Дом в древнем Риме

Большим бедствием Рима были пожары. "Следует жить там, где нет никаких  пожаров и ночных страхов. Уже  Укалегон переносит свой жалкий скарб, уже дымится третий этаж, а ты ничего и не подозреваешь. В нижних этажах тревога, но последним загорится тот, который защищен от дождя только черепичной кровлей, где несутся нежные голубки" (Iuv. III. 197-202). "Пожары – [с.73] наказание за роскошь", – нравоучительно замечает Плиний, заканчивая рассказ о "глыбах мрамора, произведениях художников и царских издержках", которых требуют дворцы его современников (XXXVI. 110). Огонь не щадил ни этих великолепных построек, ни бедных инсул: пожаром 64 г. были уничтожены и те и другие (Suet. Nero, 38. 2). Пищу огню давало дерево, широко применяемое в строительстве: двери, окна, балконы, потолки, наконец, мебель. О перегородках, сплетенных из ветвей, Витрувий пишет: "Лучше бы их и не придумывали! они сберегают место и время..., но при пожаре это готовые факелы" (II. 2. 20). И тут мы подходим к двум существенным недостаткам всех италийских инсул: к отсутствию воды и отсутствию отопления.

Римляне знали отопление горячим  воздухом, но устраивали его только в банях, в отдельных комнатах своих усадеб и, во всяком случае, проводили  его не выше первого этажа¹⁰. Жильцы остальных этажей обогревали свои комнаты отопительными приборами, несколько напоминающими огромные самовары (тем более, что в них кипятилась и вода), или простыми жаровнями вроде кавказских мангалов, бронзовыми или медными, часто очень красивыми, но император Юлиан, однако, чуть не умер в Лютеции, угорев от такой жаровни. Освещались комнаты светильниками и свечами. Достаточно было неосторожного движения, толчка, резкого жеста – и дерево занималось от просыпавшихся углей, от разлившегося и вспыхнувшего масла, горевшего в светильнике. И потушить его было нечем: воды в доме не было.

Мы привыкли считать древний  Рим городом, где вода имелась  в избытке. Это верно: в конце I в. н.э. в Риме было 11 водопроводов и  около 600 фонтанов. Только три из 14 римских  районов пользуются водой из трех водопроводов; в распоряжении остальных  имеется по пять и по шесть. Вода течет ночью и днем, но ad usum populi, а не для частного пользования. Чтобы провести воду к себе в дом, требовалось специальное разрешение императора, которое давалось определенному лицу¹¹ и пожизненно: на наследников это разрешение не распространялось. Домовладелец, получивший такое разрешение, проводил воду к себе во двор, а если он жил в первом этаже, то и в свою квартиру. Жильцы остальных этажей должны были или покупать воду у водоносов, или ходить за ней во двор, к ближайшему фонтану или колодцу. Марциал, [с.74] живший в третьем этаже, сбегал за водой вниз; в Доме Дианы в Остии жильцы брали воду из большой цистерны, находившейся во дворе; квартирантов из Домов в Саду снабжали водой фонтаны, бившие в этих садах. Законодательным актом предписывалось каждому жильцу иметь в своем помещении воду: много ли, однако, можно было ее запасти?¹² При скученности домов, при чрезвычайной узости улиц и при отсутствии эффективных противопожарных средств огонь распространялся с чрезвычайной быстротой. Авл Геллий (XV. 1) рассказывает, как однажды на его глазах пожар, охвативший многоэтажную инсулу, тут же перебросился на соседние дома¹³. С отсутствием воды было связано и отсутствие уборных в римских инсулах (в Остийских были): обитатели их должны были пользоваться общественными уборными или выносить весь мусор на соседнюю навозную кучу, а то просто выбрасывать его из окошка на улицу. Ювенал вспоминал о несчастных случаях, которые подстерегают прохожего, идущего мимо "окон, где бодрствуют: сверху летит битая посуда; хорошо, если только выплеснут объемистую лоханку" (III. 269-277). В Дигестах (IX. 3. 5. 2) разбирается вопрос о том, кто ответствен за ущерб, причиненный выброшенным предметом человеку, проходившему по улице.

Были в италийской инсуле и другие недостатки. Солнце заливало просторные комнаты барских квартир; большой метраж, обилие света и воздуха делало их очень привлекательными в хорошую погоду. В ненастье, когда начинались осенние ливни или зимние холода, в этих прекрасно отделанных помещениях становилось весьма неуютно; от дождя и мороза защиты нет, потому что нет стекол в окнах, – стекло дорого, и пользуются им редко, преимущественно в банных помещениях. В рамы вставляют или слюду, которая пропускает свет плохо, а гораздо чаще снабжают окна просто деревянными ставнями с прорезями. Богатому патрону и его нищему клиенту одинаково предоставлялось на выбор или ежиться около чадящей угарной жаровни и смотреть, как потоки дождевой воды хлещут в его комнату, или плотно задвинуть окна ставнями и сидеть при дрожащем огоньке коптящего светильника.

Эти общие всем инсулам недостатки бедный обитатель плохого дома должен был чувствовать особенно остро. Марциал [с.75] жаловался, что в его комнате не согласится жить сам Борей, потому что в ней нельзя плотно закрыть окошко (VIII. 14. 5-6). Дрова в Риме стоили недешево, а приготовленные так, чтобы не давать дыма¹⁴, доступны были только состоятельному человеку. Ремесленник жил обычно со своей семьей на антресолях в той же мастерской, где работал; помещение это было, конечно, и низким, и темноватым. Не лучше были и квартиры "под черепицей", в самом верхнем этаже: Марциал вспоминает о таких, где нельзя было выпрямиться во весь рост (II. 53. 8) и где стоял полумрак (III. 30. 3); по словам Ювенала, бедняк снимает для жилья "потемки" (III. 225). А платить за эти "потемки" приходилось дорого, и найти их было не так легко. Птолемей Филометор, изгнанный из Египта родным братом, бежал в Рим искать заступничества. Кошелек у него был, правда, тощий, и найти помещение по средствам он не смог; царю Египта пришлось приютиться у знакомого художника-пейзажиста в мансарде (Diod. XXXI). Ювенал уверяет, что в Соре, Фабратерии или Фрузиноне можно купить домик с садиком за те самые деньги, которые в Риме приходится платить за темную конуру (III. 223-227)¹⁵. Жилья не хватало: "...посмотри на это множество людей, которое едва вмещается в бесчисленных домах города!" (Sen. ad. Helv. 6).

Дороговизна римских квартир объясняется, конечно, большим спросом, но значительную роль играла здесь и спекуляция. И тут перед нами встает фигура домохозяина. Это человек богатый  и любящий богатство, но не просто стяжатель и сребролюбец: это  делец и предприниматель с  широким размахом. Трезвая расчетливость  делового человека, который умно учитывает  требования сегодняшнего дня и умело  их использует, сочетается в нем  с любовью к риску, к опасности, с азартностью игрока, ставящего  на карту все в надежде на выигрыш. Он очень озабочен тем, чтобы поскорее вернуть деньги, вложенные в постройку, и вернуть их, конечно, с прибылью; ему нужно, чтобы его инсула вырастала как можно скорее, и его больше беспокоят цены на материал, чем его качества. Домохозяину в Риме грозили опасности весьма реальные: случались землетрясения, Тибр разливался и заливал низины, пожары были явлением обыденным. Ожидать, пока съемщики въедут, пока они внесут квартирную плату (она уплачивалась по полугодиям), – это было слишком долго. Хозяин сдает новый [с.76] дом целиком одному человеку, который уже от себя будет сдавать отдельные квартиры (это занятие имело официальное обозначение: cenaculariam exercere), а сам, разгоряченный полученной прибылью, увлекаемый перспективой приливающего богатства, кидается в новые строительные спекуляции. Он одержим бесом лихой предприимчивости: сносит построенный дом, распродает строительные материалы с несомненной для себя выгодой¹⁶; поймав слухи о вчерашнем пожаре, отправляется к хозяину-погорельцу и, если тот пал духом и зарекается строить в Риме, по сходной цене покупает у него участок (по словам Плутарха, Красс таким образом прибрал к рукам около половины земельной площади в Риме). Он строит, перепродает, покупает, предпринимает капитальный ремонт под предлогом, что дом грозит обвалом; делит его на две половины глухой стеной – мысль о жильцах и об их удобствах его не только не беспокоит, а просто не приходит ему в голову: для него это не люди, это источник дохода. Он и не видит их; к дому у него приставлен доверенный раб – insularius¹⁷, он следит и за жильцами, и за главным арендатором, блюдет хозяйские интересы и докладывает хозяину о всех неполадках и непорядках в доме. Это он уговаривает у Ювенала жильцов дома, который еле держится на тонких подпорках, не волноваться и спокойно спать.

Главный арендатор – это человек  иного склада и характера. Этот не пойдет на риск и боится его: он ищет наживы верной, идет теми дорожками, где  над ним не висит никаких серьезных  неприятностей. Дигесты приводят в  качестве примера, т.е. как нечто  обычное, арендатора, который снял дом  за 30 тыс. сестерций и, сдав все квартиры по отдельности, собрал со всех 40 тысяч. (Dig. XIX. 2. 30), иными словами, нажил на этом деле 33% – кусок жирный! Получен он был, конечно, не без хлопот и беспокойства: приходилось крепко следить, чтоб жилец не сбежал, не заплатив за квартиру, – нужен был глаз да глаз; приходилось терпеливо выслушивать жалобы этих самых жильцов, лившиеся потоками по самым разнообразным поводам; неприятности, конечно, были, но и доход был хороший и верный. Хуже бывало, если хозяин, которому не было угомона, решал ломать дом, чтобы выстроить более доходный. И тут, однако, арендатор не оставался в убытке: по закону хозяин обязан был вернуть ему [с.77] внесенную им аренду и добавить к ней деньги, которые арендатор рассчитывал получить за квартиры и которых лишился с выездом жильцов. По этому последнему пункту, вероятно, не все проходило гладко, но большого ущерба, надо думать, "оптовик" не терпел: cenaculariam exercere стало занятием, крепко вросшим в жизнь древнего Рима.

Элементом, который действительно  страдал от всей этой деловой и  часто совершенно бессовестной возни, были жильцы. Хозяину приходило в  голову занять дом для себя и для  собственных нужд – жильцы обязаны  выселиться; дом продан – новый  владелец имеет право выселить жильцов. Пусть они будут при этом как-то вознаграждены денежно, но это не избавит их от беготни по Риму в  поисках нового жилья, хлопотливых  и трудных дополнительных расходов, усталости.

Вещи жильца, въехавшего в квартиру, "ввезенное и внесенное", считаются  отданными хозяину в залог, обеспечивающий аккуратное внесение квартирной платы. В случае неуплаты хозяин имеет право  забрать те из них, которые стоят  в квартире постоянно, а не оказались  там случайно или временно. Но вот  квартирант добросовестно расплатился, срок его договора истек, он хочет  съезжать, а хозяин захватил его  имущество и его не выпускает. Основной арендатор никак не может  рассчитаться с хозяином – в ответе быть жильцам: владелец дома накладывает  руку на их собственность, правильно  рассчитывая, что главный съемщик  поторопится расплатиться с ним, хозяином, потому что, пока эта расплата не будет произведена, жильцы не внесут ему ни сестерция. Хозяин мог "блокировать" жильца: если в его квартиру вела отдельная лестница (в мастерских с антресолями это было неизменно), деревянные ступеньки ее вынимались, и жилец оказывался отрезанным от внешнего мира – это называлось percludere inquilinum. "Блокада" снималась, когда несчастный жилец всякими правдами и неправдами раздобывал деньги в уплату своего квартирного долга.

Мы видели, какой лишней тяготой  ложится на человека не очень обеспеченного  то обстоятельство, что он снимает  квартиру не прямо от домохозяина, а  через арендатора, снявшего дом целиком. Арендатор зарабатывает на своем  съемщике; съемщик решает потесниться  и, сдавая отдельные комнаты от себя, [с.78] зарабатывает на своих жильцах: получается какая-то цепь спекуляции, особенно тесно сжимавшей наиболее бедных и бессильных.

Человек, у которого мало денег, забирается повыше, живет в самом верхнем  этаже "под черепицей". Там жил  Орбилий, "щедрый на удары" учитель Горация; Ювенал поселил там своего нищего Кодра (III. 204). В эти бедные квартиры набивалось много людей: иногда квартиру снимали два-три семейства; иногда хозяин пускал жильцов. Можно представить себе, каким антисанитарным было такое жилье, в котором при отсутствии воды – потаскайте-ка ее на пятый этаж! – нельзя было производить частой и основательной уборки и в котором оседала копоть, чад и угар от жаровен и светильников.

Была еще категория людей, для  которых и квартира "под черепицей" оставалась недоступной. Одна римская надпись (CIL. VI. 29791) упоминает помещения под лестницами: о подвалах, криптах, говорится и в Дигестах (XIII. 17. 3. 7). Эти грязные, сырые, полутемные подземелья служили жильем для бездомного, нищего, бродячего населения столицы, которому доступен был только такой приют.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://ancientrome.ru/