Творчество Цветаевой

Творческий облик Цветаевой  необычайно многогранен: самобытный поэт и неожиданный прозаик, оригинальный драматург и тонкий мемуарист, исследователь литературы и глубокий, парадоксальный мыслитель. Истоки такой творческой многоплановости, несомненно, в ее яркой индивидуальности. «Большим поэтом может быть всякий - большой поэт, - писала Цветаева. - Для большого поэта достаточно большого поэтического дара. Для великого самого большого дара - мало, нужен равноценный дар личности: ума, души, воли и устремления этого целого к определенной цели, то есть устроение этой цели» (статья «Искусство при свете совести». 1932). Поэт от рождения, она была наделена пытливым умом, неустанно осваивавшим все новые высоты, страстным, «безмерным» сердцем, неутолимой потребностью любить, жадным, никогда не угасавшим интересом к жизни и к людям. Ей было дано глубинное понимание исторических судеб России и мира.

Цветаева, как  и ее лирическая героиня, никогда  не знала покоя. Она выходила навстречу всем ветрам, всем вьюгам и бурям настоящего и грядущего:

Другие - с очами и  с личиком светлым, 

А я-то ночами беседую  с ветром. 

Не с тем - италийским Зефиром младым, - 

С хорошим, с широким, Российским, сквозным!

(1920)

 

Вот как говорила сама Марина Ивановна о себе: «Современность поэта во стольких-то ударах сердца в секунду, дающих точную пульсацию века – вплоть до его болезней (NB! мы в стихах все задыхаемся!), во внесмысловом, почти физическом созвучии сердцу эпохи – и мое включающему, и в моем – моим – бьющемуся.

Я идейно и жизненно могу отстаивать, отстою, ушедшее – там  за краем земли оставшееся – отстаиваю, а стихи сами без моего ведома и воли выносят меня на передовые линии. Ни стихов, ни детей у Бога не заказывают, они – отцов!

Так, я в Москве 20 г., впервые услыхав, что я «новатор», не только не обрадовалась, но вознегодовала – до того сам звук слова был мне противен. И только десять лет спустя, после десяти лет эмиграции, рассмотрев, кто и что мои единомышленники в старом, а главное, кто и что мои обвинители в новом – я, наконец, решилась свою «новизну» осознать – и усыновить.

…

Стихи наши дети. Наши дети старше нас, потому что им дольше, дальше жить. Старше нас из будущего. Поэтому нам иногда и чужды».

 

«Равенство дара души и глагола – вот поэт», - говорила Марина Цветаева. Ее письма и дневники – при всей их интимности и обилии бытовых подробностей – не «подстрочники лиры», это – сама «лира». Иначе говоря, литературные, а не просто бытовые тексты, что не мешает им быть – одновременно – развернутым художественным автокомментарием к стихам.

Марина Цветаева –  поэт, отразивший в своих произведениях  самые различные пласты мировой культуры: стихию русского фольклора, традиции романтической поэзии – русской, немецкой, французской, традиции классицизма, античной поэзии, стилистику высокого слога и стихию просторечия. Традиционность стилистики, поэтической образности и символики естественным образом продолжается у М. Цветаевой в смелом, нередко рискованном эксперименте, никогда, однако, не бывшем для нее самоцелью.

Глубокое постижение культурных универсалий приводит к  их своеобразному преобразованию, переосмыслению, подчиненному философской концепции автора. Творчество М. Цветаевой, не принадлежавшей никакому литературному направлению, включает в себя признаки поэтического языка, характерные для символистов, акмеистов, имажинистов, футуристов, а также черты, присущие более поздним литературным направлениям и стилям.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Поэтика произведений Марины Цветаевой

 

Марину Цветаеву —  поэта — не спутаешь ни с кем другим. Ее стихи можно безошибочно узнать — по особому распеву, ритмам, интонации. С юношеских лет уже начала сказываться особая цветаевская хватка в обращении со стихотворным словом, стремление к афористической четкости и завершенности. При всей своей романтичности юная Цветаева не поддалась соблазнам того безжизненного, мнимого многозначительного декадентского жанра. Марина Цветаева хотела быть разнообразной, она искала в поэзии различные пути.

Марина Цветаева, в  творчестве которой отчетливо проявляется  способ познания мира через языковые связи, модели и отношения, чей философско-мировоззренческий  максимализм находит адекватное выражение в максимализме языковом, по существу, высказала ты же мысль, что и  А.А. Потебня: «Слово-творчество, как всякое, только хождение по следу слуха народного и природного. Хождение по слуху». И действительно, анализ поэтических произведений М.Цветаевой показывает, что она – не только интуитивно лингвист, но и интуитивно историк языка. Именно поэтому поэзия М. Цветаевой дает богатейший материал для изучения потенциальных свойств русского языка.

Философская (диалектическая) позиция Цветаевой, поэта «с этой безмерностью в мире мер», отразилась в определенных доминирующих чертах ее поэтики. Поэтику Цветаевой можно характеризовать как поэтику предельности (предел предстает решающим испытанием и условием перехода в иное состояние), как поэтику изменчивости и превращений (изменения приближают к пределу), поэтику контраста (противоречие является причиной изменений). Соответственно особо важными поэтическими приемами (тропами) в ее поэзии представляются гипербола, градация, антитеза и оксюморон. Многие языковые сдвиги в стихотворных текстах Цветаевой осуществляются на основе этих приемов. Языковые изменения в истории языка тоже обычно связаны с появлением нового качества в результате преобразований синкретического единства элементов в эквивалентную, градуальную и привативную оппозицию этих элементов.

 

Анализ стихотворения  «Рельсы»

Стихотворение «Рельсы» написано в 1923 году, во время эмиграции, которая обернулась для Цветаевой бедой, несчастьем, нищетой, бесконечными мытарствами. Рельсы, уходящие вдаль и символизирующие «даль, уходящую, как боль», - сквозной образ, возникающий в стихотворении. Он становится как бы частью души лирического героя.

Ключевые слова первой строфы – «железнодорожные полотна», «простыня», «режущий» - повторятся и в последующих строфах.

Железнодорожное полотно ассоциируется с полотном простынным. Глагольная форма «нежась» усиливает эту ассоциацию. Рельсы – постель, но не брачное ложе, а то, что связано с гибельными последствиями: трагической изменой, роковой любовью. Синий цвет испокон веков считался зловещим. А здесь ещё и «режущая синь», значит, жестокая, губительная. Нагромождение дисгармоничных звуков [ж- р-н] усиливает трагическое ощущение гибельных страстей.

Вторая строфа начинается с цитаты из пушкинских «Бесов». Только у Пушкина: «Куда их гонят?» А у Цветаевой –

        ...куда их

Гонит!

Безличное восклицательное  предложение делает интонацию напряжённой, увеличивая ёмкость образа рельсов, в которых есть что-то бесовское. Кажется, что рельсы движутся. «Миновало» - опять безличное предложение, после него тире – излюбленный цветаевский приём.

Строфа насыщена глагольными  формами, семантически близкими, но различающими оттенки значений слова: «уезжают-покидают», «остывают-отстают» (нанизывание синонимов  часто встречается в стихах Цветаевой). Рельсы уходят вдаль, значит, кто-то уезжает, а кто-то остаётся покинутым, а для кого-то рельсы становятся местом погибели («остывают-отстают»).

Следующая строфа состоит  из незаконченных фраз. Чувство боли преобладает над другими чувствами. Дважды повторяется эпитет «высящаяся». Боль сравнивается с «нотой высящейся», женою Лота, которая была олицетворением верности, преданности, любви.

В четвёртой строфе опять  неожиданное сравнение: «отчаяньем, как свахой...» (абстрактное понятие и человек). Тот же мотив интимности: «простыни разостланы» и крик в сладостной истоме: «Твоя!». Железнодорожное полотно должно стать для кого-то местом успокоения, потому что постель постлана «отчаяньем». Неслучайно упоминается древнегреческая поэтесса Сафо, которая писала о любви и погибла от неразделённого чувства. И вновь неожиданное сравнение:

                    ...Сафо

Плачет, как последняя  швея.

Оно рождено сложностью лирического переживания.

Следующая строфа построена  из безглагольных конструкций, что  позволяет поэту достичь особой экспрессии в передаче чувств лирического героя. Два слова, на которых сосредоточено внимание: «плач» и «гудок». Если первое обозначает жалобные нечленораздельные звуки, выражающие сильную взволнованность, боль, горе, то второе – механический звук со зловещим скрежетом:

Ножницами режущий гудок.

Приём контраста использован  Цветаевой не только на содержательном, но и на фонетическом уровне. Звуки [пл-о-л-а-и] повторяются в словах, передающих плач, стон, вопль, страдание человека. Но их никто не слышит, поэтому и сравнивается «плач безропотности» с «плачем болотной цапли».

С названными звуками  диссонируют [г-ж-д-р-жн-ц-щ-д]. Слово  «гудок» рифмуется с весьма выразительным  «глубок». Глубок, значит, достигший  полноты своего проявления, высшего  предела. Неизбежная пауза в конце второй строки усиливает значительность эпитета «глубок».

В последней строфе появляется цветовой эпитет «красное...пятно». Произошло ужасное: пролилась кровь. В стихотворении А.Блока «На железной дороге» происходит подобная драма. Дважды повторяется эпитет «напрасный»: «напрасною зарёю», «напрасное пятно». Рифмуются ключевые слова строфы: «зарёю» - «порою», «пятно» - «полотно». «Режущая синь» железнодорожного полотна стала «красным, напрасным пятном». Напрасный – значит ненужный. И снова односоставное предложение без подлежащего:

Растекись напрасною  зарёю,

Красное, напрасное пятно!

Повелительная форма  глагола и риторическое обращение  усиливают экспрессивность строк.

Перед последним предложением многоточие. Как и любой знак препинания у Цветаевой, оно неслучайно. После восклицательного предложения следует горькое молчание, свидетельствующее о переполненности чувствами лирического героя после страшной трагедии, о невозможности что-то ещё сказать. В последнем предложении метафора кратка и исчерпывающа. Нечто интимное звучит в словах: «молодые женщины», «льстятся», «полотно». Значит, задето самое важное, самые сокровенные чувства. О них и написано стихотворение Марины Цветаевой, которое, как и любое её произведение, автобиографично, «кровно» связано с её жизнью.

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

 

Марина Цветаева —  большой поэт, и вклад ее в культуру русского стиха XX века значителен. Наследие Марины Цветаевой велико и трудно обозримо, среди созданного Цветаевой, кроме лирики, — семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, историко-литературная и философско-критическая проза. Ее не впишешь в рамки литературного течения, границы исторического отрезка. Она необычайно своеобразна, трудноохватима и всегда стоит особняком. Но все ею написанное объединено пронизывающей каждое слово могучей силой духа.

Цветаева вступала в  литературу на рубеже веков - в переломную эпоху, с ее все более сгущавшейся  атмосферой предгрозья, в эпоху, предвещавшую, как сказал Александр Блок, «неслыханные перемены, невиданные мятежи». Поэтов этого поколения - очень разных - объединяло ощущение трагизма того мира, в котором «уюта - нет. Покоя - нет».

Не стоит, правда, только социальными ужасами русской  жизни рубежа 30–40-х годов объяснять трагизм судьбы поэта. К сожалению, она оказалась права в своем пророчестве, когда незадолго до отъезда на родину из Франции писала своему корреспонденту: «Здесь я не нужна. Там я невозможна». Стихи ее были отвергнуты в Советской России не только по причине политической подозрительности к вчерашним эмигрантам; весь цветаевский поэтический мир, его эгоцентрическое, личностное начало, его изощренная эстетика не «стыковались» с гегемоном новой литературной эпохи – социалистическим реализмом: ни социализм, ни реализм не были для Цветаевой обязательными или желанными в искусстве.

Работа над курсовым проектом затронула лишь часть вопросов, вызванных творчеством Марины Цветаевой, ведь вся жизнь ее, казалось бы, столь открытая, представляется айсбергом, лишь малую часть которого улавливает взгляд читателя-обывателя.

Привлечь внимание, остановиться и задуматься – вот, что стало  главным итогом работы. Поэт Марина Цветаева не была, она продолжает быть, ее стихи, ее проза, ее слова в письмах приобретают новый смысл в современном мире. В них - правда.

 Дальнейшее исследование данной темы является необходимым как для углубления знаний по русскому языку и русской литературы, так и для лучшего понимания жизни и души.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Библиографический список

 

1. Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. М., «Правда», 1991

2. Марина Цветаева. Избранное. М., «Просвещение», 1989

3. Марина Цветаева. Стихотворения. Поэмы. Драматические произведения. М., «Художественная литература», 1990

4. И. Эренбург. Поэзия Марины Цветаевой. «Литературная Москва», сборник № 2. М., 1956

5. Бродский о Цветаевой, интервью, эссе. — М. : Независимая газета, 1997

6. Марина Цветаева. Световой ливень. «Эпопея» (Берлин), 1922

7. Марина Цветаева. Сочинения. Т.2., М., 1985

8. Марина Цветаева. Неизданные записки. Т.1.— М. : Эллис-Лак, 2001

9. Марина Цветаева. Неизданные записки. Т.2.— М. : Эллис-Лак, 2001

10. Марина Цветаева. За всех – противу всех! — М. : Высшая школа, 1992