Русская архитектура и скульптура первой половины XIX века

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 18 Апреля 2012 в 23:13, контрольная работа

Описание

Первый этап в развитии русского искусства, то есть период с конца 90-х гг. 18 в. до 1825—1830 гг. был связан с расцветом зодчества, длящимся вплоть до 30-х гг., в отличие от западноевропейских стран с развитым капитализмом, где кризис зодчества как большого искусства наступил уже в начале 19 в. В основе этого расцвета лежал тот огромный национально-патриотический подъем, который был вызван борьбой с Наполеоном в Отечественной войне 1812 г.

Содержание

Введение.
1. Развитие архитектуры в России в начале XIX века.
2. Развитие и роль скульптуры России в первой половине XIX века.
Список литературы.

Работа состоит из  1 файл

ГОТОВАЯ ПО литературе.docx

— 41.34 Кб (Скачать документ)

Решение задач синтеза и создание единого ансамбля площади оказались  настолько совершенными, что трудно сказать, что является доминирующим на площади: Зимний дворец с его богатой  и многочисленной декоративной скульптурой  или же здание Главного штаба с  его аркой.

В 1834 г. было закончено сооружение одного из важнейших архитектурно-художественных компонентов ансамбля Дворцовой  площади — Александровской колонны (архитектор А. Монферран, автор колоссальной фигуры ангела — Б. Орловский). Позднее, в начале 1840-х гг., на площади было выстроено здание Штаба гвардейского корпуса. Архитектор А. П. Брюллов (брат известного живописца), может быть, не проявил здесь большого таланта, но все же обладал достаточным тактом, чтобы не нарушить того целостного вида, какой имеет эта строгая и в то же время великолепная площадь.

Почти одновременно с сооружением  Главного штаба на Дворцовой площади  Росси приступил к постройке  ансамбля Михайловского дворца (1819—1825; ныне здание Русского музея), а затем  Александрийского театра (1828—1832; ныне Академический театр драмы им. А. С. Пушкина).

Здание Александрийского театра, расположенное  по центральной оси площади, мыслилось  как доминанта целого архитектурного ансамбля. Построенные тем же Росси  павильоны Аничкова дворца и длинный  фасад Публичной библиотеки служат обрамлению площади, являясь аккомпанементом, фоном, на котором выделяется торжественностью, парадностью здание театра, внутри которого мы угадываем расположение обширного зрительного зала.

За театром сразу же начинается одно из самых красивых творений архитектора— бывшая Театральная улица, ныне улица Росси (1828—1834), образованная двумя подобными друг другу зданиями, чьи длинные фасады тянутся от театра до Чернышевой площади. Мерный, единообразный ритм могучей колоннады в стиле суровой дорики еще больше подчеркивается и оттеняется Здесь благодаря изяществу отдельных деталей, а также легкости видимой вдали верхней аркатуры на самом театре. По замыслу Росси оформление фасадов зданий Чернышевой площади должно быть полностью аналогично фасадам Театральной улицы.

Последним крупным общественным сооружением, созданным по проекту Росси, явились  здания Сената и Синода (1829—1834). Работая над проектом, Росси учитывал сложное взаимодействие своего сооружения с расположенным на той же площади боковым фасадом Адмиралтейства, решенным в строгих классических формах, и с сооружаемым Исаакиевским собором, общий замысел и решение которого были уже иного характера, чем произведение Захарова. В Сенате и Синоде ясно проявляется стремление к декоративной пышности. Широко используются приемы, создающие игру светотени и подчеркивающие богатство форм. Здесь и лоджии, и сильно выступающие раскреповки карниза, и глубокие ниши для статуй, и сдвоенные маленькие колонны среднего этажа, поддерживающие балюстрады перед полукруглыми трехчастными арочными окнами. Вместе с тем даже и в этой поздней своей работе Росси широко решает Задачи ансамбля. Невольно вспоминаются слова, сказанные о нем: «Этому архитектору нужно строить не здания, а города». Построенный по проекту Росси ансамбль Сената и Синода занимает собой всю западную границу площади, начинаясь от Конногвардейского манежа и заканчиваясь уже на набережной Невы, где часть этого сооружения можно принять за самостоятельное здание. Широкие лестницы и покатые въезды к парадным дверям зданий своими выступами связывают его с площадью и со стоящим на ней памятником Петру I.

 

В развитие русской архитектуры  первой половины 19 столетия значительный вклад сделан также такими зодчими, как В. П. Стасов, О. И. Бове. Д. И. Жилярди, А. Г. Григорьев.

Василий Петрович Стасов (1769—1848) известен как автор ряда значительных архитектурных  сооружений и ансамблей Петербурга и его окрестностей: Конюшенного  двора на набережной реки Мойки, Павловских казарм на Марсовом поле, Преображенского  и Троицкого соборов. Ему же принадлежат  проекты и осуществление двух триумфальных ворот в Петербурге — Нарвских и Московских.

В архитектурном отношении Нарвские ворота (1827—1834) решены по типу свободно стоящей однопролетной триумфальной арки. Точно найдены ясные и  монументально-простые пропорции  частей памятника — отношение  высоты аттика к основному массиву  ворот и т. п. Удачно найдены и  масштабы скульптурных произведений, особенно фигур воинов и гениев над  раскреповками карниза. Обращает внимание большая пластическая выразительность  архитектурных форм арки. В 1829—1835 гг. по проекту Стасова в Москве создается  одно из своеобразнейших по своему лаконизму, простоте и монументальности сооружений первой половины 19 в. — Провиантские склады на Крымской площади.

Деятельность архитектора Осипа  Ивановича Бове (1784—1834), равно как  Григорьева и Жилярди, была целиком  связана с Москвой, которая начала интенсивно отстраиваться после  опустошительного пожара 1812 г. Сын петербургского художника-резчика, Бове учился в Москве, видимо, у М. Ф. Казакова, когда работал  в школе при Кремлевской экспедиции по строениям. Впоследствии Бове становится крупнейшим московским зодчим, разрабатывающим  планы восстановления и строительства  послевоенной Москвы. Начав с восстановления части стен и башен Кремля, пострадавших от наполеоновских войск, Бове переходит  затем к сооружению Торговых рядов  на Красной площади и созданию законченного ансамбля Театральной  площади. В последних двух случаях  перед зодчим стояла задача капитальной  перепланировки и, по существу, нового оформления крупнейших московских площадей, которые до того времени были застроены  довольно хаотично. Бове участвовал также  в строительстве здания Манежа. Таким образом, его деятельность имела решающее значение в создании новых ансамблей Москвы, расположенных вокруг древнего Кремля и решенных в стиле русского классицизма 19 в. в его московском варианте.

Последний, как правило, отличался несколько большей интимностью и не столь подчеркнутой строгостью и величием архитектурных форм, как в Петербурге.

Бове проектировал и построил Тверские Триумфальные ворота (1827—1834) в Москве, которые (так же как и Московские ворота Стасова) служили торжественному оформлению дороги, соединяющей Петербург и Москву. К числу наиболее прославленных сооружений Бове относился особняк Н. С. Гагарина на Новинском бульваре (1817; сгорел во время войны в 1941 г.), здание, исполненное чарующей красоты форм и той строгости классического вкуса, который так отличал творения русских зодчих первой трети 19 в..

Из периферийных городов Российской империи особенно быстро строились, а главное — получили превосходную планировку города Одесса, Полтава, Керчь. После пожара 1812 г. интенсивно отстраивалась  Тверь, в восстановлении которой  участвовал К. И. Росси.

Со временем, особенно с наступлением тяжелых и долгих лет царствования Николая I, русское зодчество претерпевает значительные изменения. Светлый, радостно-ликующий пафос победоносного завершения Отечественной войны 1812г., который  так выразительно и ненавязчиво  воплощен в многочисленных, подчас самых разнообразных сооружениях  первой трети 19 в., начинает все чаще сменяться пышной и в то же время  сухой риторикой. Особенно это характерно для 40— 50-х гг., когда в Петербурге создаются, например, здание Эрмитажа по проектам Л. Кленце и другие сооружения. Все чаще встречается и эклектическое использование архитектурных форм барокко. В эти годы начинается постепенный упадок синтеза архитектуры и скульптуры, несмотря на то, что отдельные сооружения, и в первую очередь колоссальный Исаакиевский собор, построенный к середине 19 в. по проекту А. А. Монферрана (1786—1858) еще отличаются многими достоинствами и хотя в менее совершенной форме, но сохраняют черты величественного стиля и монументального размаха предшествующего периода.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Развитие и роль  скульптуры России в первой  половине XIX века.

 

В первые десятилетия 19 в. велики и достижения русской скульптуры, особенно монументальной пластики.

Почетное место среди мастеров русской скульптуры последней трети 18— первой трети 19 в. занимает Иван Петрович Мартос (1754—1835) — наиболее выдающийся представитель русского классицизма в пластике. Мартос родился на Украине (отец его происходил из казацкой семьи). В 1764 г. он был зачислен в Академию художеств и по окончании послан в Рим, где пробыл с 1774 по 1779 г. Для творчества Мартоса конца 18 в. особенно характерна работа над мемориальной скульптурой. Он явился одним из создателей своеобразного типа русского надгробия эпохи классицизма. В числе первых дошедших до нас произведений Мартоса выделяется надгробие С. С. Волконской (1782, ГТГ) (ГТГ -Государственная Третьяковская галлерея в Москве.), представляющее собой мраморную плиту с барельефным изображением плачущей женщины рядом с урной. Стройная, величавая фигура целиком задрапирована в длинные одежды, лицо затенено наброшенным на голову покрывалом и почти не видно. Композиционное решение этой надгробной стелы очень близко к надгробию Н. М. Голицыной, созданному Гордеевым в 1780 г. Однако произведению Мартоса присуща большая мера сдержанности, внутренней углубленности в передаче человеческой скорби, чем это свойственно относительно риторическому стилю работ Гордеева; Мартоса также отличает более спокойное, архитектонически ясное решение общей композиции надгробия.

В таком же плане решено и надгробие  Е. С. Куракиной (1792, мрамор), воздвигнутое на Лазаревском кладбище Александро-Невской  лавры (Музей городской скульптуры). Вместо сложной многофигурной композиции Мартос расположил на постаменте надгробия лишь одну полулежащую фигуру женщины. Облокотившись на овальный медальон с портретом умершей, женщина, плача, закрывает лицо руками. Сила и драматизм глубокой человеческой скорби переданы здесь Мартосом с художественным тактом и пластической выразительностью. Большой эмоциональной силы исполнены складки широких одежд, которые то беспокойно, напряженно собираются узлами, то бессильно спадают вниз. На постаменте надгробия барельеф, на котором изображены двое сыновей умершей. Как и в большинстве рельефов Мартоса, человеческие фигуры помещены на характерном для классицизма гладком нейтральном фоне.

В надгробиях Мартоса обычно находит выражение большое внутреннее благородство человеческой скорби, в них нет подавляющего человека ужаса смерти.

С начала 19 в. творчество Мартоса приобретает в значительной мере также новые черты: он обращается теперь к монументальной скульптуре.

Еще с 1804 г. начинается долголетняя  работа скульптора над созданием  для Москвы памятника Минину и  Пожарскому, которому суждено было стать не только наиболее значительным произведением Мартоса, но и одним из величайших творений русской монументальной скульптуры. Открытие памятника состоялось в 1818 г., то есть уже после событий Отечественной войны 1812 г.

Сооруженный на Красной площади  памятник Минину и Пожарскому представляет скульптурную группу на гранитном пьедестале простой и строгой прямоугольной  формы, в которой с двух сторон вделаны бронзовые барельефы. Указуя простертой рукой на Кремль и как бы призывая к спасению отечества, Кузьма Минин вручает князю Пожарскому меч. Внемля призыву Минина, Пожарский принимает меч и, придерживая левой рукой щит, поднимается со своего ложа, на котором он покоился после полученных ранений. Главенствующим образом в группе является, несомненно, Кузьма Минин; его могучая фигура явно доминирует и привлекает основное внимание широким свободным взмахом руки.

Заложенная в памятнике идея гражданского долга и подвига  во имя родины как нельзя более  отвечала делам и чувствам русского народа. Памятник был установлен против Кремля, несколько ближе к вновь  отстроенным после пожара Москвы Торговым рядам (в настоящее время  памятник передвинут на новое место и стоит у храма Василия Блаженного).

Как и все почти мастера скульптуры этого времени, Мартос большое внимание уделял непосредственной работе с архитекторами. Еще в конце 18 в. Мартос выполняет ряд скульптурно-декоративных работ в интерьерах Екатерининского царскосельского дворца и дворца в Павловске (в обоих случаях в сотрудничестве с архитектором Ч. Камероном), а в самом начале 19 в. исполняет статую бегущего Актеона для ансамбля Большого каскада в Петергофе. Примером творческого содружества Мартоса с архитекторами являются также монументы, установленные в специально выстроенных зданиях-мавзолеях в парке Павловска: «Родителям» (архитектор Камерон), «Супругу Благодетелю» (архитектор Т. де Томон). В 1804— 1807 гг. Мартос выполняет ряд больших работ для Казанского собора. В числе Этих работ следует отметить монументальную фигуру Иоанна Крестителя и исполненный с большим драматизмом огромный горельеф «Источение воды из камня Моисеем в пустыне».

Среди поздних монументальных произведений Мартоса выделяется художественным качеством памятник Ришелье в Одессе (1823—1828). Мартос стремился подчеркнуть благородную простоту образа. Ришелье изображен облаченным в древнеримскую тогу, его движения сдержанны и выразительны. Примечателен свободный легкий жест правой руки, указывающей на раскинувшийся внизу порт. Памятник прекрасно связан с архитектурным ансамблем: со зданиями, расположенными по полукружию площади, со знаменитой одесской лестницей и приморским бульваром. Хотя в данном случае законченный архитектурный ансамбль площади был осуществлен позже монумента, однако проект этого ансамбля разрабатывался уже в середине 20-х гг. Большинству же поздних произведений Мартоса присуща определенная суховатость (памятник Александру I в Таганроге), подчас усложненность аллегорий (памятник Ломоносову в Архангельске). Меньше, чем прежде, чувствуется живая теплота образа не только в монументальных памятниках, но и в его поздних надгробиях.

За полувековой период преподавания в Петербургской Академии художеств  Мартос воспитал не один десяток молодых мастеров. Многие его ученики сами стали прославленными скульпторами. «Фидий девятнадцатого века», как называли его современники, почетный член многих европейских Академий, Мартос является одним из крупнейших представителей не только русской, но и мировой скульптуры этого времени.

В русском искусстве первой половины 19 в., и прежде всего первого тридцатилетия, были исключительно велики достижения в области синтеза скульптуры и архитектуры. Ни в одной другой стране в то время мы не встречаем  столь частых примеров тесного сотрудничества скульпторов с архитекторами  и столь большого количества созданных  ими первоклассных произведений синтеза искусства, как в России. Наряду с молодыми мастерами в этой области блестяще проявляют себя также скульпторы старшего поколения, творчество которых относится в основном к концу 18 в.,— в частности И. П. Прокофьев, Ф. Ф. Щедрин.

Наиболее значительными мастерами  монументальной и монументально-декоративной скульптуры, работавшими в постоянном содружестве с архитекторами, были Василий Иванович Демут-Малиновский (1779—1846) и Степан Степанович Пименов (1784—1833). Оба они были питомцами Академии художеств.

Совместная с архитекторами  работа Демут-Малиновского и Пименова начинается с Казанского собора Воронихина. Особенно интересна статуя киевского князя Владимира, которую исполнил Пименов (1804—1807). Образ известного деятеля древнерусского государства производит большое впечатление своей собранностью и напряженностью. Мастерски исполнены мускулистые руки, выразительны упругое движение и полуповорот всей фигуры.

Информация о работе Русская архитектура и скульптура первой половины XIX века