержанное публичное поведение позволяет им как бы переложить часть эмоциональной тяжести на окружающих и сочувствующих им людей.

     Сравнительные психосоциальные исследования пожилых  и долгожителей, проведенные в  конце 70-х— начале 80-годов XX века в Костромской  области и на Кавказе, показывают, что кавказские старики — это  люди, живущие в семье. Наиболее распространенным вариантом является проживание с детьми и супругом или супругой. Менее распространен вариант проживания респондента только с супругом. Обращает на себя внимание практическое отсутствие одиноких стариков. Респонденты, проживавшие в подвергшихся исследованию сельских районах Абхазии и Азербайджана, на протяжении всей жизни обычно не меняли ни места жительства, ни характера трудовой деятельности. Для них не была актуальна перспектива возможной или вынужденной перемены места жительства. Меняли место жительства только женщины, в связи с замужеством и обычно в пределах одного района. Не претерпевал изменений к старости и привычный пищевой рацион. Пенсия по старости представляла собой лишь дополнительную статью общесемейного дохода, и «выход на пенсию» не приводил к существенному изменению образа жизни и привычного объема работы.

     Пожилые жители Костромской области существенно  отличались от кавказцев по всем этим характеристикам. Наиболее массовой оказалась  группа одиноких. К ним примыкала группа «одиноких, но имеющих родственников, проживающих отдельно», что практически тоже означало одинокий образ жизни. Непосредственная связь с родственниками у них носила нерегулярный характер и часто ограничивалась получением от них материальной помощи. Очень небольшая часть респондентов попадала в группу живущих в семье родственников (8,3% против 95% в Азербайджане и 41% в Абхазии). Актуальной для всех респондентов Костромской области была перспектива возможной перемены места жительства, что было связано с угрозой попадания в дом для престарелых (что не характерно для Кавказа) либо переезда к родственникам в город или другой район. Всех опрошенных тревожил вопрос об их дальнейшей судьбе в связи с одиночеством, болезнями и физической слабостью. Подобные переживания не возникали у респондентов кавказской группы. Пенсия для стариков-костромичей являлась одной из основных статей дохода, а круг общения ограничивался ближайшими соседями-сверстниками, от которых, как правило, только и можно было ожидать физической и моральной поддержки.

     Основной  вывод, сделанный в результате данного  исследования, заключался в том, что  у жителей Кавказа почти полностью  отсутствуют чувства неуверенности  и тревоги, связанные с ожиданием  нежелательных перемен в социальном статусе старика по мере увеличения его возраста. Старение и связанные с ним возможные отрицательные изменения физического характера не приводят к депрессивным состояниям психики пожилых, что, по-видимому, имеет прямую связь с феноменом долгожительства[10].

     При всех исторических переменах и общественных потрясениях, изменениях уклада жизни, что принес с собой XX век, почтительное отношение к старшим на Кавказе  неизменно сохранялось. Ситуация отчасти стала меняться в конце 80-х—90-х годах XX века. Разрушение прежних сложившихся экономических связей, углубляющаяся социальная дифференциация, массовое переселение горцев на равнину, массовая безработица, криминализация общества — все это привело к размыванию в определенной мере традиционной системы ценностей, сужению сферы их применения. Для значительной части сформировавшихся в 90-е годы «новых» дагестанцев, азербайджанцев, чеченцев и т. д. прежние нормы стали, если можно так выразиться, предметом внутреннего употребления, используемым только в своем узком родственном и дружеском кругу. Одним из симптомов набиравших силу в Чечне в начале 90-х годов негативных тенденций, по свидетельствам очевидцев, стало то, что молодые чеченцы перестали уступать места в общественном транспорте старикам-нечеченцам. Согласно традиционным нормам этикета чеченцев, равно как и других народов Кавказа, уважение человеку старше себя, тем более старику, оказывается независимо от его национальной принадлежности. Тот, кто не уважает чужих стариков, не будет уважать и своих.

     И при всех сложностях и драматических  перипетиях чеченской истории это  отношение к старшим, в том  числе нечеченцам, сохранялось. Приход же к власти Дудаева и проводившаяся  его окружением политика выдвинули на поверхность маргинальный слой, который существует в любом обществе и который присутствовал и в чеченском. Парадоксальным образом любая деятельность, направленная на пропаганду национальной исключительности, приправленная еще и религиозной демагогией, приводит как раз к отбрасыванию того, что составляет своего рода стабилизационный фонд этноса, обеспечивающий его устойчивость и выживаемость — проверенные веками традиции, нормы межчеловеческого общения, сосуществования, передачи опыта. В то же время в кризисные периоды действует и другая, противоположная тенденция, направленная на сохранение и возрождение традиционной культуры, наиболее значимых элементов системы ценностей, этикетных норм. Соотношение и взаимодействие этих двух тенденций является одним из основных моментов, определяющих судьбу этноса в кризисные этапы его истории.

     Носителями  традиционных норм ценностей являются, как правило, люди старшего поколения. И в локальных конфликтных  ситуациях, как прежде, так и сейчас, именно их привлекают для недопущения разрастания конфликта и умиротворения враждующих сторон. И даже во время войны в Чечне известно немало примеров, когда представители старшего поколения чеченцев пытались своими действиями хотя бы частично нейтрализовать, снизить накал ожесточения. Казалось бы, люди, пережившие депортацию, лишения, потерю близких, должны выступать в качестве наиболее непримиримых и активных противников российской власти. На деле же чаще всего происходило наоборот. Жизненный опыт, мудрость, видимо, приводят к тому, что человек, если он не в силах воспрепятствовать массовому кровопролитию, старается не добавлять зла к уже творящемуся.

     Случай, описанный ниже, произошел в разгар первой чеченской войны. Несколько  инвалидов-афганцев из Дагестана решили предпринять миротворческую акцию — автопробег из Махачкалы через Чечню, Ингушетию на пылающие Балканы, завершив свой путь в Сараево. Проезжая по Чечне, они заблудились. Мост, по которому им надо было переправляться через реку, оказался разрушен. Жители близлежащего селения указали им дорогу к переправе ниже по течению, но эта дорога завела их сначала в лес, а потом и вовсе исчезла. К тому же там откуда-то появились вооруженные люди, явно не принадлежавшие к федеральным войскам, и направились к ним с намерениями явно недружелюбными. Развернувшись, миротворцы рванули в обратную сторону. Автоматная очередь, посланная им вдогонку, цели не достигла. Но не желавшие упускать добычу боевики бросились за ними в погоню на двух джипах. Спускались сумерки, в довершение ко всему у миротворцев заканчивался бензин. Спасаясь от преследователей, они въехали на своей машине в первое попавшееся село и остановились там у одного из домов, у которого уже стояло несколько машин. «Афганцы» надеялись, что хотя бы у одного из хозяев автомобилей можно будет купить бензин. Навстречу им вышел хозяин дома — крепкий старик и двое его взрослых сыновей. Узнав, в чем дело, хозяин заявил, что не отпустит невольных гостей в дорогу ночью, и предложил им остаться у него до утра, пообещав им потом показать правильную дорогу и проводить. Все это время два массивных черных джипа, заехавшие вслед за машинами миротворцев в селение, стояли в нескольких десятках метров, а сидевшие в них люди явно ожидали, чем закончатся переговоры с хозяином дома. Последний провел гостей в дом и загнал к себе во двор их машину. Наутро он залил им целый бак горючего и дал еще с собой полную канистру бензина. Затем, посадив двух своих сыновей с оружием в машину к инвалидам-афганцам, старик сам сел за руль собственного автомобиля и поехал впереди. После того как их машина выехала на трассу, через некоторое время в отдалении вновь замаячили два вчерашних джипа. Старик проводил миротворцев до следующего по их плану населенного пункта, где их уже ждали местные «афганцы», осведомленные об их акции. Прощаясь и благодаря своего спасителя, один из миротворцев откровенно сказал, что не ожидал такой помощи от кого-либо из местных жителей в условиях идущей в Чечне войны и разгула бандитизма. В ответ на это старик, гордо вскинув голову, сказал: «Я чеченец! А они, — кивнув в сторону преследовавших их всю дорогу джипов, которые развернулись и тронулись в обратном направлении (сидевшие в них бандиты, видимо, убедились в бесперспективности дальнейшего преследования), — шакалы!» После чего старик сел вместе со своими сыновьями в машину и уехал.

     Было  бы неверно считать, что соблюдение традиционных норм, в том числе  уважения к старшим, свойственно  исключительно старшим поколениям. При всех драматических коллизиях  новейшей истории и связанных  с этим трансформациях традиционной культуры, размывании многих ее сторон почитание старших по-прежнему остается одной из характерных черт ментальности кавказских народов. Это особенно ощутимо проявляется в поведении людей, выросших на Кавказе и впитавших в себя, независимо от национальности, традицию почтительного отношения к старшим, в иной этнокультурной среде, особенно в мегаполисах. На своем сравнительно недавнем опыте (я приехал в Москву в 2000 году, поступив учиться в докторантуру) помню, что больше всего поразили не гигантские расстояния, не сверкающие огнями развлекательные комплексы и огромные башни из стекла и бетона — все это либо уже было знакомо раньше, либо укладывалось в представление о современном городе, деловом и культурном центре. Поразили две вещи — то, что почти все женщины (по крайней мере, так показалось вначале) здесь курят, и отношение людей друг к другу, в первую очередь к старикам. Какие бы проблемы ни осложняли сейчас жизнь людям на Северном Кавказе, в частности в родном мне Дагестане, там нигде нет такого холодного безразличия и равнодушия, часто переходящего в неприкрытое хамство по отношению к находящимся рядом людям — в метро, в автобусе, в лифте, на улице и т. д. Очень редко можно видеть, как вошедшему в вагон метро пожилому человеку уступают место. Гораздо привычнее картина, когда молодой человек или девушка совершенно спокойно сидят, глядя на окружающих как на пустое место. Ни один кавказец, получивший нормальное воспитание в семье и усвоивший хотя бы основные из традиционные норм, просто физически не может сидеть в присутствии даже незнакомого человека намного старше его.

     * * *

     На  обывательском уровне все, что связано  с Кавказом, часто имеет негативный оттенок, а традиции, обычаи кавказских народов воспринимаются как непонятные, воинственные, жестокие, не соответствующие цивилизованным формам взаимоотношений между людьми. Действительно, полная войн с различными завоевателями история и суровые условия жизни в горах способствовали тому, что в системе традиционного воспитания мальчиков большое внимание уделялось развитию воинских качеств. Но это был лишь один из элементов традиционной культуры, основное содержание которой у любого из кавказских этносов было направлено на регулирование взаимоотношений между людьми как внутри этноса на уровне различных социальных единиц — семьи, родовой организации, сельской общины, так и за его пределами, обеспечивая коммуникацию с иноэтнической и инокультурной средой и определяя ее формы, а также на трансляцию опыта между поколениями. Все это обусловливало устойчивость и непрерывность этнической традиции, и почитание старших, особое положение представителей старшего поколения в семье и обществе играло в этом важную роль.