Николай II как историческая личность

    Государь  поручил генералу Рузскому запросить  по телеграфу мнение командующих  фронтами. На вопрос о желательности отречения Николая II положительно ответили все (даже дядя Николая, великий князь Николай Николаевич, командующий Кавказским фронтом), за исключением командующего Черноморским флотом адмиралом А. В. Колчаком, который от посылки телеграммы отказался.

    Предательство руководства армии было для Николая II тяжелым ударом. Генерал Рузский  сказал императору, что надо сдаваться  на милость победителя, т. к. высшее командование, стоящее во главе войска, против императора, и дальнейшая борьба будет бесполезна.

    Перед царем встала картина полного  разрушения его власти и престижа, полная его обособленность, и у  него пропала всякая уверенность  в поддержке со стороны армии, если главы ее в несколько дней перешли на сторону врагов императора.

    Государь  в эту ночь с 1 на 2 марта долго не спал. Утром он передал генералу Рузскому телеграмму с уведомления председателя Думы о своем намерении отречения от престола в пользу сына Алексея. Сам он с семьей намеревался, как частное лицо проживать в Крыму или Ярославской губернии. Несколько часов спустя, он приказал позвать к себе в вагон профессора С. П. Федорова и сказал ему: "Сергей Петрович, ответьте мне откровенно, болезнь Алексея неизлечима?" Профессор Федоров ответил: "Государь, наука говорит нам, что эта болезнь неизлечима. Бывают, однако, случаи, когда лицо, одержимое ею, достигает почтительного возраста. Но Алексей Николаевич, тем не менее, будет зависеть всегда от всякой случайности". Государь грустно сказал: "Это как раз то, что мне говорила Государыня... Ну, раз это так, раз Алексей не может быть полезен Родине, как бы я того желал, то мы имеем право сохранить его при себе". Решение было им принято, и вечером 2 марта, когда приехали из Петрограда представитель Временного Правительства А. И. Гучков, военный и морской министр и член исполкома Думы В. В. Шульгин он передал им акт отречения.

    Акт об отречении был отпечатан и  подписан в 2-х экземплярах. Подпись  царя была сделана карандашом. Время, указанное в Акте, — 15 часов, соответствовало не фактическому подписанию, а времени, когда Николаем II было принято решение об отречении.

    После подписания Акта Николай II выехал обратно  в Ставку, чтобы попрощаться с армией. 3 марта, пятница (дневник Николая II): "Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о Юлии Цезаре. В 8.20 прибыл в Могилев. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В 9.30 перебрался в дом. Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша (младший брат царя) отрекся в пользу выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто его надоумил подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше".

    Так, через 300 лет и 4 года после застенчивого шестнадцатилетнего мальчика (Михаила I), неохотно принявшего престол по просьбе русского народа, его 39-летний потомок, тоже по имени Михаил II под давлением Временного Правительства и Думы утратил его, пробыв на престоле 8 часов с 10 до 18 часов 3 марта 1917 года. Романовская династия прекратила свое существование. Наступает последний акт драмы.

    8 марта 1917 г. бывший император  после прощания с армией принимает  решение выехать из Могилева  и 9 марта прибывает в Царское  Село. Еще до отъезда из Могилева представитель Думы в Ставке сообщил, что бывший император "должен считать себя как бы арестованным".

    9 марта 1917 г., четверг (дневник Николая II): "Скоро и благополучно прибыл в Царское Село — 11.30. Но боже, какая разница, на улице и кругом дворца, внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все еще лежали больные в темной комнате. Но самочувствие у всех хорошее, кроме Марии, у которой корь. Недавно началась. Погулял с Долгоруковым и поработал с ним в садике, т. к. дальше выходить нельзя! После чая раскладывали вещи".

    С 9 марта по 14 августа 1917 г. Николай  Романов с семьей живет под  арестом в Александровском дворце Царского Села. В Петрограде усиливается революционное движение, и Временное правительство, опасаясь за жизнь царственных арестантов, решает перевести их вглубь России. После долгих дебатов определяют городом их поселения Тобольск. Туда и перевозят семью Романовых. Им разрешают взять из дворца необходимую мебель, личные вещи, а также предложить обслуживающему персоналу по желанию добровольно сопровождать их к месту нового размещения и дальнейшей службы.

    Накануне  отъезда приехал глава Временного Правительства А. Ф. Керенский и привез с собой брата бывшего императора Михаила Александровича. Братья видятся и говорят в последний раз — больше они не встретятся (Михаил Александрович будет выслан в г. Пермь, где в ночь на 13 июня 1918 г. будет убит местными властями).

    14 августа в 6 часов 10 минут состав  с членами императорской семьи  и прислуги под вывеской "Японская  миссия Красного Креста" отправился  из Царского Села. Во втором  составе ехала охрана из 337 солдат  и 7 офицеров. Поезда идут на  максимальной скорости, узловые станции оцеплены войсками, публика удалена.

    17 августа составы прибывают в  Тюмень, и на трех судах арестованных  перевозят в Тобольск. Семья Романовых  размещается в специально отремонтированном  к их приезду доме губернатора.  Семье разрешили ходить через улицу и бульвар на богослужение в церковь Благовещенья. Режим охраны здесь был гораздо более легкий, чем в Царском Селе. Семья ведет спокойную, размеренную жизнь.

    В апреле 1918 г. получено разрешение Президиума ВЦИК четвертого созыва о переводе Романовых в Москву с целью проведения суда над ними.

    22 апреля 1918 г. колонна в 150 человек  с пулеметами выступила из  Тобольска до Тюмени. 30 апреля  поезд из Тюмени прибыл в  Екатеринбург. Для размещения Романовых  временно реквизирован дом, принадлежащий  горному инженеру Н. И. Ипатьеву. Здесь с семьей Романовых проживали 5 человек обслуживающего персонала: доктор Боткин, лакей Трупп, комнатная девушка Демидова, повар Харитонов и поваренок Седнев.

    В начале июля 1918 г. уральский военный  комиссар Исай Голощекин ("Филипп") выехал в Москву для решения вопроса о дальнейшей судьбе царской семьи. Расстрел всей семьи был санкционирован СНК и ВЦИК. В соответствии с этим решением Уралсовет на своем заседании 12 июля принял постановление о казни, а также о способах уничтожения трупов и 16 июля передал сообщение об этом по прямому проводу в Петроград — Зиновьеву. По окончании разговора с Екатеринбургом Зиновьев отправил в Москву телеграмму: "Москва, Кремль, Свердлову. Копия — Ленину. Из Екатеринбурга по прямому проводу передают следующее: Сообщите в Москву, что условленного с Филиппом суда по военным обстоятельствам ждать не можем. Если Ваше мнение противоположно, сейчас же, вне всякой очереди сообщите в Екатеринбург. Зиновьев".

    Телеграмма  была получена в Москве 16 июля в 21 час 22 мин. Фраза "условленный с Филиппом суд" — это в зашифрованном виде решение о казни Романовых, о котором условился Голощекин во время своего пребывания в столице. Однако Уралсовет просил еще раз письменно подтвердить это ранее принятое решение, ссылаясь на "военные обстоятельства", т. к. ожидалось падение Екатеринбурга под ударами Чехословацкого корпуса и белой Сибирской армии.

    Ответная  телеграмма в Екатеринбург из Москвы от СНК и ВЦИК, т. е. от Ленина и Свердлова с утверждением этого решения была немедленно отправлена.

    Л. Троцкий в дневнике от 9 апреля 1935 г., находясь во Франции, привел запись своего разговора со Свердловым. Когда  Троцкий узнал (он был в отъезде), что царская семья расстреляна, он спросил у Свердлова: "А кто решил?" "Мы здесь решили, — ответил ему Свердлов. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в нынешних трудных условиях". Далее Троцкий пишет: "Некоторые думают, что Уральский исполком, отрезанный от Москвы, действовал самостоятельно. Это неверно. Постановление было вынесено в Москве". А можно ли было вывезти семью Романовых из Екатеринбурга для того, чтобы предать ее открытому суду, как об этом было объявлено ранее? Очевидно, да. Город пал спустя 8 дней после казни семьи — срок для эвакуации достаточный. Ведь самим членам президиума Уралсовета и исполнителям этой страшной акции удалось благополучно выбраться из города и добраться до расположения частей Красной Армии.

    Итак, в этот роковой день 16 июля 1918 г. Романовы и прислуга легли спать, как обычно, в 22 часа 30 мин. В 23 часа 30 мин. в особняк явилось двое особо уполномоченных от Уралсовета. Они вручили решение исполкома командиру отряда охраны Ермакову и коменданту дома Юровскому и предложили немедленно приступить к исполнению приговора.

    Разбуженным членам семьи и персоналу объявляют, что в связи с наступлением белых войск особняк может оказаться под обстрелом, и поэтому в целях безопасности нужно перейти в подвальное помещение. Семеро членов семьи Николай Александрович, Александра Федоровна, дочери Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, и сын Алексей, трое добровольно оставшихся слуг и врач спускаются со второго этажа дома и переходят в угловую полуподвальную комнату. После того, как все вошли и закрыли дверь, Юровский выступил вперед, вынул из кармана лист бумаги и сказал: "Внимание! Оглашается решение Уралсовета..." И как только прозвучали последние слова, раздались выстрелы. Стреляли: член коллегии Уральского ЦК М. А. Медведев, комендант дома Л. М. Юровский, его помощник Г. А. Никулин, командир охраны П. З. Ермаков и другие рядовые солдаты охраны — мадьяры.

    В час ночи 17 июля все было кончено. Через 8 дней после убийства Екатеринбург пал под натиском белых, и группа офицеров ворвалась в дом Ипатьева. Во дворе они обнаружили голодного  спаниеля цесаревича, Джоя, блуждавшего в поисках хозяина. Дом был пуст, но его вид был зловещим. Все помещения были сильно замусорены, а печи в комнатах забиты золой от сожженных вещей. В комнате дочерей была пустота. Пустая коробка от конфет, шерстяной плед на окне. Походные кровати великих княжон нашли в комнатах охраны. И никаких ювелирных вещей, никакой одежды в доме. Это "постаралась" охрана. По комнатам и на помойке, где жила охрана, валялось самое драгоценное для семьи — иконы. Остались и книги. И еще было множество пузырьков с лекарствами. В столовой нашли чехол со спинки кровати одной из княжон. Чехол был с кровавым следом обтертых рук.

    На  помойке нашли георгиевскую ленточку, которую царь до последних дней носил  на шинели. К этому времени в  Ипатьевский дом уже пришел старый царский слуга Чемодуров, освобожденный из тюрьмы. Когда среди разбросанных по дому святых икон Чемодуров увидел образ Федоровской Божьей матери, старый слуга побледнел. Он знал, что с этой иконой госпожа его, живой, никогда не рассталась бы.

    Только  в одной комнате дома был наведен порядок. Все было вымыто, вычищено. Это была небольшая комната, размером 30 – 35 кв. м, оклеенная обоями в клеточку, темная; ее единственное окно упиралось в косогор, и тень высокого забора лежала на полу. На окне была установлена тяжелая решетка. Одна из стен — перегородка была усеяна следами от пуль. Стало ясно: здесь расстреливали.

    Вдоль карнизов на полу — следы от замытой крови. На других стенах комнаты было также множество следов от пуль, следы шли веером по стенам: видимо, люди, которых расстреливали, метались по комнате. На полу — вмятины от штыковых ударов (здесь, очевидно, докалывали) и два пулевых отверстия (стреляли в лежащего).

    К тому времени уже раскопали сад  у дома, обследовали пруд, разрыли  братские могилы на кладбище, но никаких следов царской семьи не смогли найти. Они исчезли.

    Верховным правителем России — адмиралом А. В. Колчаком для расследования дела царской семьи был назначен следователь по особо важным делам — Николай Алексеевич Соколов. Он повел следствие страстно и фанатично. Уже был расстрелян Колчак, вернулась Советская власть на Урал и в Сибирь, а Соколов продолжал свою работу. С материалами следствия он проделал опасный путь через всю Сибирь на Дальний Восток, затем в Америку. В эмиграции в Париже он продолжал брать показания у уцелевших свидетелей. Он умер от разрыва сердца в 1924 г., продолжая свое высокопрофессиональное расследование. Именно благодаря кропотливому расследованию Н. А. Соколова стали известны страшные подробности расстрела и захоронения царской семьи.

    Возвратимся к событиям ночи 17 июля 1918 г. Юровский выстроил арестованных в два ряда, в первом — вся царская семья, во втором — их слуги. Императрица и наследник сидели на стульях. Правофланговым в первом ряду стоял царь. В затылок ему стоял один из слуг. Перед царем, лицом к лицу стоял Юровский, держа правую руку в кармане брюк, а, в левой, держал небольшой листок, потом он зачитал приговор...

    Не  успел он дочитать последние слова, как царь громко переспросил его: "Как, я не понял?" Юровский прочитал вторично, при последнем слове он моментально выхватил из кармана револьвер и выстрелил в упор в царя. Царь упал навзничь. Царица и дочь Ольга пытались осенить себя крестным знамением, но не успели.

    Одновременно  с выстрелом Юровского раздались выстрелы расстрельной команды. Свалились на пол все остальные десять человек. По лежащим было сделано еще несколько выстрелов. Дым заслонил электрический свет и затруднил дыхание. Стрельба была прекращена, были раскрыты двери комнаты с тем, чтобы дым разошелся.

    Принесли  носилки, начали убирать трупы. Первым был вынесен труп царя. Трупы выносили на грузовой автомобиль, находящийся  во дворе. Когда клали на носилки  одну из дочерей, она закричала и  закрыла лицо рукой. Живыми оказались  также и другие. Стрелять было уже нельзя, при раскрытых дверях выстрелы могли быть услышаны на улице. Ермаков взял у солдата винтовку со штыком и доколол всех, кто оказался жив. Когда все арестованные уже лежали на полу, истекая кровью, наследник все еще сидел на стуле. Он почему-то долго не падал на пол и оставался еще живым... Его дострелили выстрелом в голову и грудь, и он свалился со стула. С ними вместе была расстреляна и та собачка, которую принесла с собой одна из княжон.