Милиция общественной безопасности

   Объективная логика развития милицейской системы борьбы с преступностью привела в 30-е годы вопреки политическим деформациям режима к нахождению перспективной линии развития милицейской системы, которая помогла преодолеть многие либо романтические, либо действительно исторически отжившие формы ее организации, даже и освященные поначалу новым ультрареволюционным духом. 
   В середине 50-х годов данная ситуация нуждалась в глубоком правовом осмыслении, прагматической селекции наработанного после 1917 года опыта организационного развития системы МВД. К сожалению, такого осмысления и назревшего правового «снятия» противоречий предшествующих десятилетий в конце 50-х годов не произошло. Политика преемственности была заменена кампанией практически голого отрицания структур, созданных к началу 50-х годов. Эта кампания была движима подчас не концептуальным прогнозом развития правоохранительной системы, а страхом и неприятием структур, созданных в правление одиозных личностей, представлявших сталинскую систему, все элементы которой рисовались одномерным злом. Неудивительно, что лучшей политикой стала политика «от обратного» - подчас весьма некритического реанимирования уже пройденных и прожитых этапов милиционной правовой культуры. Такая однобокая политическая установка к решению столь сложной специальной проблемы отбросила систему МВД к исходным - революционным рубежам своей концепции. Это проявилось уже при назначении нового министра внутренних дел взамен утвержденного еще Сталиным С. Н. Круглова. 
   По свидетельству В. Некрасова, Н. С. Хрущеву в соответствии с его политическими целями нужно было решительно сломать «энкаведистскую» цепочку, попытаться вырвать ее корни. В силу этого министра внутренних дел он стал искать, пишет В. Некрасов, «на стороне», и в его роли появился совершенно не мечтавший об этом довольно крупный строитель Н. П. Дудоров . 
   В силу такого подхода реформа Министерства внутренних дел носила, с одной стороны, заведомо ограниченный интересами преодоления культа личности, а с другой - откровенно «реставраторский» характер, ибо практически свелась к восстановлению и даже повышению роли партийных и советских органов в руководстве милицией, усилению их влияния на подбор, расстановку и воспитание кадров, что легализовало неправовое и непрофессиональное вмешательство парткомов и Советов в правоохранительную работу.

   Восстановление Н. С. Хрущевым «двойного подчинения» милиции и ее статуса как исполнительного подразделения Советов вновь возвратило органы охраны правопорядка в стихию неконтролируемых местных влияний, чрезмерно расширило их социальные функции и фактически превратило в квазиправовые организации.

   Характерным примером неопределенности функции милиции стал беспрерывный дрейф такого важнейшегоее института, как участковая работа по месту жительства. В системе МВД институт участковых уполномоченных постепенно превращался в административно-полицейское подразделение с крайне широкой и неопределенной компетенцией. Деятельность участковых часто была оторвана от основной задачи милиции - борьбы с уголовной преступностью и обслуживала многочисленные показатели административной практики. Отрыв участкового от оперативно-розыскной работы привел к размыванию его профессионализма и сделал этот институт неэффективным всеохватным оком государства за всей социальной патологией на территории. Все это - отголоски некогда существовавшей официальной концепции социального полицейского государства, глубоко укоренившейся в общественном правовом сознании. Нивелировка местных и центральных функций милиции вылилась в самый одиозный и беспрецедентный даже в сравнении с 30-ми годами бюрократический централизм этих органов, когда в отсутствие четких правовых разграничений компетенции центральных и региональных структур МВД их функции становились предметом узурпации более сильных субъектов политической системы, как правило - вышестоящих партийных и советско-милицейских органов. В результате такого перестраховочно-политического подхода к реформе органов внутренних дел в качестве образцовых были воспроизведены многие чисто переходные формы милицейской системы 20-х годов, сохранены и даже укреплены действительно худшие черты системы, сложившейся в 30-е годы, такие как организационное «слияние» милиции и уголовного розыска, уголовного розыска и следствия, превращения МВД в чисто «полицейский» орган с устранением из его ведения проблематики гражданского общества, в том числе вопросов советского строительства, перешедших под неправовое кураторство партийных инстанций; нарастающий бюрократизм, независимость от местного бюджета и т. д. 
   Все это в значительной степени предопределило характер будущего кризиса милиции в конце 80-х годов, который обозначился сразу же, как только были ослаблены партийно-административные скрепы правоохранительной системы.

   Милиция общественной безопасности в российской правовой системе.

    К сожалению, и после принятия 18 апреля 1991 года Верховным Советом России Закона РСФСР «О милиции» , основные идеи которого основывались на принципах департизации, деуниверсализации, уважения и соблюдения прав человека, расширения прав милиции, демократизации условий службы и т. д., основные проблемы системы не были разрешены. Наоборот -некоторые участки ее работы из-за неоправданного разъединения подчиненности, пересмотра компетенции оказались в полупарализованном состоянии. 
   Становится все более ясным, что на путях изолированных организационных реорганизаций старые болезни милиции только усугубляются.  
   Система МВД, несмотря на искренние усилия своих сотрудников, продолжает испытывать постоянную тенденцию к бюрократизации, формализму, бумаготворчеству, «валовым» методам paaiou, снижению профессионального уровня в служебной деятельности. Морально-психологическая атмосфера в органах внутренних дел, несмотря на наличие сейчас системы их материальной поддержки, усложняется. Распространенными явлениями продолжают оставаться нарушения законности, произвол, пьянство, низкая культура служебных отношений. В МВД сохраняется высокий уровень самоубийств - 10 % от всех случаев смерти и гибели сотрудников. В отдельные же годы этот уровень превышал число погибших при исполнении служебных обязанностей.  
   Эффективность служебной деятельности милиции общественной безопасности практически по всем ведущим показателям ухудшается. За 6 месяцев 1994 года не установлены преступники, совершившие 1941 убийство, свыше 9,5 тыс. тяжких телесных повреждений, более 1,5 тыс. изнасилований, более 5 тыс. разбоев, 296 тыс. краж личного имущества граждан. В 1994 году не раскрыто 450990 преступлений — на 108,5;% больше, чем в 1992 году.

   В 1990 году в России было зарегистрировано около 1 млн. 840 тыс. преступлений, в том числе 15,5 тыс. убийств, до 41 тыс. тяжких телесных повреждений, 648 тыс. краж личного имущества граждан. При этом почти каждое второе из числа указанных и других зарегистрированных по линии уголовного розыска преступлений осталось нераскрытым. 
   В настоящее время данные тенденции сохраняются. Продолжает падать активность в деле выявления правонарушений, не прекращается, а принимает новые изощренные формы укрытие преступлений от учета: в системе МВД реализуется массовая практика такого укрытия. Из-за этого не соответствует реальности уголовная статистика. Процент преступлений укрываемых, нерегистрируемых и нерасследуемых растет. По мнению прокурора Ульяновской области Ю. М. Золотова, стала нормой борьба с преступностью на бумаге и фальсификация статистики преступлений: фиктивно раскрытые преступления квалифицируются как менее тяжкие, искусственно завышаются данные по раскрытию преступлений, когда, например, каждая стадия одного раскрытого преступления выводится как самостоятельная .  
   Среди сотрудников, несмотря на регулярное увеличение содержания, распространяется апатия и равнодушие. Практически повсеместно ощущается нехватка квалифицированных кадров основных служб, углубляется эрозия профессионального ядра правоохранительных коллективов. Почти каждое пятое дело, отправленное прокурору и в суд, возвращается на доследование; следственные изоляторы переполнены, объявляются голодовки ради ускорения следственного процесса. 
   До критического уровня снизился творческий элемент в работе, что не может самым негативным образом не сказаться на моральном самочувствии сотрудников. «Отсутствие инициативы у руководства порождает стереотип. Ты придумаешь, ты сделаешь, тебя и накажут за то, что плохо сделал. Молодой специалист прибывает по окончании учебного заведения в подразделение полный энергии, с огромным желанием отдать всего себя борьбе с преступностью. И... получается парадокс. Чем больше он трудится, не считаясь с личным временем, тем больше к нему претензий. Мало-помалу ко вчерашнему новичку приходит «прозрение» . 
   Служебная деятельность, требующая определенной процессуальной стабильности, размеренности и системности, постоянно дезорганизуется различными верхушечными шараханьями, влекущими всевозможные неправовые уклоны (обвинительный, оправдательный, репрессивный, «гуманистический» и т. д,), связанные с ними повышенную нервную наэлектризованность и невротизацию сотрудников. Следует отметить, что прокуратура, призванная к охране правового режима в процессуальной сфере, во многом сама стала своеобразным проводником различных политических влияний, следствием чего было усиление бюрократизации милиции, в том числе и милиции общественной безопасности.  
   Процесс бюрократизации не только не был остановлен перестройкой с ее хаотическими и несистемными политико-правовыми новациями, но и стал нарастать под давлением необходимости широкого применения командных методов поддержания правопорядка в период резкого роста преступности. «В нашей служебной повседневности часто царит полнейшая чепуха, - пишет в редакцию доведенный до отчаяния сотрудник уголовного розыска. Спускаются сверху тысячи инструкций, которые говорят, как нужно сидеть, передвигаться, дышать работнику милиции общественной безопасности. Но ни одна из них не говорит, как нужно работать, чтобы был конечный результат. Доходит до того, что вызывают в главк, спрашивают, почему не раскрыл то или иное преступление. Начинаешь объяснять — нехватка людей, большая загруженность. Отвечают - мы, дескать, не спрашиваем про нехватку, спрашиваем, почему не раскрыл. Объясняешь - отсутствие транспорта, несознательность некоторых сотрудников. «И про это не спрашиваем, почему не раскрыл?» - «Ну, не раскрыл и все!» - «А раскроешь?» - «Раскрою». - «Ну иди». Выходишь и недоумеваешь - а зачем приглашали-то? Самым главным механизмом торможения являются люди, сидящие наверху годами без деятельности. Если они когда-то и умели работать, то разучились» .

   Конечно, бюрократизация сама по себе не может рассматриваться в качестве самостоятельной причины процессуальных деформаций. Она образует постоянный давящий на процесс фон в силу более глубоких, малорефлектируемых наукой и практикой процессов в правовой системе. Бесполезнее всего бороться с бюрократизмом как таковым. Сама юридическая деятельность при определенных условиях и параметрах правовой системы продуцирует особый режим функционирования правоохранительной инфраструктуры, в котором административное управление юридическим процессом вытесняет процессуальное управление охраной правопорядка и бюрократия и бюрократизм становятся необходимыми институтами поддержания эффективности юрисдикционной работы. 
   Бюрократический вариант юриспруденции воспроизводится через эрозию юридического профессионализма в системе милиции общественной безопасности. В милицейской сфере эта эрозия постепенно привела к упадку ведущую отрасль индустрии полицейской борьбы с преступностью -оперативно-розыскную деятельность. В отсутствие полноценной судебной власти, политизации прокуратуры, оперативно-розыскная работа милиции без классических процессуальных стимулов к совершенствованию постепенно превратилась в грубо-примитивный, вечно балансирующий на грани законности институт продуцирования валовых показателей раскрываемости, чуждый перспективе развития розыскного дела, его научно-техническому прогрессу.

   Блестящие показатели раскрываемости преступлений в СССР по многим позициям, наверное, лучшие в мире, при первом же соприкосновении с изменяющейся структурой, качеством преступности, элементарными мерами по укреплению статуса суда и процессуальных гарантий резко пошли вниз. Так, если в начале 80-х годов раскрываемость по линии уголовного розыска в среднем составляла примерно 70%, то в 1993 году, по данным министра юстиции РФ Ю. X. Калмыкова, «из всех зарегистрированных (только зарегистрированных) преступлений остались нераскрытыми (а значит, и безнаказанными) почти половина. Это почти полтора миллиона преступников, которые так и не предстали перед судом» .По данным же зав. отделом НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Прокуратуре РФ А. Д. Бойкова, сейчас в России не раскрывается до 74% преступлений . 
   Архаичность оперативно-розыскных и тесно с ними связанных иных форм и методов милицейской работы особенно проявилась при попытках скоростного приобщения к западноевропейским процессуальным и надзорным институтам типа презумпции невиновности или формулы «все разрешено, что не запрещено законом», которые были повсеместно отторгнуты юридической практикой.

   Заключение. 
    
   В результате выполненного курсового исследования мы пришли к следующим выводам и заключению. Введение демократических принципов судебного процесса без необходимого сопряжения с назревшим преобразованием всей «подводной» оперативно-розыскной части айсберга юридической деятельности, совершенствования криминалистических и специально-технических форм вело лишь к вымыванию старого профессионального ядра милиции, ставшего легкоуязвимым по критериям элементарной законности.

   Особенно характерной была известная попытка повышения эффективности системы МВД, предпринятая министром внутренних дел СССР Федорчуком. Федорчук осознанно или нет, на свой страх и риск или по «согласованию» свыше попытался фактически перейти к новой концепции МВД в надежде остановить прогрессирующую его деградацию как системы, аккумулирующей и преобразующей в следственные действия оперативную информацию о преступности. Именно в сфере ОРД - ключевой для раскрытия преступлений, МВД из года в год прогрессирующе теряло и теряет позиции. Новая концепция предполагала опору на оперативно-розыскные институты в ущерб политико-идеологическим и социально-профилактическим, в направлении приоритетного развития которых эволюционировала система в 70-е годы.

   Объективное противоречие реформы Федорчука выразилось, однако, в том, что она заведомо не могла быть осуществлена в рамках им же проводимой кампании по «укреплению социалистической законности» в милицейских аппаратах, на нарушениях которой во многом и основывалась оперативная мощь данного ведомства, особенно в условиях слабого технико-криминалистического и правового обеспечения. В результате произошло парадоксальное и до сих пор вводящее в заблуждение о намерениях Федорчука рассогласование целей и результатов его усилий, приведшее к прогрессирующему вымыванию из системы прежнего профессионального ядра, накопленного в ней его знаменитым предшественником Щелоковым. Это сильно укрепило позиции сторонников прежней широкой социальной функции МВД и наряду с растущим беспокойством политического руководства и ревниво следящих за ситуацией руководителей иных правоохранительных ведомств, не заинтересованных в росте информационных возможностей МВД, в итоге привело к тому, что методы Федорчука были скомпрометированы, а сам он был удален за искривления кадровой политики. Последующие руководители министерства, приходившие из народного хозяйства и не разбиравшиеся в сложных процессах этого ведомства, становились объектами бесконечного манипулирования со стороны как политических, так и внутриаппаратных группировок, в результате чего система осталась заложницей бесконечных эклектических и противоречивых реформаторских начинаний . 
   Эти начинания, кроме разгона кадров, во многом свелись к требованиям повышения материальной обеспеченности сотрудников и органов - необходимой, но по-настоящему эффективной меры лишь в контексте системных, концептуальных изменений.

   В изолированном, «самоценном» виде массированные кадрово-материальные вливания во многом стимулируют меркантильный приток в правоохранительные органы новых сотрудников, движимых часто не профессиональными интересами, а исключительно зарплатой и властью. Надо помнить, что само по себе улучшение материальной обеспеченности не всегда находится в прямой связи с повышением эффективности работы по борьбе с преступностью, а часто лишь консервирует имеющуюся ситуацию со всеми ее проблемами.